Светлана Волкославская - Повесть одной жизни
— Поэтому, простите, будем пить не только воду, — подмигнула она мне.
Где-то за месяц до этой встречи Ростиславу передали книгу, написанную этим Гороховым. Посвящалась она критике религиозного мировоззрения. Автор приводил высказывания каких-то ему одному знакомых верующих и затем эти высказывания опровергал. Выглядело это примерно так: «Верующий из Сарани Иван Иванов утверждает, что гром и молния на небе во время грозы — не что иное, как шествование на огненной колеснице Ильи пророка». Далее следовала критика такого неправильного объяснения физических явлений. Глава, посвященная разоблачению библейских мифов, содержала описания различных, на гороховский взгляд, противоречий в Священном Писании. «Библейское повествование сообщает, что Христос побывал на допросе у Ирода. Возникает вопрос, каким образом Ирод, умерший за четыре года до рождения Иисуса, мог его допрашивать?»
Или: «Библейский миф о том, что Иону проглотил кит, несостоятелен. Ученые утверждают, что диаметр пищевода китов составляет… и т. п.»
Ростислав без особой охоты отправился со мной в гости к Лиане. «Как я буду с этим Гороховым разговаривать, — ворчал он, — неловко же говорить образованному человеку, что его книга просто несерьезная!»
— А ты не говори про книгу, — посоветовала я, — будем просто так общаться.
Но встретивший нас в гостиной Лианы профессор, человек довольно молодой, но уже с лысиной, удачно декорированной зачесанными на нее сбоку волосами, сам пошел в бой.
«Давно хотел познакомиться, — пошутил он вскользь, — но боялся, что чашку кофе у вас выпить не удастся. У меня без кофе ни одна беседа не идет. Поэтому, вот, решил встретиться с вами у Лианы». Это был намек на наше представление о здоровом образе жизни. Затем, используя тему искусства, о котором все напоминало в доме Лианы, наш собеседник заговорил о картине Гойи «Сон разума рождает чудовищ». Якобы он еще более убедился в справедливости этого тезиса, собирая материалы для своей книги.
— Я не думаю, что картина Гойи критикует религиозную веру, — возразил Ростислав, — скорее невежество.
— Вы читали мою книгу? — поинтересовался Горохов.
— Читал, — ответил Ростислав.
— Тогда вы могли бы заметить, что именно невежество и побуждает людей верить.
— В своей книге вы сделали из религиозных людей чучело и только это чучело разбили, не более. Где вы только разыскали таких простаков, которые у вас говорят от имени всех верующих?
Я заволновалась, видя, что разговор становится напряженным, но, взглянув на Лиану, поняла, что именно этого она и хотела. Ее лениво прикрытые черные глаза светились каким-то мрачным удовольствием.
— Вы что же, хотите сказать, что если бы я вас взял за модель, то мне нечего было бы сказать? — полюбопытствовал Горохов, небрежно развалясь в кресле.
— Вам стало нечего сказать уже тогда, когда вы попробовали критиковать Библию. В Библии нет противоречий.
— А я вам покажу, — воскликнул профессор, выпрямляясь. — Объясните мне, к примеру, каким образом на берегу оказалось стадо свиней, отправленное затем в море, если евреям строго-настрого запрещено употреблять в пищу свинину?
В этот момент я поняла, что защитить диссертацию по научному атеизму, наверное, не очень трудно. Собственно преподаватели этой дисциплины в ВУЗах могут говорить студентам что угодно, не опасаясь, что кто-то заметит ошибку, ведь мало кто в аудитории вообще держал в руках Библию.
— Дело было в стране Гадаринской, — тихо ответил Ростислав, — то есть в окрестностях эллинистического города Гадары, на восточном побережье, сплошь заселенном язычниками. Там еврейские законы не действовали.
В принципе такие мелочи у нас в церкви знала каждая старушка.
— Позвольте! Какая страна Гадаринская? Там сказано Гергесинская, кажется! — возразил Горохов.
— Это одно и то же.
Когда заговорили про «неувязку» с Иродом, умершим за четыре года до встречи с Иисусом, мне стало совсем неловко. Говорить профессору о существовании династии Иродов… да об этом он мог прочитать в любом солидном историческом источнике!
— В четвертом году до нашей эры умер Ирод Великий, а допрашивал Иисуса его сын, Ирод Антипа, — сказал Ростислав.
— В моем справочнике упоминается только об одном Ироде, — недовольно буркнул в ответ Горохов.
