Евгений Перепечаев - Кошки Канта не читают
- Какой ужас! – вырвалось у Светы. Даша стояла, зажав рот рукой. Мбобо повел рукой чуть влево. К озерцу спускались два львенка, сначала пригибаясь и потихоньку, потом галопом. Возле того, что только что было зеброй, они повертелись, нашли место, пристроились и по-взрослому взялись за ужин.
Обратная дорога проходила в молчании, только Мбобо, как ни в чем не бывало, выхватив фарами какое-нибудь животное, говорил его имя.
***
На ужин Алекс пришел третьим: Андрей со Светой уже вертели в руках бокалы с аперитивом, сидя за столиком. Ресторан был полон, штук двадцать свечей в красновато-желтых стеклянных колбах тепло мерцали в центре островков вполне прилично одетых «охотников», звучал приятный лаундж.
- Именинница – как всегда?
- Должна же она всех сразить.
На столе уже стояли блюда с закусками, плошки с приправами и икра – кубики льда окружали хрустальную вазочку. Андрей поднялся: «Скажу, чтобы принесли шампанское». Алекс сел. Официант в белом смокинге принес серебряное ведерко, поставил, вынул бутылку и показал мужчинам этикетку: «Mumm de Cramant», оба важно покивали. Подошел администратор и сообщил, что цветы готовы.
- Уже бы и пожевать чего-нибудь…
- Вот она, идет, - сказала Света. Алекс поднял глаза: на террасу ресторана поднималась Даша, она была в красном атласном платье на бретельках; длинные черные волосы, черный пояс и черные туфли на шпильках служили оправой этому рубину. Она шла неторопливо, зная, что на нее все смотрят, и, зная, что нравится. Они втроем встали и нестройно затянули Happy Birthday, потом Света первой подошла и поцеловала именинницу в щеку, потом слева подошел Андрей. Алекс зашел с правой стороны и увидел, что платье состоит из двух вертикальных полос, стянутых по бокам шнуровкой, сквозь которую светилась полоса теплых ромбиков кожи - шириной с ладонь; во время лобызанья-поздравленья он приобнял Дашу правой рукой за спину – атлас был совершенно гладким. Сделать так же с нижней частью у него не хватило духу, он поискал глазами горизонтальную полоску на бедре, не заметил, и невыясненный вопрос засел в нем гвоздем на весь вечер.
Официант разлил шампанское в плоские бокалы.
- Мы хотели заказать Вам полет над парком на воздушном шаре – с шампанским, есть тут такая услуга, но это можно только завтра. Если хотите… чтобы запомнить этот день…, - сказал Андрей.
- Ой, что Вы! Я трусиха ужасная! Спасибо! Сегодняшний день я и так запомню на всю жизнь!
Подошел администратор, с поклоном преподнес Даше корзину диковинных цветов, проговорил поздравления, все захлопали, официанты начали подавать еду, называя каждое блюдо. Мясо крокодила с жареными бананами сменила тушеная слонина с фруктовым соусом – женщины только ковырялись в своих тарелках, а когда официант объявил «бифштекс из зебры», Света выскочила из-за стола и убежала. Вернулась она минут через десять, бледная.
Музыка затихла, повисла несколько напряженная пауза. Она была прервана нарастающим ритмом барабанов – в зал поднимались африканцы племени масаи в карминных хламидах, на шеях у них висели разноцветные бусы, первый держал в руках торт со свечами. Пританцовывая, они окружили столик, торт был водружен в середину, Андрей разлил шампанское, Даша задула свечи, все опять захлопали – началось веселье, подхваченное всеми в ресторане, вскоре оно выплеснулось наружу. Было в этих ритмах что-то необычайно заразительное – одетые по-вечернему европейцы смешались с африканцами, прыгали вверх-вниз, горланили что-то, подпевая масаи. Во время всеобщих скачек Алекс ухитрился-таки провести рукой по нижней части красного платья – ничего под ним не было. Вот тебе и трусиха, как по мне – так очень смелая девушка.
Танцы закончились, масаи разошлись, вино было выпито, пора было прощаться. Андрей со Светой по очереди обняли Дашу и, помахав Алексу, пошли к себе. Даша выглядела уставшей, но довольной. Потоптавшись на месте, она сказала:
- Спасибо, было здорово, до завтра!
- У меня в чемодане есть бутылка мартини. Будет желание глотнуть на ночь – покурить – заходите: моя палатка – крайняя.
- Ну, не знаю… может быть… уже поздно…
- Ну, спокойной ночи, - он развернулся и пошел к себе. Поздно так поздно.
