Владимир Кунин - Интердевочка
К счастью, в это время раздался звонок. Мама вскочила из-за стола, рванулась к дверям.
- Сиди, - сказала я. - Открою. Это - Лялька.
Конечно, это была Лялька - бывшая мамина ученица, моя соседка по лестничной площадке. Ляльке - восемнадцать. Хорошенькая - спасу нет. В прошлом году завалила вступительные в медицинский, и я устроила ее к нам санитаркой для рабочего стажа.
- Здрассьте! - Сказала Лялька с моими интонациями. - Ну, ты даешь! Я тебя жду, жду внизу…
- Лялечка! - Обрадовалась мама. - Здравствуй, детка!
- Ой, извините, Алла Сергеевна! Доброе утро.
- Мамуля, мы пошли…
- Подожди! - мама метнулась в комнату, потом обратно и стала пихать мне два рубля. - Ну, возьми!..
- Да есть у меня деньги.
- Ты уходишь на сутки - тебе необходимо нормально питаться!
- Ну, мама…
- Не спорь! И Лялю покорми.
- До свидания, Алла Сергеевна.
- Привет, ма…
К отделению милиции мы с Лялькой подкатили на какой-то халтурной черной «Волге». Уже из машины я увидела «картину маслом»: Зинка Мелейко во всем своем вечернем боевом обличии, на высоченных каблуках, подметала вместе с несколькими ханыгами двор, а школьница, взгромоздившись на колченогую стремянку, мыла снаружи высокие окна первого этажа. Помогали ей две жуткие патлатые бабы. Рожи опухшие, в синяках. Ткни пальцем - бормотуха так из ушей и брызнет!
- Погоди, шеф, - сказала я. - Сиди, Лялька, не высовывайся. Один момент!
Я выскочила из машины. Достала из сумки свитер, джинсы и куртку, протянула их Зинке.
- Отвернись! - Крикнула Зинка пожилому милиционеру, который приглядывал за всей этой компанией.
Тот сплюнул и отвернулся. Зинка натянула на себя джинсы, сняла кофточку, под которой не было даже намека на лифчик. Ханыги заржали. Зинка даже не посмотрела в их сторону, надела свитер, освободилась от юбки и закурила.
Подбежала школьница, попросила у меня сигарету. Вместо сигареты я сунула ей под нос фигу и вернулась в машину.
Когда подъехали к больнице, я порылась в бумажнике среди «крупняков», достала пятерку и расплатилась с водилой.
Лялька отчужденно молчала до самой лестницы, а потом спросила:
- Ты зачем у матери два рубля взяла? У тебя вон сколько их!
Вот Ляльку я жутко люблю! Ах, девка! Человек…
Я на ходу обняла ее за плечи. Она попыталась отстраниться, но я еще сильней притиснула ее к себе:
- Лялька… А лучше было бы, если б она знала, что у меня есть деньги, сколько их и откуда они, да?
- Нет.
- Вот то-то! Своих надо беречь.
Лялька мгновенно оттаяла и тут же продолжила начатую еще в машине тему:
- Танька, ну возьми меня как-нибудь с собой! Сколько тебя просить?..
Пока мы с Лялькой ехали к нашей больничке, у гостиницы на Неве шестеро представителей фирмы «Белитроник» весело усаживались в маленький оранжевый автобус своей фирмы, который они пригнали из Стокгольма. По бортам «микрика» было написано название фирмы, ее адрес и номер телекса.
- Кто сегодня за рулем? - Спросил бенни.
Всклокоченный краснорожий Гюнвальд, с которым я тусовалась в прошлом году, заорал:
- Кому мы можем доверить наши драгоценные жизни в чуждой и враждебной нам обстановке социализма? Кто из нас оказался самым решительным, самым смелым, самым-самым?
- Эдварда за руль! - Завопили все.
- Правильно! - орал Гюнвальд. - Человек, который женится на русской…
Слово «проститутка» он не успел произнести. Его дернули сзади за куртку и он мгновенно среагировал:
- На русской девушке, достоин всяческого уважения! Даже если потом она окажется шпионом!
Все расхохотались. Эдвард улыбнулся, сел за руль, и они поехали на Васильевский остров, на выставку.
А у меня начался рабочий день. Мой третий мир.
В отделении, над телевизором - электрические часы. Мне иногда кажется, что днем я вижу, как движется даже часовая стрелка. Минутная, так она для меня просто мчится сломя голову.
- Э, погоди-ка… Тут у тебя уже гематомка будь здоров! Давай-ка я тебя лучше в бедро кольну… А на попку - грелочку…
- Танечка! Вас в третью палату просят. Старушка у окна…
- Иду.
- Таня… У меня опять повязка протекла.
- Вот и хорошо. Значит, есть отток. Сейчас сменим…
- Такая изжога, Тань. Ну, от всего буквально! А от соды еще хуже.
