В Восточном экспрессе без перемен - Миллз Магнус
Я не мог оставить все как есть — на главном въезде к мистеру Паркеру. Поэтому, немного подумав, я решил накрасить там квадрат. Куском мелового камня наметил контур, а вместо линейки взял шест от своей палатки, чтоб вышло ровно. Затем принялся тщательно закрашивать. Когда закончил, ворота на ощупь уже почти высохли. Я постоял, разглядывая новый зеленый квадрат: интересно, я правильно поступил или нет? Но все равно, теперь-то уже что переживать. Отмыв кисть, я пошел и заварил себе чаю. Тут меня поразило, что я не ел уже несколько часов, поэтому я себе еще и сковородку фасоли разогрел. И наконец сел отдохнуть.
Минут через двадцать к парадному въезду подрулил синий микроавтобус, который я видел утром. Мои часы теперь показывали четыре. Я увидел, как из него вышла школьница, помахала кому-то внутри, когда автобус отъехал, и по бетонке двинулась к дому. На сей раз меня она вовсе не заметила. Когда она скрылась, я сходил к воротам посмотреть, не оставила ли она следов на зеленом квадрате.
Не оставила.
* * *Сгущались сумерки, когда я увидел, как по дороге общего пользования движется пара фар — и сворачивает в ворота. Я едва различал очертания пикапа мистера Паркера — прицеп, казалось, гружен чем-то массивным. Когда на горке зажегся свет, я взял полотенце и пошел к душевому блоку. Над дверью мужского отделения висела оранжевая лампа, и ее тусклый свет вел меня по темноте. За последние несколько суток я привык ходить между тускло освещенными палатками, в которых велись приглушенные беседы. Но сегодня вечером на всем поле был только я — безмолвно и босиком брел по траве. Я вошел в душевые, и меня тотчас ослепила мощная флуоресцентная лампа, установленная над раковинами. Она сияла на белые плитки и беленые стены, и все это место от такого сияния казалось очень голым и пустым. Когда глаза привыкли к яркости, я выбрал кабинку и повернул кран. Странное дело — он оказался полностью открыт, но вода не текла. Я попробовал кран в соседней кабинке — то же самое. Я уже собрался проверить и третий отсек, как вдруг души отчего-то включились все разом. Вода казалась вполне теплой, поэтому я тут же встал под один душ и принялся намыливаться. Не такая горячая, как в предыдущие разы, но быстро ополоснуться сойдет. Полминуты спустя, однако, вода пошла совсем холодная, поэтому я быстро смыл с себя пену и снова вышел. Стоял и раздумывал, что же произошло, но тут в душевые вошла школьница со шваброй.
2
— Я помешала? — спросила она.
— Нет, все в порядке, — ответил я. — Я только что закончил.
— Ну а еще душ вам вообще понадобится?
— Э… сегодня нет. Спасибо.
— А завтра?
— О да, утром мне бы хотелось.
— Просто мы теперь по ночам воду выключать будем.
— Это зачем еще?
— Вдруг мороз ударит.
— У вас так холодно бывает, да?
— Может похолодать, — сказала она. — А оголенных труб много.
— О, — сказал я. — Ну а что мне тогда с душем делать?
— Мне надо будет показать вам, как его включать и выключать.
Все души по-прежнему шпарили в полную силу, пока мы разговаривали, поэтому нам обоим приходилось немного повышать голос, чтобы расслышать друг друга. Я стоял, обернув вокруг талии полотенце, а эта юная девушка объясняла мне водопроводную систему.
Начала она с того, что показала в кабинку.
— Вам нужно только оставить все краны полностью включенными. Их вообще трогать не нужно. Потом — пройдите-ка за мной. — ‘Она вывела меня из мужского отделения, по темноте снаружи и в пустое женское отделение. Тут все было устроено точно так же, как у мужчин, только больше зеркал. Все женские души тоже шпарили во всю мочь. — Вот этот большой кран — вентиль главной подачи, — продолжала она. — Поэтому, перед тем как принимать душ, откройте его, а после закроете.
— Открыть до и закрыть после, — повторил я. — Ага.
— А другой красный кран внизу — для слива всей системы. Поэтому сперва закройте его, а потом откроете.
— А не многовато ли воды расходуется? — спросил я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Вообще-то нет, — ответила она. — Там, откуда она течет, ее хоть залейся.
— А, тогда ладно, — сказал я.
— Вы, значит, все запомнили?
— Да, спасибо.
— Хорошо.
Она двинулась обратно к мужскому отделению.
— А вы кто? — поинтересовался я.
— Гейл Паркер.
— Так вы, значит, дочка мистера Паркера, да?
— Точно.
— Ну что ж, еще раз спасибо вам за помощь. Пока.
— Пока.
И она удалилась. Я стоял возле мужского отделения, еще несколько мгновений прислушиваясь, она же меж тем принялась шуршать своей шваброй по душевым кабинкам, а я потом вернулся в палатку одеваться. После не оставалось ничего другого — только идти в паб. У меня имелся выбор — пешком или на мотоцикле. Если поеду на мотоцикле, это значит, что пить придется меньше, максимум — три пинты. Или можно пойти пешком и выпить пять. Я подумал про деньги, что сэкономил, покрасив ворота мистеру Паркеру, и решил идти пешком.
Через полчаса я добрался до нижнего бара «Вьючной лошади». Там было два входа. Один — парадная дверь, мимо телефона-автомата и через вестибюль, застеленный ковром. Другой, который я предпочитал, был боковой дверью из пивного сада. На двери висела табличка: «БРОСАЮТ ДРОТИКИ, — гласила она, — СНАЧАЛА СТУЧИТЕ».
Советом я пренебрег и толкнул дверь.
— Секундочку! — раздался изнутри настоятельный голос.
Я замер и подождал. Последовали три мягких удара. — Порядок, — сказал голос. — Можно заходить.
Я вошел, и со мной поздоровался бармен, которого я сегодня уже видел. Он вытаскивал три дротика из доски в углу за дверью. Оглядевшись, я понял, что я тут единственный посетитель.
— Зимой в эту дверь никто не ходит, — сказал он, дружелюбно улыбнувшись. — Вам бы лучше через верхний бар.
— А, ну да, — сказал я. — Простите, дальше так и буду.
Предупреждение на двери я, конечно, видел и раньше, но никогда всерьез его не воспринимал. В конце концов, до сегодняшнего вечера я ходил сюда через эту дверь, и никакого явного риска оказаться пронзенным дротиком не было. Вообще-то и доски для дротиков тут даже не было — только пустая деревянная рама, вся в крохотных дырочках. Сверху висела лампа под металлическим колпаком, а сбоку — черная доска для подсчета очков с нанесенными по трафарету позолотой словами «ДОМА» и «НА ВЫЕЗДЕ». До сегодняшнего вечера, тем не менее, сама доска здесь отсутствовала. Теперь же она снова была в употреблении, и дверью в пивной сад пользоваться не рекомендовалось.
— Надо будет вообще ее запереть, — сказал бармен. — Нам же несчастные случаи тут не нужны, правда?
— Да нет, наверное, — ответил я. — А значит ли это, что в пивной сад теперь тоже нельзя?
— Ну, он у нас тут вообще только для туристов, — сказал он. — А их больше нет.
— Кроме меня.
— Вы не считаетесь.
— Правда?
— Если вы тут в это время года, то нет, — сказал он. — Пинту «Экса»?
Он уже зашел за стойку и вообще-то принялся качать пиво ручным насосом, еще даже не спросив, чего я хочу.
— Да, пожалуйста, — сказал я.
— Вам придется растянуть удовольствие, объявил он. — Это последний бочонок. Через несколько дней закончится.
— Меня вполне устраивает, — заметил я. — Я здесь только до конца недели.
— Ну что ж, — сказал он. — Значит, и поможете допить, а?
Он водрузил идеально налитую пинту «Топэмовского» «Эксцельсиора-горького» на стойку, и я ему заплатил.
— А потом вам его разве возить не будут? — спросил я.
— Мы никогда не продаем столько, чтоб оно того стоило, — ответил он.
— А как же местные? Они его разве не пьют?
— Нет, конечно, — ухмыльнулся он в ответ. — Их настоящий эль не интересует.
— Вот оно как?
— Ну, они гораздо больше уважают пиво из кегов. Лагер и тому подобное. С фабрики, знаете.
Он снова вышел из-за стойки и возобновил свою тренировку с дротиками. Мгновение спустя снова повернулся ко мне с озадаченным видом.