Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Зайдя в будку телефона-автомата, опустил двухкопеечную монету в прорезь и набрал номер. Длинные гудки, наконец, чуть глуховатый недовольный голос Ларисы:
— Я слушаю. Але, але!
Он промолчал.
— Коля, это ты?
Сейчас бросит трубку. А что ей сказать? «Лариса, я тебя хочу»…
— Ну, хорошо, черт с тобой, я сейчас выйду. Где ты?
— Рядом, — улыбаясь, ответил он и насадил на рычаг черную трубку.
Собачонка подошла и, задрав лохматую голову со смышлеными глазами, посмотрела на него.
— Голодный, песик? — подобрел Уланов. — Сейчас что-нибудь придумаем!
Перешел дорогу и нырнул в гастроном, что размещался в полуподвальном помещении. Вскоре вернулся с куском вареной колбасы, про которую в газетах писали, что она колбасой и не пахнет. Однако бездомный песик с аппетитом сожрал стограммовый кусок, облизался и уверенно ткнулся влажным холодным носом в ладонь Николая. Вроде бы и глаза у него стали повеселее. Одно ухо в самом низу обкусано. Не иначе как на собачьей свадьбе…
Пивоварова жила на Разъезжей, неподалеку от комиссионного магазина «Мебель». Уланов минут пятнадцать пялился на обшарпанную дверь парадной, прежде чем оттуда вышла Лариса. Она была в короткой кожаной куртке и клетчатых брюках, широких в бедрах и сужающихся книзу. На ногах белые сапожки с блестящими пряжками. Вроде бы и прическа другая. Раньше длинные каштановые волосы свободно спускались на плечи, а теперь завязаны на затылке в пышный узел. Странная эта современная мода! У куртки широченные плечи с подкрылками, брюки мужские. Издали и не поймешь, девушка это или парень.
— Привет, — сказала Лариса и, зорко оглянувшись по сторонам, подставила щеку для поцелуя. Николай, нагнувшись, поцеловал, ощутив тонкий аромат духов и хорошего крема — А ты, Коля, настырный!
— Ты меня заинтриговала, — ответил он — За кого ты выходишь замуж? За жулика или нового советского бизнесмена?
В серых чуть выпуклых глазах девушки что-то мелькнуло, напомаженные губы тронула улыбка.
— Это ревность или простое любопытство?
— Мне интересно, кто теперь стал героем нашего времени, — сказал Николай. — За кого самые красивые девушки норовят поскорее выскочить замуж?
— Красивые девушки не любят неудачников, — ответила Лариса — Им не светит жить в коммунальной квартире, рассчитывая лишь на одну зарплату мужа-инженера, стоять в длинных очередях за разной ерундой и стирать в ржавой ванне пеленки.
Уланов хотел было разразиться длинной тирадой в защиту мужа-инженера, но промолчал: Ларису переубедить невозможно. Нужно было срочно придумать, куда ее повести. В ресторан? Отпадает… С его наличными и в мороженице делать нечего. В кино? В «Колизее» на Невском идет «Связь через пиццерию». В главной роли тот самый актер, который играл в «Спруте» честного комиссара полиции, выступившего против мафии.
— Куда мы пойдем? — спросила девушка.
— К тебе, — неожиданно сказал Николай — Твои ведь на работе…
— А ты нахал, Коля!
— Можно подумать, что я собираюсь жениться на кооператорше….
— А что? Это идея.
— Я не продаюсь… — многозначительно произнес Уланов.
— Сначала заскочим в магазин, — чуть поколебавшись, сказала Лариса. — У меня даже хлеба нет.
Серый песик проводил их до булочной, еще раз благодарно ткнулся носом Николаю в руку и деловито потрусил за следующим хозяином на час. На этот раз он выбрал низкорослого мужчину в резиновых сапогах с авоськой и зеленой шляпой на маленькой вертлявой голове.
3
Глядя, как разгуливает голая крутозадая Лариса по квадратной комнате, Николай снова подумал, что мода все-таки непостижимая штука! Иной раз вместо того, чтобы подчеркивать в молодой женщине женственность, стройность, она уродует ее. Кожаная куртка придавала Ларисе мужественность, свойственную юноше, а не девушке, бесформенные мешковатые брюки скрывали стройность фигуры. Куртки, брюки, свитера — все это одежда для молодых мужчин. Зачем же современная мода одела в мужское и девушек?..
— У тебя какие сигареты? — рассеянно спросила девушка, роясь в карманах своей куртки, брошенной на пол у тахты. Маленькие груди чуть заметно шевелились, распущенные волосы закрывали правую половину порозовевшего лица, укрыли круглое белое плечо.
— Я не курю, — буркнул Николай. Уж это-то она могла бы запомнить!
— Опять в городе хорошие сигареты пропали… — закуривая, произнесла Лариса.
— А как же твой… кооператор? Не обеспечивает американскими? — подковырнул Николай.
— Ты напрасно подтруниваешь над кооператорами, — выпуская голубоватый дым из обеих ноздрей, заметила Лариса. — Во-первых, все они большие работяги, во-вторых, мелочами не занимаются. Читал в «Комсомолке», как один кооператор-коммунист заплатил партийные взносы в размере девяноста тысяч рублей? Это значит — с трех миллионов.
— Фантастика! — вырвалось у Николая, — Я не могу в это поверить. Это какое-то надувательство.
— Газета надувает читателей, или кооператоры — государство?
— Издержки перестройки… — покачал головой Уланов. У него пятерка в кармане, а тут миллионами ворочают… И это была не зависть, а… А что, Николай и сам бы себе не смог ответить.
— Пусть даже в десять раз меньше он заработал, в сто — все равно это огромная сумма!
У девушки даже глаза заблестели от возбуждения. Она присела на край тахты, на которой под тонким клетчатым одеялом лежал Уланов. На бедро поставила хрустальную пепельницу с собачкой, разительно похожей на того самого песика, который нынче повстречался Николаю. Ноги у Ларисы полные, колени круглые с нежной гладкой кожей. Запах сигареты раздражал его, но приходилось терпеть. У него дома, на Марата, Лариса не курила. Там она вообще держалась скромнее и спешила поскорее в ванную одеться, подкраситься. Бабушка редкий вечер не ходила в театр, так что часа два-три после восьми у них было.
— Чем он занимается? — после затянувшейся паузы поинтересовался Николай.
— Павлик? — улыбнулась Лариса, — Он писатель.
— На кооперативных началах пишет книги? И сам их издает?
— Павлик пишет видеофильмы для любителей, — пояснила Лариса. — У него круглые сутки работают несколько видеомагнитофонов, накручивая десятки, сотни рублей. От клиентов нет отбоя. Он в сутки может заработать двести-триста рублей. Ты разве не знаешь, что трехчасовая кассета с видеофильмами стоит сто рублей?
— Вот, значит, какой он писатель! — рассмеялся Николай. — А что же ты будешь у него делать? Заряжать видеомагнитофоны кассетами?
— Посмотри, что мне Павлик подарил? — Лариса сунула ему под нос длинный острый палец с розовым ноготком и золотым колечком с маленьким бриллиантом, — Знаешь, сколько стоит? Три рубля!
— Рубля?
— Триста рублей, дурачок! — рассмеялась девушка, — А ты мне на восьмое марта преподнес букетик гвоздик.
Николай вспомнил, что за этот букетик из трех гвоздик он заплатил на Кузнечном ровно десять рублей пятьдесят копеек! А что делать? И люди, скрипя зубами от бессилия и злости, платили, сколько запросят. Это был самый настоящий разбой в Ленинграде! Продавцы цветов, наверное, собрали в Международный женский день самую богатую денежную жатву за весь год.
— Куда же мне с твоим Павликом тягаться, — вздохнул Николай.
— А ты и не тягайся, мой милый! — Лариса взъерошила ему густые русые с желтизной волосы на лобастой голове — Он будет моим мужем, а ты…
— Счастливым любовником? — продолжил он.
— Тебя что-то не устраивает? — серые глаза ее сузились и посуровели, — Может, это я тебе каждый день названиваю? Требую встречи?
— Извини… Я как-то еще не привык к роли отставного любовника.
— Как видишь, я тебя еще не отставила…
Она змеей залезла под одеяло, прижалась к нему, властно поцеловала. Ее проворные холодные пальцы заскользили по его телу. И эти легкие прикосновения были ему приятны. Что говорить, он привык к ней, к ее щедрому телу, требовательным ласкам, даже к равнодушию.
— У тебя гладкая кожа, — замурлыкала Лариса. Когда на нее в эти моменты накатывала грубоватая нежность, она всегда по-кошачьи мурлыкала и присюсюкивала, называя его лапой, котиком, пусей, барсиком, что коробило Николая — Если ты будешь паинькой, то твоя Ларисочка никогда тебя не бросит…
Женщиной она, конечно, была опытной и ласковой, ну а на дурацкие словечки, вроде пусика и барсика, можно и не обращать внимания…
Лариса как виртуоз-дирижер руководила Улановым в постели, в эти сладостные минуты у нее хватало благоразумия не сюсюкать и не произносить пошлых фраз, однако ее руки, движения красноречивее любых слов вели их обоих по проторенной дорожке к высшему пику наслаждения. А потом… потом опустошенный и тоже равнодушный, он лежал на смятой простыне и тупо смотрел на потолок, мечтая лишь об одном: чтобы Лариса, вернувшись из ванной, не заговорила и больше не дотрагивалась до него. Уж в который раз он ловил себя на мысли, что после бурного завершения их редкой в последнее время любви ему хочется поскорее одеться и уйти отсюда, но он знал, что женщина это почувствует и обидится. И он молча лежал и разглядывал на сероватом высоком потолке с простенькой рожковой люстрой пятнышко, напоминающее божью коровку.
