Банана Ёсимото - Полная луна. Кухня-2

— Ты как ребенок. — Недавний вакуум вдруг превратился в слова, и я подумала: Когда Юити со мной, мне больше ничего не надо. Это длилось всего мгновение, но я ужасно растерялась. Такая сильная вспышка, что в глазах потемнело. Переполнило сердце.

Я готовила ужин два часа. Юити в это время смотрел телевизор, чистил картошку. У него ловкие пальцы.

Смерть Эрико пока казалась мне чем-то далеким. Я не могла принять ее как есть. Это была мрачная реальность, которая понемногу приближалась ко мне, скрываясь по ту сторону рожденной шоком бури. Юити казался поникшим, как ива под проливным дождем.

Поэтому мы специально не говорили о смерти Эрико, что-то, непонятно что, нарастало во времени и пространстве, и сейчас у нас не было никакого выхода — только быть вдвоем. Ничего другого не оставалось, впереди тоже ничего не было, мы ощущали теплоту безопасного пространства. У меня не получается выразить это словами, но мне казалось, что обязательно настанет момент расплаты. Такое громадное и страшное предчувствие. И эта громада, наоборот, воодушевляла двоих сирот, пребывавших во мраке одиночества.

Когда совсем стемнело и наступил прозрачный вечер, обильный ужин был готов и мы приступили к еде. Салат, пирог, рагу, котлетки. Жареный в масле соевый творог, овощи, вареные в сое, лапша из бобовой муки и салат с птицей, киевские котлеты, свинина в кисло-сладком соусе, китайские пирожки шаомай… Блюда из разных стран шли вперемешку, но мы, спокойно, никуда не торопясь, съели все, запивая вином.

Юити опьянел, чего обычно с ним не случалось, я подумала: странно, выпили-то мы немного, посмотрела на пол и обомлела: там валялась пустая винная бутылка. Наверное, он опустошил ее, пока я готовила еду. Неудивительно, что он опьянел, — подумала я и спросила:

— Юити, а ты что всю эту бутылку выпил?

— Ага, — ответил он, лежа на диване и грызя сельдерей.

— А по лицу незаметно совсем, — сказала я, и Юити вдруг сразу сильно погрустнел. Я подумала: трудно ладить с этими пьяными, и спросила:

— Что случилось?

Юити ответил абсолютно серьезно:

— За этот месяц мне все об этом говорили. Прямо в сердце отпечаталось.

— Все — это твои институтские товарищи?

— Угу.

— Так ты целый месяц пил?

— Угу.

— Ну, тогда, конечно, зачем было мне звонить, — улыбнулась я.

— Телефон светился, — он тоже улыбнулся мне в ответ. — Ночью возвращаешься пьяный домой, а телефонный автомат ярко светится. Его хорошо видно, даже издалека на темнущей дороге. Дойду до него — ой, Микагэ надо позвонить: ххх — хх — хх, найду телефонную карточку, даже в будку войду. Но как только подумаю, где я нахожусь, о чем буду говорить, сразу желание пропадает и не звоню. Вернусь домой, завалюсь спать, а снится, что ты плачешь по телефону и сердишься на меня.

— Ну, то, что я буду плакать и сердиться — ты сам себе напридумывал. Не так страшен черт, как его малюют.

— Да. Я вдруг почувствовал себя счастливым. — Юити и сам, наверное, плохо понимал, что говорит. Он продолжал очень сонным голосом, выцеживая из себя слова по капле: — Микагэ, мамы не стало, а ты пришла в эту квартиру и сейчас здесь, передо мной. Если бы ты рассердилась и не захотела больше видеть меня — что ж, ничего не поделаешь, я был к этому готов. Тогда мы жили здесь втроем…Мне так тяжело стало. Думал, больше не увидимся… Мне всегда нравилось, когда кто-нибудь останавливался у нас и спал на диване для гостей. Такие белоснежные простыни, собственный дом, а как будто где-то в поездке… Я последнее время плохо питался. Много раз думал: дай-ка приготовлю себе что-нибудь. Но еда тоже светится. Съешь ее, и всё пропадет, правда же? Мне было лень, и я только и делал, что пил. Если я все как следует объясню, ты, может, никуда не уйдешь и останешься здесь. Ну, по крайней мере выслушаешь меня. Мне было страшно надеяться на такое счастье. Очень страшно. Я надеялся, но если бы ты на меня рассердилась, то тогда бы я уж точно опустился на самое дно глубокой ночи. У меня не было ни уверенности, ни упорства, чтобы объяснить тебе эти чувства, так чтобы ты поняла меня.

— Да уж, в этом весь ты, — сказала я сердито, но в моем взгляде было сочувствие. Год и месяцы соединяли нас, рождалось глубокое взаимопонимание, похожее на телепатию. Мои сложные чувства, кажется, дошли до этого пьянчуги. Юити сказал:

— Вот было бы хорошо, если бы сегодня никогда не кончалось. Чтобы эта ночь продолжалась всегда. Микагэ, живи здесь.

