Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии

Она говорила все это с неподдельным теплом; все сказанное звучало достаточно красноречиво, но я сознавал, что здесь имеет место обыкновенное притворство пополам с явным преувеличением. Я не в состоянии был понять, на самом ли деле профессор Хишин обрушил на мою голову всю эту лавину похвал, или всеми этими комплиментами она попыталась соблазнить меня.

Опустив глаза, я слушал ее, не в состоянии остановить. В конце концов руки у меня бессильно повисли и, уже сдаваясь, я спросил:

— Ну так сколько же ей лет, вашей девчушке?

— Девчушке? — Она расхохоталась. — Она не девчушка. Ей, уже двадцать пять лет. Она уже проучилась два года в университете. Кстати, вот фотоснимок, который она прислала два месяца назад, перед тем как заболела.

Взяв конверт из грубой зеленой бумаги, она извлекла из него два моментальных снимка, на которых была изображена молодая женщина: выглядевшая очень мило и интеллигентно. На одном снимке женщина стояла на фоне громадной реки, в которой проглядывались обнаженные согнутые человеческие фигуры; второй снимок был сделан возле входа в какое-то здание, очень напоминающее индуистский храм. На этой фотографии слева и справа от молодой женщины, обвив ее руками, стояли юноша и девушка.

Вернувшись домой, я решил, не взирая на поздний час, позвонить родителям в Иерусалим и спросить их мнение. К моему изумлению, и моя мать, которая уже легла, и отец, которого разбудил мой телефонный звонок, полагали, что я ни в коем случае не должен отказываться от предложения, сделанного мне директором больницы.

— Он всего лишь управляющий административным советом, — пытался я объяснить отцу, но он был непреклонен.

— Не имеет значения, — упорно твердил он, спросонья переходя на английский. — Люди, подобные ему, обладают реальной властью, поскольку они прочно сидят в занимаемых ими креслах, а вокруг них — такие же, как они. И даже если твой профессор Хишин в один прекрасный день по той или иной причине исчезнет, это не доставит тебе никаких неприятностей, в случае, если твоим будущим будет озабочен глава больничной администрации.

— Это происходит не совсем так, как ты представляешь, отец, — продолжил я свое слабое сопротивление. — Все не так просто.

Но родители мои были едины в своем энтузиазме:

— Главное, не пори горячку с отказом — твоя больница никуда не денется, а ты сам говорил, что весь год работал, как вол, достаточно для того, чтобы позволить себе отдых.

— В Индии? — саркастически протянул я. — Что это за отдых может быть в Индии, не скажешь ли?

Но здесь разговор повела моя мать, принявшаяся хвалить эту страну. У нее, понимаете ли, был дядя, который служил в Индии между двумя мировыми войнами, и, насколько она помнила, он был буквально влюблен в Индию и никогда не уставал восхищаться ее очарованием.

— Это была совершенно другая Индия, — сказал я, пытаясь охладить ее пыл, но она продолжала упорно стоять на своем.

— Ничего на свете не становится совершенно другим — если что-то было некогда полно волшебства и красоты, что-то да должно сохраниться, а для такого короткого путешествия — тем более.

Признаться, реакция родителей меня поразила. Самонадеянно я полагал, что их всегдашняя тревога за меня заставит их сделать хотя бы попытку отговорить от подобной идеи. Вместо этого они присоединились к общему прессингу.

— Я не представляю, что за отдых получится из такой поездки, — пробурчал я в телефонную трубку.

Не говоря уже о том, что сейчас я просто не нуждаюсь в отдыхе, именно сейчас. Мне так нравится работать в больнице, что я не хотел бы пропустить даже один день. В любом случае, я хочу еще раз все обдумать. Я обещал сообщить окончательный ответ им не позднее завтрашнего утра… и на этом я попробовал закончить разговор. Но не тут-то было.

— Даже если сейчас идея путешествия не слишком привлекает тебя, — привел еще один аргумент мой отец, — люди ожидают от тебя помощи. Рассматривай это как возможность совершить доброе дело.

Я рассмеялся.

— Доброе дело? Здесь речь не идет о благодеянии. Эти люди хотят оплатить все мои услуги и расходы. И, согласись, это не имеет ничего общего с благодеяниями. Да и почему этим, кроме всего прочего, должен заниматься именно я? В их распоряжении обширный выбор. Вся больница. Они могли легко пригласить любого другого доктора, чтобы он поехал и привез обратно их дочь…

Но в этом как раз я не был уверен. Когда я обещал Лазарам, что дам окончательный ответ не позднее утра, они повторили, что в случае моего отказа у них уже не будет времени, чтобы найти и уговорить другого врача.