В палатке он разделся и пошел в душ, потом вышел в полотенце на бедрах под навес и закурил. Солнце уже давно село. Да, уже поздно. Он вернулся в палатку, опять оделся и вышел, посмотрел на небо, зашел внутрь, поколдовал с амстердамским пакетом, соорудил две сигареты и положил их в нагрудный карман. Поздно, пора спать. Последняя сигарета – и спать. Он зашел в палатку, достал из чемодана бутылку, взял два стакана, вышел и поставил все на столик; зачем-то поправил кресла и уселся. Посмотрел на часы – с момента его возвращения прошло двадцать минут. И спать не хочется. Покурим. Он покурил, прошел опять к чемодану, выудил маленькую bluetooth-аудиосистему и взял плеер, вышел, сел, включил, все работает, выключил и посмотрел на часы. Принес и включил настольный фонарь. Какие-то африканские сверчки уже завели свою музыку. Он пощелкал зажигалкой, медленно помахал огоньком над головой как на рок-концерте. Oooo… baby… come on… у - ууу… дууу-ду-ду… дурак ты, певец губастый, губу раскатал, иди спать.
Послышался скрип шагов, он резко обернулся и увидел девушку: на ней была крапчатая блузка цвета предрассветной ночи, с тонким ремешком, сверху шаль, а снизу - что-то черно-блестящее, в обтяжку, как же это называется… лосины что ли, он встал.
- Вы меня ждали? – она повела взглядом по столику.
- Уже нет. С полчаса, как перестал.
- Я прилегла на минутку и заснула. Вы сердитесь?
- Нет, что Вы. Присаживайтесь, посмотрим на звездное небо. Выглядите Вы… заметно посвежевшей. Я бы сказал – прекрасно выглядите. Мне даже кажется, что прическа у Вас другая. Эта заколка с пантерой – я ее раньше не видел.
- Это я здесь купила. Вы, правда, не сердитесь?
- У меня в детстве была кошка, она приходила ночью ко мне и укладывалась в ногах. Иногда мне хотелось погладить ее, послушать кошачью песню, - она ускользала и уходила, а утром я опять находил ее в ногах.
- И что?
- Все женщины - немного кошки: приходят, когда им вздумается, а не когда их хочешь… э… ждешь. Я привык. Я включу музыку?
- Что-нибудь медленное, спокойное.
- Род Стюарт подойдет? – Алекс отвинтил крышку и плеснул мартини в стаканы.
- У меня никогда не было такого дня рожденья!
- Он еще не закончился.
- Что Вы хотите сказать? Будет еще что-то? Веселое?
- Будет еще… немного праздника.
Алекс достал из нагрудного кармана заготовленные сигаретки и протянул одну Даше. Она понюхала ее и вставила в рот, Алекс дал ей прикурить и прикурил сам. Резкий дым не хотел сидеть в легких, но он его уговорил и выдохнул через минуту. Хлебнув мартини, он посмотрел на девушку - она потихоньку выпускала дым из ноздрей. В крови у него начался прилив: волны, убыстряя ритм, гнали ее в мозг. Он видел свои сосуды изнутри, они пульсировали вместе с бас-барабаном. Даша засмеялась:
- Посмотри на небо – звезды танцуют! Вот прикол!
Звезды подрагивали в том же ритме, что и его сосуды. Он наложил на ритм соло-гитару и начал строить мелодию, звезды тут же ее услышали и стали кружиться под музыку. Алекс подвигал тумблер, ускоряя и замедляя ритм, нашел нужный, - осталось добавить вокал. Он посмотрел на Дашу: она сидела, закрыв глаза и улыбаясь; сзади с сиденья свисал черный пушистый хвост. Хвост раскачивался в ритм его песни, обвивался вокруг ножек кресла. Алекс протянул руку к пушистому загривку и погладил его: мягкая шерсть приятно ласкала пальцы. Он провел ладонью по спине до основания хвоста, слегка сжал пальцы, ощутил ответное подрагивание и услышал «мур-мур».
Процесс создания песни доставлял ему чувственное удовольствие – его пальцы создавали вокал: «Мур мур-мур мур, мууур мур-мур мур… я мечтаааю… i am flying, …», - песня получалась медленной и грустной; музыка наполняла его до краев. Звезды в такт мигали разноцветными огоньками, кружились, повинуясь его взгляду, все вокруг объединилось в огромный симфонический оркестр: «Can you hear me, can you hear me, thro' the dark night far away, мур мур-мур мур, to be near you, to be free. Я летаааю, мур мур-мур мур, быть свободным, быть с тобой». Он управлял этим оркестром и звуковым пультом, звездами, но больше всего ему нравилось, как легко в нем рождались слова песни, – это был чистый акт творения.
Теперь, когда толчок был дан и все пело и двигалось само собой, мысли его обратились внутрь. Ты можешь сочинять такие песни, управлять звездами, создавать гармонию, ты можешь заставить двигаться вселенную, зачем же ты… зачем же ты так долго занимался такой ерундой: деньги, начальство, ордена-погоны… what do you want… ты все уже нашел. Он повернул голову налево: девушка была вся в мягкой черной коже, зиппер на корсете был приспущен и открывал переход бронзовой кожи в белую. Она смотрела прямо на него.