При написании книги он пользовался только одним справочником!
Я старалась не смотреть на Лиану, которая, слушая этот разговор, явно веселилась. Особый интерес у нее вызвали вопросы о бытие Божьем. Горохов, естественно, утверждал, что «наука доказала происхождение жизни из неживой материи». Ростислав возражал, говоря, что нигде и никогда не было экспериментально подтверждено и продемонстрировано, как одноклеточные организмы превращаются в многоклеточные, нигде и никогда не было показано, как возникали простейшие ощущения и сознание, как родились мышление и речь. Как объяснить множество тупиковых линий, пропущенных звеньев в знаменитой «цепочке», начинающейся с обезьяны и заканчивающейся человеком? Если эволюционная теория научна, утверждал он, то к ней должны быть приложены требования науки — факты и только факты, а если это своего рода религия, то тогда можно все дарвиновские построения просто принять на веру.
— Ну, мы с вами гуманитарии, — сказал Горохов примирительно, — где уж нам разобраться в естественно-научных теориях. Я предпочитаю верить ученым.
— Тогда прислушайтесь к Пастеру, Вирхову, Дюбуа-Реймону, которые экспериментально доказали, что живая клетка происходит только от клетки и самозарождения жизни нет. Или обратите внимание на аргументы биолога Менделя.
— Буржуазная наука для меня не авторитет, — последовал ответ.
Я потихоньку толкнула Ростислава локтем.
— Знаете, — вдруг задумчиво сказала Лиана, — мне вот подумалось… Во что человек верит, в то он постепенно и превращается. Если внушить себе мысль, что ты произошел от животного в прошлом, немудрено незаметно превратиться в животное и в настоящем. В какого-нибудь зверя.
— Лианочка! — воскликнул Горохов со смехом, — уж вы-то, точно, произошли от какого-нибудь ангела, судя по вашему характеру!
Видимо, он был заинтересован закончить разговор в шутливом тоне, потому что и Ростиславу сказал с ухмылкой:
— Ну, друг мой, если все-таки есть ваш Бог… Подумаешь, сгорит в один прекрасный день в адском пламени какой-то Горохов! Делов-то!
— Как низко вы себя оценили, профессор, — ответил Ростислав с волнением, — ведь для Бога каждая человеческая жизнь бесконечно ценна. Каждый человек в Его глазах стоит того, чтобы за него умереть. Понимаете?
Доктор философских наук натянуто рассмеялся, переплетя руки на груди, как упрямый ребенок. Может быть, что-то он и понял, но после этих слов распрощался, и мы с ним никогда больше не виделись.
А Лиана вскоре преподнесла мне сюрприз. После еще нескольких встреч и долгих бесед с Ростиславом и Николаем, она сказала, что хочет быть крещена в нашей церкви. Первой мыслью моей было, что художница не совсем отдает себе отчет в том, каково реальное положение верующих, да еще и протестантов, в советском обществе. Я не могла представить себе эту женщину тайком пробирающейся к дому Степана или Терентия Потаповича. И потом, как ей понравится петь под фисгармонию вместе с бабушками, которые и слыхом не слыхивали об импрессионизме?
— Пойду куда угодно, — сказала она, — или пусть ко мне все приходят. Я закажу плотнику лавки и покрою их коврами.
На мою слабую попытку нарисовать ей скромную картину богослужения в частном доме она с грустью ответила:
— Мне, напротив, неуютно в театрализованном мире наших храмов. Они для меня перегружены деталями. Ты знаешь… мне даже хочется оставить у порога вашей строгой горницы свою драгоценную тонкость вкуса… Я теперь четко разграничиваю для себя душевное и духовное, как сказано в Библии… Для Него, — она показала пальцем вверх, — шедеврами могут стать только наши души, правда?
* * *Ростислава вызвали к директору вечерней школы. Произошло это после какого-то неприятного телефонного разговора, который директор, холеный, надменный казах, имел накануне. Когда Ростислав вошел в кабинет, лицо у директора было напуганное и злое, и почти сразу же он стал кричать. Ему непременно нужно было, чтобы злополучный учитель физики прямо сейчас увольнялся «по собственному желанию».
Ростислав в это самое время находился на больничном, и уволить как-то иначе его было нельзя.
«Я не хочу из-за него терять красную книжку!» — орал директор в лицо учителям, которые пытались как-то вступиться за коллегу.
Вечером к нам тайком зашла преподавательница русского языка, парторг школы. Она хотела поговорить.