— Для тебя это случай познакомиться с другим миром и чуть-чуть встряхнуться, — сказала мне мать. Недавно они с отцом выражали озабоченность по поводу моего образа жизни, моей увлеченности работой, которая, как им казалось, превращала меня в раба медицины.

— Другой мир? Может быть, — устало ответил я, опуская телефонную трубку на колени и обессиленно откидываясь на постель. — Но поможет ли это встряхнуться мне здесь?

Мои родители молчали. Как если бы в конце концов, через расстояние, я смог передать им всю глубину моей усталости.

— Когда вы должны отправиться? — осторожно спросила мама.

— Прямо сейчас. — Я закрыл глаза и завернулся в простыню. — Они хотят лететь в Рим послезавтрашним рейсом.

— Послезавтра? — переспросила изумленная мама, еще не осознавая срочности этого путешествия.

— А ты что думала? Все очень серьезно. Где-то там находится больная девушка. Кто знает, что с ней на самом деле? Именно это я и пытаюсь вам втолковать — это вовсе не увлекательная прогулка.

Я почувствовал, как нарастает напряжение на другом конце провода.

— В таком случае… надо и в самом деле все взвесить дважды. Может быть, ты и прав. Мы будем думать об этом… а утром поговорим на эту тему еще раз.

Я пожалел о своем звонке. Этой ночью их и без того короткий сон будет еще короче из-за лихорадочного желания снова обсудить со мной мои планы. Для них я прежде всего был их единственным ребенком. Сейчас, больше чем когда-либо, я причинял им беспокойство, по мере того как холодное одиночество холостяцкой жизни засасывало меня все более.

Мне было всего двадцать девять лет, но я уже отметил не без сожаления повторяющиеся попытки вытолкнуть меня в жизнь за пределы больничных стен. Побуждало их к этому частично ощущение вины за тот нажим, который я испытал с их стороны во время учебы. Во всяком случае, когда я позвонил им на следующее утро, отец сказал мне:

— Мы думали всю ночь и в конце концов изменили свою точку зрения в отношении этого путешествия в Индию. Похоже, оно будет и в самом деле очень утомительным, и правильнее будет от него отказаться…

Но к их огромному изумлению я сообщил, что всего лишь полчаса тому назад я согласился поехать и попросил их найти мой британский паспорт и выбрать подходящий для путешествия чемодан…

Вместо радости или хотя бы удовлетворения, я ловил лишь напряженное беспокойство в их голосах, как если бы накануне вечером мы обсуждали возможности не реального, а чисто теоретического путешествия. Это из-за них я изменил свое решение? — хотела знать мама. Я вынужден был ее разуверить. Я тоже много думал и абсолютно самостоятельно решил, что должен ехать. Затем я сообщил им малоприятную новость: профессор Хишин оставил в хирургическом отделении не меня.

На том конце провода воцарилась тишина.

— Хишин предпочел оставить не тебя, а другого ординатора? — недоверчиво произнес наконец мой папа. — Возможно ли это, Бенци?

— Еще как возможно, — ответил я легко, но сердце мое болезненно отреагировало на их растерянное удивление. — Но ничего, никакой трагедии в этом нет. И может быть, и вправду в такой ситуации лучше оказаться где-нибудь подальше и подумать, что делать.

Правда заключалась в том, что я и на самом деле испытывал странное облегчение, как если бы что-то во мне освободилось, оборвалось. С того самого мгновения, как я дал Лазарам согласие сопровождать их в путешествии по Индии — это произошло в шесть тридцать утра, — прелести предстоящего пути стерли из моего сердца и гнев и зависть. Трубку поначалу взяла жена Лазара, и в первое мгновение я не узнал ее голоса, который звучал моложе и свежее, чем накануне вечером. Похоже, она не была удивлена моим решением, как если бы она знала о нем заранее; тем не менее она несколько раз поблагодарила меня, спросив, окончательно ли я решил. Но ее муж, потеряв терпение, выхватил у нее из рук трубку и начал обстреливать меня инструкциями с ужасающим напором. Он собирался в Иерусалим для встречи со специалистом по Индии из Министерства иностранных дел, чтобы запастись рекомендательными письмами и прочими официальными бумагами; свою жену при этом он перепоручал мне для завершения всех необходимых приготовлений.