Борис Виан - Осень в Пекине

— И вам это удалось?

— Да, — сказал Анжель. — Но сейчас я в этом не вполне уверен, ибо то же самое чувство я испытывал два раза и теперь, когда я люблю Бирюзу.

— Какое такое чувство? — заинтересовался аббат.

— Когда кажется, что знаешь, уверенность такая, — сказал Анжель. — Знаешь точно, что надо делать, знаешь, зачем живешь.

— А зачем вы живете? — спросил аббат.

— Я не могу это выразить словами, — сказал Анжель. — Когда нет навыка, объяснить это очень трудно.

— Давайте еще разок, с самого начала, — предложил Иоанчик. — А то вы меня совсем запутали. Я даже нить потерял. Для меня это совсем не характерно. В конце концов, Иоанчик я или нет?

— Ну так, я любил одну женщину, — начал Анжель. — И для нее, и для меня это была первая любовь. Как я уже сказал, все было замечательно. Но теперь я люблю Бирюзу. Влюбился сравнительно недавно… А она… Ей я безразличен.

— Зачем вы так говорите? — сказал Иоанчик. — Откуда вы знаете?

— Она спит с Анном, — продолжал Анжель. — Он ее портит. Она вся износилась. Он губит ее. С ее согласия, разумеется, и делает он это не нарочно. Но что это меняет?

— А то, что вы Анна не осуждаете, — сказал Иоанчик.

— Не осуждаю, — подтвердил Анжель. — Но постепенно я стал все-таки хуже к нему относиться. Он слишком насладился ею. А сам говорил сначала, что ему на нее наплевать.

— Знаю, знаю, — сказал аббат. — Именно на таких мужчины потом и женятся.

— Не женится он на ней. Она меня, как известно, не любит, а я ее люблю, и я-то вижу, что ей почти пришел конец.

— Она еще очень ничего, что бы вы там ни говорили.

— Мне не это важно. Мне совершенно безразлично, была она лучше до нашей первой встречи или нет. Для меня существенно то, что она так сдала — и не по моей вине — с тех пор, как мы знакомы.

— Но будь она с вами, она сдала бы точно так же!

— Нет, — сказал Анжель. — Все-таки я не такая скотина. Я бы расстался с ней до того, как она придет в полную негодность. И не ради себя, а ради нее. Чтобы она могла себе подыскать кого-нибудь другого. Они ведь больше ничем мужчину привлечь не могут. Только своей красотой.

— Ну, это уж положим! — воскликнул аббат. — Иногда такая вошь себе мужика отхватит!

— Этих я в виду не имел, — сказал Анжель. — Вы меня, конечно, извините, но, когда я говорю о женщинах, я имею в виду хорошеньких женщин. Все остальные живут в совершенно ином, далеком от меня измерении.

— Ну и как же они себе мужчин находят?

— Примерно так же, как распространяются среди населения некоторые лекарственные средства, — сказал Анжель. — Без всякой рекламы, только по совету врача. Пристроить эти лекарства можно только таким способом. Если кто-нибудь посоветует. Вот и уродки эти выходят замуж за людей, которые их знают. Или же завлекают мужчин запахом. Или чем-нибудь в этом роде. Или же просто мужчины ленивые попадаются.

— Это ужасно, — вздохнул Иоанчик. — Вы сообщили массу подробностей, мне доселе неизвестных, как я полагаю, из-за моего целомудренного образа жизни и долгих медитаций. Когда вы священник, у вас создается совсем иное представление о женщинах. Они приходят к вам сами, и, вообще говоря, можно выбрать любую. Но поскольку все они — уродки, проблема выбора отпадает сама по себе. Можно считать, что это один из возможных способов ее решения. Остановите меня, а то я тоже заговариваюсь.

— Таким образом, — продолжил Анжель, — я считаю, что красивых женщин надо бросать или просто расставаться с ними до того, как они превратятся в ничто. Я всегда придерживался этого правила.

— Но они не всегда будут готовы с вами расстаться, — возразил Иоанчик.

— Расстанутся как миленькие. С ними же можно просто договориться — некоторые и сами понимают все то, что я вам только что объяснял, и тогда вы можете всю жизнь прожить, сохраняя с ними прекрасные отношения. Или же с женщинами можно вести себя намеренно жестоко, чтобы они сами вас бросили. Но это тяжело, ибо в минуту расставания вы должны еще любить их.

— Именно из этого вы, по всей видимости, и заключаете, что они еще чего-то стоят? Раз вы их любите?

— Да, — сказал Анжель. — Поэтому все это так тяжко. Вы не можете относиться к этому совершенно равнодушно. Вы расстаетесь с ней по своей воле, иногда даже сами находите ей другого мужчину, а потом, когда вам начинает казаться, что она с ним счастлива, вас обуревает ревность.

Он замолчал. Аббат Иоанчик, сжав голову руками, старательно предавался размышлениям.

— Это будет, пока вы сами себе другую не найдете, — сказал он.

— Нет. Даже когда вы нашли себе другую, ревность продолжает вас мучить. Но вы не должны этого показывать. А не ревновать вы не можете, ибо с той, предыдущей, вы не все исчерпали. Будто вам чего-то недодали. И чего бы вы сами никогда и не взяли, если вы, конечно, порядочный человек.

— Ну, скорее, человек вроде вас, — уточнил аббат, явно не врубаясь в суть обсуждаемой проблемы.

— Анн сейчас хочет дойти с ней до конца, — сказал Анжель. — Он так решил. И если его не остановить, от нее в конце концов ничего не останется.

— Ну, а если его остановить, объедки вас устроят? — поинтересовался аббат.

Анжель ничего не ответил. Лицо его немного побледнело. Усилия, потраченные им на изложение своей теории, истощили его. Они с аббатом сидели рядом на постели археолога. Анжель лег, положив руку за голову, и уставился вверх, разглядывая плотный темный натянутый над ними брезент.

— Впервые в жизни я участвую в столь продолжительной беседе, так и не сморозив ни одной вопиющей глупости, — промолвил Иоанчик. — Что бы это значило?

— Не переживайте, вы только что наверстали упущенное, — сказал Анжель.

XIV

— Мне Клод Леон рассказывал, что у негритянки внутри что-то вроде розового бархата, — объяснял Иоанчик.

Археолог тряхнул головой. Они шагали впереди, вслед за ними шли Медь и Анжель: молодой человек обнимал ее за талию.

— Я вижу, вы сегодня чувствуете себя гораздо лучше, чем тогда… — сказала она ему.

— Не знаю, — ответил он. — Наверное, это так, раз вы так считаете. Мне кажется, я в преддверии каких-то важных событий.

Аббат Иоанчик тем временем не отступался от своей темы.

— Не то чтобы я был очень любопытен, — сказал он. — Но мне хотелось бы все-таки выяснить, прав он или нет.

— Наверное, Клод Леон проверил это экспериментально, — предположил Афанарел.

Длинные жесткие пальцы Меди сжали Анжелю руку.

— Я хотела бы побыть с вами, — сказала она. — Надеюсь, после этого вам станет совсем хорошо.

— Вряд ли все сводится к этому, — возразил Анжель. — Вы, конечно, очень красивая девушка, и с вами я смог бы, это точно. Так что первое условие выполнено.

— Вы думаете, что потом одной меня вам будет недостаточно?

— Этого я не могу сказать, — отозвался Анжель. — Я должен изгнать из себя всякую мысль о Бирюзе. Но это невозможно, поскольку я люблю ее. Собственно, мысль именно в этом и заключается. Вас, скорее всего, будет достаточно, но в данный момент я нахожусь в состоянии, близком к отчаянию, и ничего не могу обещать. После Бирюзы для меня наступит мертвый сезон. Очень жаль, что вы появились именно сейчас, а не в другое время.

— Никаких чувств я от вас не требую, — сказала Медь.

— Чувства, может быть, будут, а может быть, нет, но вы тут ничего изменить не можете. С этим человек должен справиться сам. Как видите, в отношении Бирюзы я еще с этим не справился.

— Вы не приложили должных усилий.

— Раньше все это плохо укладывалось у меня в голове, — сказал Анжель. — Я только совсем недавно начал что-то понимать. Наверное, на меня благотворно повлияла пустыня. А в дальнейшем я очень рассчитываю на желтые рубашки профессора Членоеда.

— Он вам их оставил?

— Обещал оставить.

Анжель посмотрел в сторону Иоанчика и археолога. Они быстро шли вперед, и Иоанчик, жестикулируя, что-то объяснял Афанарелу на самой вершине дюны, у подножия которой находились молодые люди. Головы археолога и аббата начали терять высоту, а вскоре и вовсе исчезли за холмом. А впереди была уютная песчаная впадина. Анжель вздохнул.

Медь легла на песок. Она все еще держала руку юноши в своей и привлекла его к себе. По обыкновению, на ней были только шорты и легкая шелковая блузка.

XV

Амадис заканчивал диктовку писем, Бирюза записывала за ним, а их большие тени колыхались по комнате. Дюдю закурил сигарету и откинулся на спинку кресла. Писем в стопке с правой стороны стола становилось все больше и больше, они были готовы к отправке, но 975-го не было вот уже несколько дней, и почта все равно должна была уйти с опозданием. Амадис был расстроен этим обстоятельством. Предстояло принять немало решений: надо было вовремя переслать отчет, найти, быть может, замену Членоеду, безотлагательно решить проблему со щебенкой, попытаться урезать зарплату всем сотрудникам, кроме Арлана.