Уилл Селф - Инсектопия
УРА! – написали чешуйницы.
– Я также уберу паутину, которой позволил скопиться у карнизов и потолка.
СПАСИБО! СПАСИБО! МЫ ПРОДОЛЖИМ СЛУЖИТЬ ТЕБЕ.
Джонатан собирал шваброй последние клочки паутины в свободной спальне, когда позвонила Джой.
– Все нормально? – спросила она.
– Да, все в порядке. – По какой-то причине сам звук ее голоса, вибрирующий в трубке, безумно его раздражал, словно она каким-то образом оказалась заперта внутри, постукивая ногтями по бакелиту.
– Насекомые не беспокоят, значит? – Она засмеялась – еще один звонкий, раздражающий звук.
– Нет, с чего бы?
– Ну, они тебе все лето докучали. И, честно говоря, ты даже не представляешь, насколько хорошо в Лондоне, вдали от всей этой поганой природы… – Она замолчала, и Джонатан прикусил губу, удерживаясь, чтобы не ляпнуть, что «поганой природе» без нее тоже неплохо. – …Хотя я все равно уверена, что к пятнице успею по всему этому соскучиться. Я приеду на поезде в три сорок, можешь вызвать такси, чтобы забрать меня из Сакса?
Джонатан сразу же согласился, но стоило ему повесить трубку, как Джой испарилась из его мыслей. Он был в восторге от жизни в Инсектопии. В кабинете они оставляли его в покое, но по всей остальной квартире роились упорядоченные группы насекомых, занимающихся своим делом – помощью ему. Аккуратные фаланги жуков прочесывали ковры, жвалами выискивая мусор. Точно так же команды уховерток работали в ванной, а на кухне все следы завтрака, даже колечко растворимого кофе, оставленное им у банки, были уничтожены трудолюбивыми муравьями.
За обедом он снял оставшиеся липучки и имел еще более долгий разговор с чешуйницами на сушилке. КАК ВЫ, БЕЗ СОМНЕНИЯ, ПОНИМАЕТЕ… – начали они, на что Джонатан немедленно ответил:
– Я буду признателен, если вы не будете разговаривать со мной в таком тоне!
Насекомые немедленно превратились в ответ:
ИЗВИНИ! МЫ ХОТЕЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ЖИВЕМ В ТВОЕМ КОТТЕДЖЕ НЕ ПО СОБСТВЕННОМУ ВЫБОРУ. МЫ ЗАХОДИМ ВНУТРЬ ПОТОМУ, ЧТО ОБЫЧНО ЗДЕСЬ ЕСТЬ КАКАЯ-НИБУДЬ ГНИЛЬ, В КОТОРУЮ МЫ МОЖЕМ ОТЛОЖИТЬ СВОИ ЯЙЦА, ЧТОБЫ НАШИ ЛИЧИНКИ МОГЛИ РАСТИ И СТАТЬ ПОЛНОЦЕННЫМИ И АДЕКВАТНЫМИ ЧЛЕНАМИ ИНСЕКТОПИИ.
– Ясно.
ОДНАКО ПОСКОЛЬКУ МЫ УБИРАЕМ ВСЕ ДЛЯ ТЕБЯ, ЭТИМ МЫ, ПО СУТИ, ЛИШАЕМ СЕБЯ КЛЮЧЕВОГО КОМПОНЕНТА НАШЕЙ ЭКОСИСТЕМЫ.
– Разумеется, я понимаю.
МЫ ХОТЕЛИ БЫ ЗНАТЬ, НЕ СОГЛАСИШЬСЯ ЛИ ТЫ ПЕРЕДАТЬ СВОБОДНУЮ СПАЛЬНЮ В НАШЕ ВЛАДЕНИЕ. В ЭТОМ СЛУЧАЕ МЫ БУДЕМ БОЛЕЕ ЧЕМ РАДЫ ОТДАТЬ ВЕСЬ ОСТАЛЬНОЙ ДОМ В ТВОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ…
– Но меня вполне устраивает, как вы помогаете мне…
…ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ ИЗ НАС, КТО БУДЕТ ПОМОГАТЬ ТЕБЕ.