- Держи смесь Бурже и мензурочку. Пей…
- Татьяна Николаевна! Велихову из седьмой палаты - на рентген.
- Вот баночка. Утром, до завтрака, помочитесь. А вот коробочка. Для кала. А здесь фамилии напишите. Чтобы не спутать…
- Как в такую маленькую коробочку делать.
- Головой можно подумать?
- Таня, в первой палате этого инсультника нужно переодеть и перестелить. У него недержание мочи и…
- Нет вопросов! Лялька! Возьми чистый комплект носильного и постельного белья и айда со мной в первую палату. Поможешь.
- А обедать?
- Успеешь. Дуй за бельем!..
- Таня! К телефону! Очень приятный иноземный акцент.
- Алло! Эдик?
Я столько раз бывала у него на выставке, в его шведском отделении, что буквально физически увидела его сидящим в конторке у телефона. На столе стоят банки с «Туборгом», валяются какие-то записи, каталоги. Тут же сидят Гюнвальд, Кеннет и Бенни - его сослуживцы. Я слышала их шведскую болтовню, видела через широкое окно часть выставки, уйму нашего ленинградского народа, бродящего между экспонатами. Почти все держали в руках рекламные листовки и фирменные проспекты.
- Таня? Это я - Эдвард. Ты сказала про нас маме?
- Конечно! Она очень-очень рада!
- Я должен ей сделать визит.
- Конечно!
Тут заорал Гюнвальд, вырывая у Эдварда трубку. Но мой тихий Эдик сказал мне: «Момент, Таня», прикрыл трубку ладонью и что-то жестко проговорил краснорожему Гюнту. Тот даже опешил от неожиданности. Но потом все свел к шутке и оглушительно расхохотался. Встревоженные Бенни и Кеннет вытащили его из конторки. Эдвард сказал:
- Я тебя очень люблю, Таня. Сегодня я позвоню в консульство и узнаю все про ваши и наши формальности.
- Хорошо. Целую тебя.
- Спасибо, - он помолчал и осторожно положил трубку.
Тут же помчалась минутная стрелка, неторопливо двинулась часовая. Снова покатились мои рабочие сутки.
- Больные, сдавайте термометры! Что там у нас с температурой?.. Подставляем попочку… Замечательно! Держи ватку, держи…
- Тань, а Тань!.. Пока тебя не было, Иван Афанасьевич трое суток стонал, никому спать в палате не давал. А сегодня - огурец! Он в тебя влюбленный. Гы-ы!..
- Во, дурак! Болтает тут!.. Не слушай, Танечка…
- Я вас тоже очень люблю, Иван Афанасьевич. Вот эту таблеточку… Запить теплой водичкой. Если что - зовите. Ладно?.. Ляля! Что это за влажная уборка? Все сначала! Из углов - чтобы не соринки! Почему «утки» с мочой стоят? Вынеси немедленно, и - «ежиком» с горячей мыльной водой. Не халтурь!.. Господи, хоть бы сегодня по «скорой» никого не привезли!.. Миленькие мои больные и выздоравливающие! Через пять минут выключаю телевизор и - отбой!
- Танюша, чай будете с нами пить?
- Обязательно, Владимир Александрович! Вот только свет в палатах выключу…
- Таня, вот…
- Батюшки! Откуда такие цветы потрясающие?!
- Это тебе. Мама принесла.
- Ну, спасибо, кавалер ты мой маленький! Дай я тебя поцелую…
- Тань, иди чай пить!
- Иду.
Когда я вошла в ординаторскую, наше традиционное ночное чаепитие было уже в разгаре. Негромко пел Высоцкий из магнитофончика (Лялька с собой на дежурство таскает), сидел наш молодой доктор Владимир Александрович, Нинка - медсестра с соседнего поста, и вторая санитарка - старуха Сергеевна.
На столе - чайник электрический, пироги с капустой, коржики, колбаска по два двадцать, помидорчики-огурчики… Каждый, кто идет на сутки, обязательно из дому что-либо тащит.
Вошла я в ординаторскую, и силы меня покинули. Колпак крахмальный с головы стянула, туфли скинула и пошлепала босиком.
- А кто в лавке остался? - спросил наш доктор.
- А никого, - ответила Нинка. - Все дрыхнут. Тяжелых нету.
Достала я свою старую сумку, вытащила бутылку яичного ликера «Адвокат», пачки «Данхилла», «Ротманса», «Пелл-мелл» и две плитки швейцарского шоколада.
- Гуляем, ребята!.. - сказала я и рухнула на топчан.
Сергеевна взяла в руки бутылку и спросила:
- Это чего?
- Ну, сладкое! Не помнишь, Сергеевна? Танька уже приносила такую. Из яиц сделано, - ответила Нинка.
- Ой, вкусная!! - вспомнила Сергеевна.
- Откуда это все, Танечка? - Интересуется доктор.
- С работы, - не было сил ничего выдумывать.
- Совместительство, что ли? - позавидовала Нинка.
