Ольга Найдич - Дом на побережье
«Ты ведешь себя как студентка, — сердито упрекнула она себя. — Успокойся, ненормальная. Это просто прогулка. Ну что ты мечешься, как суслик по тундре?»
Это выражение Мира придумала еще в институте. «Представьте, что суслик неожиданно очутился в тундре, — объясняла она, когда кто-то спрашивал ее о смысле этих слов. — Вокруг снег, холодно, никого нет. А он мечется туда-сюда и не может понять — где он очутился? Где его норка? Куда делась родная степь? Почему именно суслик? А почему бы и нет?»
Но с другой стороны, она чувствовала себя замечательно. Ей хотелось рассказать кому-то о Петербурге, о своих ощущениях. Раньше она использовала для этого дневник, но в последние годы как-то забросила это дело. Кажется, толстая тетрадь в кожаной обложке так до сих пор и лежала в верхнем ящике ее письменного стола. А может, она ее уже переложила в шкаф к папкам со старыми документами. Мира нахмурилась. Нет, в самом деле, где же ее дневник? Ах да, она не стала его перекладывать. Уже совсем собралась, но не стала.
Алекса она увидела издалека, на том же самом месте, где они встретились вчера и где она увидела его в первый раз. И как в первый раз, он стоял и глядел на залив. Мира была абсолютно уверена, что идет бесшумно, и все же он обернулся.
— Я уже начал думать, что вы не придете, — его лицо осветилось слабой улыбкой. Нет, скорее даже намеком на нее.
— Я была в Петербурге, — объяснила Мира, на миг остановившись, чтобы скинуть босоножки.
— Ну и как там?
— Прекрасно, — она жестом предложила пойти вдоль берега, и Алекс кивнул. — Знаете, у меня все время было ощущение, будто я просто вернулась туда, а не приехала второй раз в жизни.
— Мира, а вы… — он заколебался, не зная, как сказать.
— Что — я?
— Вы… вы верите в то, что душа человека может остаться на земле после его смерти и вселиться в другого человека?
Вот этого Мира не ожидала. Но вопрос был интересным, одним из тех, по которым Мира могла без устали спорить несколько часов подряд. Что в студенческие годы частенько и делала…
— Ну… вам ответить с научной точки зрения или с личной?
— А есть разница?
— С научной — не верю. Существование души вообще не доказано, хотя исследования в этом направлении велись, — Мира оседлала своего любимого «конька». — Было зафиксировано, что в момент смерти тело человека становится легче приблизительно на 9 граммов. Но это, как вы понимаете, не доказательство. К тому же нет определения, что вообще представляет собой душа.
— Чувства, эмоции, отношение к миру…
— Эмоции — это только кратковременные реакции на что-то, — возразила Мира. — Страх, интерес… И с чувствами почти то же самое, хотя они устойчивее. Некоторые считают, что душа — это информация, которой владеет человек, но и тут можно поспорить…
— А как же быть с теми, кто потерял память? — перебил ее Алекс. — Получается, они потеряли душу? И теперь это будет уже совсем другой человек?
— Вот то же самое и я обычно говорю, — засмеялась Мира. — Так что тут ничего не ясно. Поэтому и верить в существование души пока рано, а уж тем более — в возможность ее переселения.
— Вы говорили что-то о личной точке зрения, — напомнил Алекс. Он поддел ногой камешек и проследил, как тот упал в прибрежные волны.
— Я верю в реинкарнацию. Понимаете, ведь если то, что мы называем душой, существует — а что-то ведь существует — то после смерти оно должно куда-то деться. И потом, вы можете себе представить небытие?
Алекс покачал головой.
— И я не могу. Поэтому гораздо спокойнее думать, что после смерти у тебя будет просто новая жизнь, — она смущенно улыбнулась. — Ведь все подобные теории возникли именно из-за страха человека перед смертью, вы же понимаете. Кстати, может, нам перейти на «ты»?
— Конечно. А как насчет призраков? В них ты веришь?
— Нет, — твердо ответила Мира. — Вот это уже точно выдумки. Даже не столько выдумки, сколько галлюцинации или те или иные природные явления. А часто и игра подсознания, — она закрыла ладонью глаза, чтобы посмотреть на заходящее за горизонт солнце. По берегу протянулись длинные тени от валунов. Подойдя к одному из них, красно-коричневому камню со сколом, образующим естественное сиденье, она смахнула ладонью песок и села, скрестив ноги. Алекс сел рядом.
— Наверное, ты часто общаешься с людьми, которые говорят, что видели их, — предположил он, искоса поглядывая на Миру. Она пожала плечами.
— Нет. Поверишь, ни разу не встречалась с этим. Голоса из космоса были, а призраки — нет, — говорить с ним на ты» оказалось на удивление легко.
— Когда-то это были голоса святых или мучеников, — хмыкнул Алекс.
— Времена меняются.
— Наверное.
Какое-то время они сидели молча, глядя на волны. В небе раздался резкий крик чайки, и Мира подняла голову, выискивая птицу.
— А чем ты занимаешься? — спросила она, не отводя взгляда от облаков. Алекс неопределенно пожал плечами.