– Понимаю. Ладно, я подумаю над этим.
И он подумал, хотя на самом-то деле Джонатан уже давно знал, какое решение примет. Насекомые оказались такими способными маленькими друзьями. Он больше не находил их отвратительными и, когда видел их за работой на ковре, то наклонялся поближе, чтобы посмотреть на выражения их нечеловеческих лиц. Он также обнаружил, что их помощь с его утренним туалетом оказалась не просто полезной, но и необычайно чувственной.
По ночам мотыльки стучались в окна ванной, пока он не впускал их, и тогда они укутывали его своими мягко подрагивающими крыльями. Они нежно слизывали скопившиеся за день пот и грязь, а затем осушали кожу легким трепетом крылышек. От него не последовало никаких возражений, когда чешуйницы на сушилке предложили, чтобы жучки и уховертки обработали и более интимные части его тела, тщательно их вычистив.
Джонатан подумал, что никогда раньше он не находился в такой гармонии с окружающим миром. Он также понял, что наиболее плотские из человеческих взаимоотношений стали казаться гораздо более чужими, чем эти нежнейшие из ласк. Утром он отправился в Инвардли и купил «У Хана» десять фунтов свиных сосисок.
– На шашлыки? – спросил мистер Хан, щеголявший сегодня четырьмя подбородками.
– Не совсем, – ответил Джонатан.
Он разложил их в свободной спальне, на белых пластиковых поддонах, которые вытащил из холодильника. Большую часть дня он держал дверь в эту комнату открытой, но, когда настал вечер, чешуйницы сказали ему, что нужды в этом нет. Тогда он захлопнул дверь и заснул в своем, добровольно свободном от насекомых коттедже.
На следующее утро, когда Джонатан заглянул в свободную спальню, он почувствовал прилив отцовской гордости, увидев набухшую синеву гниющих сосисок, каждая из которых была покрыта белыми наростами – признаком личинок. Личинок жующих, личинок растущих, личинок, жизнь которым дал он. Группа мух, обрабатывавшая последние пять фунтов сосисок, внедряя свои яйца в разлагающееся мясо, взмыла в воздух, когда он зашел в комнату – и исполнила то, что, на взгляд Джонатана, выглядело как реверанс, признание его позиции как помощника и сюзерена.
Он проработал все утро. Одна особенно добросовестная муха оказалась крайне способной к поиску слов – разыскивая необходимое, она ползала по раскрытому Оксфордскому словарю, чтобы затем усесться на нужной строчке и подрагивать крыльями, подобно живому курсору.
– ЕЩЕ МЯСО? – поинтересовались чешуйницы на сушилке, когда он пошел сделать себе сандвич.
– Я об этом подумаю, – ответил Джонатан, кидая им кусок ветчины. Затем он вернулся в кабинет – позвонить насчет такси, чтобы забрать Джой на станции.
Джонатан был так поглощен указателем, что не услышал визга тормозов, когда такси Джой остановилось у коттеджа.
– Я дома! – проверещала она от двери, и Джонатан почувствовал то же отвращение, что и при разговоре по телефону. Ну почему ей необходимо говорить таким высоким, таким безмозгло настойчивым голосом?
Она зашла в кабинет, и они обнялись.
– Милый, у тебя найдется пятерка для таксиста?
– Э… э… погоди-ка. – Он похлопал по карманам. – Извини, при себе нету. Посмотри, кажется, в свободной спальне была кучка мелочи…
Джонатан вслушался, как она поднялась по лестнице. Как открылась дверь. Услышал гнетущий, гигантский, пульсирующий гул, поглотивший ее. А затем поднялся и пошел заплатить таксисту.
Примечания
1
Ремесло (фр.).
2
В психологии: неосознаваемое стремление человека, колеблющегося между двумя видами деятельности, выбрать третью. Так, в затруднении перед выбором из двух альтернатив человек непроизвольно начинает чесать голову.