— Могу и пожить, — я постаралась сказать это ласково, всё равно это не больше, чем пьяные разговоры. — Но Эрико уже нет. Если мы будем жить с тобой вдвоем, то как мужчина с женщиной, или же как друзья?

— Ну что, продадим диван и купим двуспальную кровать? — улыбнулся Юити, а потом честно добавил: — Я и сам не знаю.

Эта странная искренность глубоко тронула меня. Юити продолжил:

— Сейчас я ни о чем не могу думать. Что ты значишь для моей жизни? Что изменится во мне самом? Что и как отличается от того, что было до сих пор? Я абсолютно ничего не понимаю. Можно было бы, конечно, подумать над этим, но в моем нынешнем душевном состоянии вряд ли придет в голову что-нибудь путное. Поэтому я не могу принять решение. Нужно поскорее выбраться из этого. Хочу выбраться. Сейчас я не могу тебя в это втягивать. Тебе не станет лучше, если мы вместе будем находиться посреди смерти… А, может, пока мы вдвоем, это будет тянуться вечно.

— Юити, не пытайся решать всё сразу. Как-нибудь образуется. — Я чуть не заплакала.

— Да, завтра проснусь, точно, ничего помнить не буду. Последнее время всегда так. На следующий день ничего не остается, — сказал Юити, неуклюже перевернулся на живот, и пробормотал: — Вот дела-то.

Было по-ночному тихо, как будто всё прислушивалось к голосу Юити. По-прежнему казалось, что даже сама квартира — в растерянности от того, что Эрико в ней нет. Наступила поздняя ночь, тяжелая и густая. Она погружала в мрачные мысли о том, что нам было нечем поделиться друг с другом.

…Иногда мы с Юити добирались в кромешной тьме до самого верха шаткой, узкой лестницы и вместе заглядывали в адский котел. Лицо обдавало горяченным паром, от которого кружилась голова, мы вглядывались в кипящее огненное море, булькающее ярко-красными пузырями. Хотя каждый из нас для другого вне всякого сомнения был самым близким и незаменимым в этом мире, мы не держались за руки. У нас была общая черта характера: как бы одиноко нам ни было, каждый старался устоять на своих ногах. Но, смотря на его тревожный профиль, ярко освещаемый огнем, я всегда думала: может, именно это и есть реальность. В обычном, повседневном смысле друг для друга мы не были как мужчина и женщина, но с точки зрения глубины веков именно это и были подлинные отношения между мужчиной и женщиной. В любом случае мы находились в слишком жутком месте. Оно никак не подходило для создания мира и покоя для двоих.

— Тоже мне — сеанс ясновидения.

Когда я дошла до этого в своих фантазиях, я расхохоталась, хотя представляла себе всё очень серьезно. Так и встают перед глазами мужчина и женщина, которые пристально смотрят в адский котел, задумав двойное самоубийство. Значит, и любовь этих двоих ведет в ад. Давным-давно такое бывало, — как только представила себе это, я засмеялась и не могла остановиться.

Юити крепким сном спал на диване. Он казался счастливым, от того что ему удалось уснуть раньше меня. Я укрыла его одеялом, он даже не пошевелился. Стараясь не шуметь, я мыла оставшуюся гору посуды, слезы душили меня.

Конечно, я ревела не потому, что посуды было так много, что одной не справиться, а потому, что этой одинокой леденящей ночью чувствовала себя брошенной.

Завтра днем мне нужно было идти на работу, поэтому я поставила будильник, — какой-то назойливый звук, я вытянула руку — звонил телефон. Я схватила трубку, сказала:

— Алло. — Почти что сразу вспомнила, что я не у себя дома, и поспешно добавила: — Квартира Танабэ. — Раздались гудки — кто-то бросил трубку. «Ой, девушка, наверное…» — сонно подумала я и почувствовала себя виноватой. Посмотрела на Юити — он еще крепко спал. «А, ладно, » — решила я, собралась, вышла из квартиры и отправилась на работу. Возвращаться сюда вечером или нет, — об этом я решила подумать днем, в спокойной обстановке.

Приехала на работу.

Целый этаж огромного здания занимали офис сэнсэя[5], аудитории для практических занятий кулинарной школы, фотостудия. Сэнсэй занималась сверкой статей в своем кабинете. Она была потрясающей женщиной: еще молодая, прекрасно готовила, имела превосходный вкус, хорошо ладила с людьми. Вот и сегодня, увидев меня, она приветливо улыбнулась, сняла очки и начала давать указания по работе.

Нужно помочь в подготовке кулинарных занятий школы, которые начинаются в три часа, а после этого я могу идти. Главные ассистенты уже назначены и приступили к работе. Так что до вечера я освобожусь… В мое немного растерявшееся сознание поступали четкие указания.