— Разным.
«Не хочет отвечать», — безошибочно определила Мира. Она уже столько раз слышала этот тон от своих пациентов. И приходилось прилагать немало усилий, чтобы объяснить им, что именно для их лечения она должна знать как можно больше. Но Алекс не был ее пациентом, и если он хотел оставить эту сторону своей жизни в тайне, она не могла мешать ему.
Очевидно, Алекс угадал ход ее мыслей, потому что внезапно тронул ее за руку.
— Не пойми меня превратно, я действительно занимаюсь разными вещами. Когда-то разводил лошадей, занимался недвижимостью… Трудно выделить что-то определенное.
— Вечный поиск?
— Да нет, смена обстоятельств. А тебе нравится твоя работа?
— Думаю, да, — Мира не могла не восхититься тем, как упорно он переводит разговор на нее.
— Думаешь? Значит, не уверена?
— Просто… понимаешь, у меня сейчас то, что называют кризисом. Я и сюда-то приехала, чтобы собраться с мыслями, подумать. Это у всех бывает.
— Неудача?
Мира грустно усмехнулась.
— Я впервые поняла, что не всесильна.
— Значит, большая неудача, — отметил он.
— Это была не неудача, — возразила Мира, не глядя на него. Вместо этого она наблюдала, как золотит темные волны заходящее солнце. — Это было… Я даже не знаю, что это было. Преступление, фиаско, осознание своей никчемности…
— Так плохо?
Она не поворачивала головы, но знала, что он смотрит на нее.
— Из-за меня погиб человек, Алекс.
В наступившей тишине она услышала, как где-то далеко прогудела электричка. Мира упрямо подняла голову, до слез вглядываясь в небо, подернутое полосками красно-золотых облаков, и вздрогнула, когда Алекс нашел ее руку и слегка сжал.
— Это ведь неправда, Мира. Я не знаю, что случилось, но ты сама знаешь, что говоришь неправду. Да погляди же на себя, — резко выдохнул он, когда она обернулась, собираясь возразить. — У тебя такой вид, будто ты намеренно берешь на себя чужую вину.
— Но это в самом деле моя вина! — Мира отдернула руку и обхватила себя за плечи. И тут же пожалела об этом. — Я должна была ее спасти! Обязана была.
— Кого — ее?
— Девочку. Наташу, — Мира подтянула колени к груди, внезапно почувствовав пугающую незащищенность. — Она была моей пациенткой почти год. Ее родители развелись. Отец выпивал, а мать… она была хорошей женщиной, но слишком тревожной. Они часто ссорились, пока мать наконец не забрала Наташу и не ушла. А Наташа любила отца и не понимала, почему они больше не живут вместе. Умом-то понимала, ей было уже одиннадцать лет, но ей часто казалось, что это из-за нее мать с отцом не могут помириться. Потом ее мать вышла замуж за другого человека, а отец совсем спился. И Наташа… она потеряла желание жить. Ей все время казалось, что она лишняя в новой семье, что она никому не нужна. Она любила отца, он искренне старался быть для нее настоящим отцом, но он был болен, а алкоголизм… от него очень трудно лечиться. Ему все казалось, что он может остановиться в любой момент. А Наташа считала, что очень похожа на отца, а значит, она тоже плохая, во всяком случае, в глазах матери. Той не нравились ее друзья, знаешь, те, кого называют шпаной. На самом деле это была довольно безобидная компания, но ее мать слишком беспокоилась. Она считала, что алкоголизм может передаться по наследству, и однажды Наташа услышала, как она разговаривает с подругой об этом. И решила, что так оно и есть. Она ведь пробовала спиртное в своей компании, всего чуть-чуть, но решила, что тоже «пьет». А отец после ухода жены совсем опустился. Незадолго до… того, — она мотнула головой, не желая вслух называть то, что случилось, — он пообещал придти на ее день рождения. Она так ждала, все время говорила мне, как здорово будет, когда он придет и они вместе сходят в зоопарк или покататься на аттракционах. А он в очередной раз напился и не пришел. Друзей у нее не было, потому что мать настояла, чтобы ее перевели в новую школу. Там было лучше, чем в старой, но Наташа ни с кем не хотела дружить. Я возражала, но мать решила, что сама знает, что для дочери лучше, — Мира сама заметила, что ни разу не назвала Елену Викторовну по имени, но ей просто не хотелось. — А недавно они с мужем сказали Наташе, что у них будет ребенок. Они хотели, чтобы семья стала настоящей. Даже отказались от дальнейшего лечения, решили, что Наташу нужно просто окружить заботой и лаской. Понимаешь, раньше она сопротивлялась, а в последнее время стала покладистой. Это было не хорошо, совсем не хорошо, но они этого не понимали. Я настаивала на продолжении лечения, но не смогла переубедить их. А должна была… Наверное, Наташа почувствовала, что теперь совсем не нужна им, что ребенок как-то отвлечет их от потери. И однажды вечером, когда мать с отчимом смотрели телевизор, она ушла в свою комнату и выпрыгнула из окна. Мгновенная смерть.
