Урс Видмер - Господин Адамсон
Следующие несколько дней мы все-таки играли в саду господина Кремера. Просто Мик этого хотел, а я ничего не придумал, чтобы отговорить его. Естественно, я нервно оглядывался, тут ли господин Адамсон. В конце концов, это наш с ним секрет, и я не должен был просто так приходить к нему с Миком. Но он не появлялся. Только один раз, когда я, убегая от Мика, с пронзительным криком заворачивал за угол, мне показалось, что я на секунду его увидел. Он высунул голову из-за угла сарая, в котором лежали садовые инструменты, тачки, давно заржавевшие лопаты и мотыги. Но может, я и ошибся. Лицо господина Адамсона исчезло так же быстро, как появилось. Словно очень яркий фонарь, который кто-то включил на мгновение и сразу выключил. Мик нашел меня и бросился в бой. И вот мы катаемся по земле, я внизу, мой лучший друг наверху, кряхтим и пыхтим.
— Я победил! — закричал Мик и вскочил на ноги.
Так что прошло несколько дней, прежде чем я пришел в сад один. Мик сидел за какой-то проступок в школе, а потом он еще должен был идти на лечебную физкультуру, на нее школьный врач посылал тех, кому угрожаю искривление позвоночника или кто начинал сутулиться. Когда я пролез через дыру в самшитовой изгороди — не знаю почему, но я тащил с собой кость динозавра, — господин Адамсон уже сидел на скамейке. Вытянув ноги, закрыв глаза и подставив лицо солнцу, он улыбался. Может, он дремал и ему снились цветы, те, что росли вокруг него. Над ним кружила пчела, а он не просыпался. Но потом все-таки поднял голову, когда я бежал по высокой траве. Я взобрался на скамейку рядом с ним. Он уселся попрямее и снова немножко отодвинулся от меня.
— Мамонт? — спросил он, показывая на кость.
— Динозавр. Они умели летать и могли, пикируя, схватить ребенка, а иногда и взрослого мужчину. Я ее откопал в карьере.
— Раньше я тоже копал, — сказал господин Адамсон. — Искал клад.
— Ну и как? Нашли?
— Не такой древний, как эта кость. — Господин Адамсон с восторгом глядел на нее. — Давай поиграем в прятки? Я уже целую вечность не играл в прятки.
Вначале мы, понятное дело, тянули жребий, кому водить первым. Я пробормотал считалку про мужика, у которого сломалось колесо, и спросил, сколько надо гвоздей. Господин Адамсон знал ответ:
— Три!
Я проиграл.
Ну я скрестил руки, положил их на стену виллы господина Кремера, уткнулся в них головой, закрыл глаза (вначале я даже крепко зажмурился), громко сосчитал до пятидесяти и закричал:
— Я иду искать!
Господин Адамсон пропал. Я отошел на два-три шага от стены, достаточно далеко, чтобы видеть даже садовые ворота, но все-таки не настолько далеко, чтобы господин Адамсон смог коварно выскочить рядом и раньше меня добежать до стены. Потому что если играть в прятки по правилам, то вода должен не только найти того, кто прячется, но и еще первым ударить рукой по тому месту, где стоял с закрытыми глазами. Может, господин Адамсон притаился под самшитовой изгородью? Спрятался среди маргариток? Забрался на магнолию?
Мне понадобилось много времени, прежде чем я нашел его в бочке с водой, откуда он вылез совершенно сухим. Я быстрее его добежал до стены и с облегчением прокричал:
— Раз, два, три! Тебе водить!
Теперь водой стал господин Адамсон. Его очередь была стоять у стены, закрывать глаза, громко считать и кричать: «Я иду искать!» Он тут же нашел меня, хоть я, затаив дыхание, скорчился за тачкой и закрыл глаза.
Потом мы несколько раз пробежались наперегонки, от задней стены сада до той, что выходила на улицу, и обратно. Господин Адамсон стрелой летел рядом со мной, а я тогда пробегал стометровку еще за секунды — скажем, за четырнадцать и восемь, — и только на последних метрах немного отстал. Словно недалеко от цели снизил темп.
— Молодец! — похвалил он меня, когда я, сияя от гордости, остановился у ворот. — Ты выиграл!
Я с трудом переводил дыхание. А он, казалось, даже нисколько не устал. Древний старик, а бегает, как ласка!
— А какой теперь год? — спросил господин Адамсон, как будто услышал вопрос, вертевшийся у меня на языке: какой ему годик, но неправильно его понял.
— Тысяча девятьсот… — Я наморщил лоб. — Мне восемь.
— Тысяча девятьсот сорок шестой, — кивнул господин Адамсон. — Вот как, уже…
Он направился к скамейке у дома. Я уселся рядом с ним. Мы молчали, болтали ногами и глядели, как кошка Мика охотится за мышами. Она сидела, словно неживая, в тени магнолии и, не отрывая глаз, смотрела на траву. Иногда был виден кончик ее хвоста. Тень дерева медленно, очень медленно сдвигалась, иногда солнечный свет попадал ей в глаза, она моргала и возмущенно поднимала голову.
— Теперь, когда мы стали друзьями, ты подал мне одну идею, — наконец сказал господин Адамсон скорее собственным носкам, чем мне. — Нам нужны деньги. — Он поглядел на меня: — У тебя есть деньги?
— У меня есть свинья-копилка.
Он радостно закивал.
— Туда опускаешь деньги и копишь, так что к восемнадцати годам соберется целое состояние.
— Это через десять лет, — возразил господин Адамсон, — а я имел в виду минут пять.
— Если свинью перевернуть и потрясти, монетки из нее прямо так и выскакивают. Мне хватит и трех минут.
Я рванул к лазу в изгороди, пролез через него так быстро, что ветка расцарапала мне лоб, и помчался по тропинке мимо скамейки, где обычно отдыхали прохожие, вдоль изгороди, перебежал через дорогу, не посмотрев ни направо, ни налево, ворвался в дом — на долю секунды я заметил себя в зеркале на стене — и побежал наверх по лестнице, в свою комнату. Я едва переводил дыхание. Снял с полки копилку, вытряхнул из нее на ладонь столько монеток, сколько получилось — а получилось четыре или пять, — и ринулся в обратный путь. Через три минуты, самое позднее — через четыре я уже снова стоял рядом с господином Адамсоном. Я показал ему деньги.
— Ну, что за идея?
— Биби, — ответил господин Адамсон.
— Кто такая Биби? — Кровь со лба текла мне в правый глаз, я смахнул ее рукой. Ладонь и зажатые в ней монетки стали красными.
— Моя внучка. Девочка с карими глазами и длинными волосами. Она смеется, прыгает и поет день и ночь. Когда я видел ее в последний раз, ей было четыре. Мы играли в прятки. На ней был фартук в красную и коричневую клетку, а на мне вот эта вязаная кофта, и я был разут. Понимаешь, я как раз снял ботинки, а сапожник Киммих их чинил. Я спрятался за низким стеллажом, где стояла отремонтированная обувь, меня трудно было не заметить, но я видел, что она все равно не может меня найти. Ну а потом… — Он как-то смущенно рассмеялся и пожал плечами. — Надеюсь, она все еще живет на прежнем месте. Пешком для тебя будет слишком далеко. Эти деньги нужны тебе, на трамвайный билет.
Он подпрыгнул как мальчишка или даже как гренадер наполеоновской армии, с восторгом предвкушавший поход на Россию.
— Вперед! — Его глаза горели. Вязаная кофта, впрочем, даже не кофта, а какое-то серое покрывало, казалось, превратилось в строгий солдатский мундир, носки же, хоть они и остались носками, — в семимильные сапоги. Странно, что у него не появились вдруг усы и трость.
Не обращая на меня больше никакого внимания, он отправился в путь, правда, не к воротам, а к моему лазу в изгороди. Я побежал за ним. У меня хоть и не было ни трости, ни солдатской сабли, но зато я держал кость динозавра. На одном ее конце было что-то вроде набалдашника, который приятно холодил руку. Я размахивал этой «тростью» как средневековый подмастерье, впервые в жизни отправляющийся посмотреть мир.
Мы шли вниз по улице, такой пустынной, что можно было спокойно, не встретив ни одной машины, шагать посередине. Как два великана, один побольше, второй поменьше. Отец с сыном или скорее дед с внуком, преданным ему всей душой. Я чуть было не взял его за руку. Только кость помешала мне, да еще то, что и во время ходьбы господин Адамсон держался на некотором расстоянии от меня. Зато он умел петь замечательные походные песни. Вначале он спел очень длинную, в которой отец с сыном — немного похоже на нас — в течение многих куплетов шли к горькому концу: сын — я, — несмотря на предостережения папы, оказался-таки на виселице. Потом «Один километр пешком» — эту я тоже знал и вопил что было мочи, дальше — «Два километра пешком», три, четыре, пять, пока нам не надоело. Господин Адамсон подмигнул мне, как подмигнул бы человек своему сообщнику, задумав сыграть какую-то шутку, я засмеялся в ответ. Вот это приключение! Из домов — а здесь внизу, недалеко от трамвайной остановки, начиналась настоящая улица, — так вот, из сотен открытых окон одновременно раздались сигналы точного времени местного радио. Три свистка, как из чайника, последний на полтона выше первых.
— Двенадцать часов тридцать минут. Передаем сообщения Швейцарского агентства новостей.
Господин Адамсон остановился, широким жестом обвел дома вокруг и воскликнул:
