Толпа - Эдвардс Эмили
Элизабет морщится.
— Ну да, было дело, я была немного не в духе…
Она делает еще глоток вина и меняет тактику.
— Ладно, психуй, если хочешь, но давай сначала определимся с датой, чтобы я могла понять…
Внимание Элизабет привлекает яркое пятно: маленькая красноголовая пичужка, размахивая руками, бежит по траве к бассейну.
— Клем, серьезно? Сейчас? — кричит Элизабет своей дочери, которая переоделась в купальник; теперь видно, какая молочно-белая у нее кожа.
Но Клемми не слышит; она неподвижно замерла на краю бассейна, пристально разглядывая что-то в воде. В это же мгновение из дома раздается крик: «Мам, мы дома!» Вернулись мальчики, и Элизабет спешит к ним на кухню, чтобы быть первой, кому они расскажут о своих сегодняшних достижениях и неудачах.
Брай садится на колени возле Клемми, которая складывает ладошки чашечкой и опускает их в воду, тихонько приговаривая: «Бедная маленькая божья коровка, бедная божья коровочка».
У нее в ладонях, нелепо перебирая короткими ножками, барахтается в воде божья коровка.
— Она утонет, тетя Брай, она сейчас утонет! — голос Клемми в панике срывается, на глаза наворачиваются слезы.
— Нет-нет, мы ее спасем.
Брай ловко переворачивает насекомое, как при игре в блошки, и подносит руку Клемми к бодро шевелящимся ножкам. Как ни в чем не бывало божья коровка начинает взбираться по кисти Клемми, оставляя за собой малюсенькие лужицы. Клемми хихикает:
— Щекотно!
— Ты вовремя ее заметила, Клем, молодец.
— Тетя Брай, как ты думаешь, она голодная?
Они вдвоем собирают маргаритки и листья, чтобы соорудить для спасенной божьей коровки гнездо. Клемми придумывает ей имя — Ромашка, и они уже собираются отмечать новоселье Ромашки, когда Брай замечает несущуюся к ним Альбу. Она тяжело пыхтит на бегу, быстро, как только может, семеня пухлыми ножками, каштановые волосы растрепались — она как маленький прелестный ураган. Альба широко улыбается и не сводит глаз с Клемми, смеясь в предвкушении. Она уже выпрямила ладони, как ее учил папа. И вот она с топотом подбегает сзади к сидящей на корточках Клемми и закрывает ей глаза. Вот бы получилось!
— Угадай, кто, Лемми? — пищит она, пытаясь отдышаться.
Но Клемми легко уклоняется:
— Ш-ш-ш, Альба, тихо. Видишь, мы показываем Ромашке ее новый дом и новые вещи.
Альба садится на корточки рядом с Клемми. Она похожа на коренастого механика, осматривающего автомобиль. Она переводит взгляд с Клемми на кучу листьев и обратно.
— О-о, — произносит она, а затем на ее лице отражается удивление. — Но зачем букашкам вещи? У них же есть крылья!
* * *Спустя несколько минут Элизабет выносит рыбу, запеченную с картофелем, а Макс и Чарли следуют за ней с тарелками и приборами. Их шнурки волочатся по земле, а одежда после дня, проведенного в школе, выглядит ужасно неопрятно. Чарли кричит: «Привет, тетя Брай!», Макс машет рукой. Вскоре появляется Эш. Он кладет руку на плечо Брай и целует ее, подливает женщинам вина и до краев наполняет свой бокал. Брай открывает для взрослых пачку чипсов, а Клемми, пока Элизабет ходит за водой, осторожно пристраивает Ромашку под стол к себе на колени.
— Как там ваша йога? — интересуется Эш, занимая место рядом с женой, пока Элизабет усаживает Альбу на подушку.
Макс и Чарли начинают спорить о каком-то матче по крикету в Вест-Индии, а девочки тайком кормят Ромашку картофельным пюре.
— Старая безумная Эмма снова распевала «ом-м» громче всех? — спрашивает Элизабет, через голову стягивая фартук. — Макс, будь добр, локти со стола.
Макс закатывает глаза и на пару миллиметров приподнимает локти над столом. Чарли хихикает, но с опаской смотрит на Элизабет, которая села напротив Брай и Эша. Ей достаточно посмотреть на старшего сына и приподнять брови, чтобы он послушно убрал локти со стола.
— Вообще-то, ее не было. Кажется, она неважно себя чувствует, — отвечает Брай.
— О, неужели у нее разыгралась какая-нибудь чакра? Она у меня в черном списке: вызвалась проанализировать местные инициативы по ограничению скорости транспорта, и с тех пор от нее ни слуху ни духу. Хотя я не удивлена.
— Разве она когда-то была у тебя в белом списке, Элизабет? — Брай старается, чтобы это не прозвучало так, будто она поддерживает Эмму: Эш и Элизабет обожают высмеивать хипповых друзей Брай.
Элизабет кивает:
— Тоже верно.
— Я ее видел вчера в «Уэйтроузе», — говорит Эш, протягивая руку за чипсами. — Я был возле сыров и даже оттуда слышал, как в веганском отделе бренчат ее бусы, и колокольчики, и вот это все, что на ней. Я сделал вид, что не заметил ее, но она меня все-таки сцапала.
— Клемми, съешь, пожалуйста, немного рыбы, — отвлекается Элизабет и снова возвращается к разговору. — Боюсь, Эши, в Фарли ты от нее не спрячешься.
Только Элизабет позволено называть его «Эши».
— А то я, блин, не знаю, — отвечает он.
Элизабет хмурится: Эш выругался в присутствии детей — но ни он сам, ни дети этого не замечают.
— Я никогда не привыкну к случайным встречам. Вообще не понимаю, зачем люди на улице заводят эти дурацкие неловкие беседы ни о чем, если можно просто кивнуть друг другу или там, не знаю, помахать. Серьезно, если я захочу с вами увидеться, я напишу сообщение и договорюсь о встрече, но зачем останавливаться и говорить о погоде просто потому, что мы живем рядом и случайно шли по одной стороне улицы? Не понимаю.
Лицо Элизабет уже явно выражает недовольство Эшем, она качает головой и говорит:
— Это называется жизнью в обществе, Эши.
— Нет, это называется чертовой тратой времени.
Элизабет продолжает, не обращая внимания на его слова:
— Это называется знакомиться с соседями, быть ответственным, заботиться друг о друге.
Эш морщит нос в притворном отвращении:
— Не, это не для меня.
— Как говорится, можно вывезти парня из Северного Лондона, но Северный Лондон из парня уже не вывезешь.
— Аминь.
Коли появились в Фарли два года назад, покинув дорогой сердцу Эша Северный Лондон, где его престарелые родители так и живут с тех пор, как пятьдесят лет назад переехали в Англию из Нью-Дели. Эш прожил в Лондоне сорок пять лет, но согласился уехать, потому что Брай поклялась, что их дочь будет дышать чистым воздухом, у Эша будет меньше поводов для стресса, а рядом будут жить люди с похожими взглядами. Эш сменил костюм на шорты и шлепанцы, отрастил бородку, больше седую, чем черную, а его старые солнечные очки словно приросли к голове надо лбом. Еще до переезда он продал свою интернет-компанию, занимавшуюся цифровым маркетингом, которую он строил десять лет и которая стоила ему первого брака. Он лишь в общих чертах может рассказать о первых годах жизни двух своих сыновей, словно приходится им добрым дядюшкой, а не отцом. Когда брак с первой женой, Линетт, распался, Эш женился на своей работе, а все остальное послал к чертям — он станет зарабатывать кучу денег, будет покупать лучшее, а сотрудники будут его бояться. Жить он будет исключительно в центральной части Лондона и встречаться с женщинами лишь затем, чтобы заставить других мужчин ревновать. Это будет жизнь без страсти, зато стабильная. Но все пошло наперекосяк, когда однажды на корпоративе в его жизнь ворвалась Брай со своими длинными темными волосами и шоколадными глазами. Он обещал ей — точнее, клялся и плакал, — что никогда-никогда больше не поставит работу выше всего остального. Поэтому его не пришлось долго убеждать переехать в Фарли, который понравился им обоим, после того как они несколько раз побывали в гостях у Чемберленов.
Дети Чемберленов уже закончили есть, но они знают, что нужно подождать Альбу, прежде чем им дадут фруктовый салат. Три пары глаз смотрят, как Альба запихивает последние кусочки картошки и рыбы в рот, со звоном кладет вилку на тарелку и хлопает в ладоши.
Чарли уносит тарелки на кухню и возвращается с десертом. Макс запускает ложку в салатницу, чтобы наполнить маленькие миски, и Чарли бьет его по руке:
