Александр Лекаренко - Последнее путешествие Клингзора
- Класс, - сказал он, имея в виду стрелы, торчащие в сердце мишени. - Но прямая стрельба - это уже пройденный этап, ребячество. Тебе пора стрелять навесом, - и показал рукой, как.
В это время, как всегда, из дома вышла мама Эвелины. Она приволокла с собой широкий, как сковородка, бокал шампанского и теперь, усаживаясь в соседнее белое кресло, изо всех сил старалась его не расплескать. Умостившись, она уставилась на Диану.
- А это кто? - вдруг рявкнула она.
Значит, заметила. Значит, новая вариация пошла своим извилистым путем.
- Это подруга Эвелины, - ответил он, - Диана.
Женщина кивнула, как лошадь, и на время замолчала, надолго присосавшись к своей сковородке.
- Мне не нравится, - сказала она, утеревшись рукой после глотка, - как ведет себя Эвелина. Почему она все время стреляет? - великолепное шампанское в ее плоском бокале совершало круговое движение и почему-то напоминало мочу в ночном горшке. - Что, больше делать нечего? - глаза на ее дубленом, морщинистом лице были очень красивы: голубые, как у скандинавского шкипера. - И вообще, что она здесь сидит, в лесу? - она несколько отупело взглянула на Диану. - Надо с людьми общаться.
Замечание повисло в воздухе. Но старшая дама этого не заметила. И отхлебнула из своего бокала так, как здоровый, усатый мужик отхлебывает пиво из глиняной кружки. Когда-то в этой женщине била сила. Теперь эта сила скисла. Она всегда была за стеной алкоголя и глупых, гладких голышей слов, к ней невозможно было достучаться. Ее голубые глаза были, как бронированное стекло. И если бы она не располагалась так близко. Она всегда располагалась близко и напирала грудью. И пахло от нее кислятиной.
- Эвелина! - женщина трахнула свой бокал об стол, и вино бы выплеснулось, но его там уже не было. - Эвелина! - снова выкрикнула она в пространство.
Он мельком увидел сбоку глаз Дианы, как будто голубой алмаз вспыхнул. Он промолчал. В конце концов, женщина имела право общаться со своей дочерью. Если дозовется.
Он отпил из своего стакана с джином и снова засмотрелся в небо, позволяя тонкой можжевеловой струйке пропутешествовать в русло крови. У плеча он ощущал молчание Дианы. Ему очень хотелось до нее дотронуться, но он не стал этого делать. В конце концов, это должно было как-нибудь закончиться. Старшая женщина, сопя, собиралась с силами, чтобы еще что-нибудь сказать, но пока еще ничего не придумала.
“Зачем она приехала? - как всегда, с меланхолическим удивлением раздумывал он. - Она не любит ни меня, ни дочь. У нее есть деньги, любовник, хороший дом. Зачем она?”
Совершенно для него неожиданно Диана села к нему на колени и обняла рукой за шею.
- Эй!
В прежние времена женщина взвизгнула бы. Но теперь мокрота из прокуренных и сейчас отепленных алкоголем легких всклокотнула у нее в горле, и получился хриплый карк. Поэтому она громко сглотнула прежде, чем продолжить.
“Боже, какая мерзость”, - подумал он.
- Ты не можешь в семнадцать лет обниматься с отцом! - выкрикнула женщина.
Жилы на ее шее напряглись, как веревки. Похоже, вариация возвращалась в прежнее русло на новом витке спирали, похоже, женщина стала воспринимать Диану, как свою дочь.
- Почему? - спокойно спросила Диана-Эвелина, - Он любит меня. И я люблю его, - она вспыхнула на него голубым взглядом, снизу вверх.
Он очень ждал, что женщина сейчас выкрикнет что-нибудь хамское, и все акценты будут расставлены. Но неожиданно она промолчала, и он ощутил даже некую смутную гордость за нее - все-таки его жена не была дурой. Она вытряхнула из пачки крепкую “галуазину” и прикурила от золотой зажигалки.
- Вот как? - холодно спросила она и прищурилась от дыма жестко. Глаза ее просветлели, стали стальными, совсем не пьяными. - Завтра Эвелина уедет со мной, - твердо сказала женщина.
- Да-а-а? - Диана с преувеличенным удивление обернулась к ней. - И как, интересно, ты рассчитываешь заставить меня это сделать?
- О-о-о, это просто, - с такой же преувеличенной небрежностью ответила старшая женщина. - Ты ведь несовершеннолетняя, дочь, - она помахала перед носом сигаретой. - Хотя и созревшая для любви, - здесь она, неумышленно, издала ртом такой звук, как будто всосала леденец. Тут же спохватилась и сплюнула, получилось еще хуже - слюна повисла на губе.
“Боже, да что ж ей так не везет”, - подумал он, отводя взгляд.
Женщина вытерла рот ладонью. Усмехнулась. Такая мелочь не могла ее сбить с толку.
- А твой папа - алкоголик, - усмехаясь, продолжила она. - Да, да, я понимаю, - она выставила вперед ладонь с дымящейся сигаретой. - Но это он лечился в наркологической клинике, а не я, - она раздавила окурок в пепельнице. - А кроме того, он провел шесть месяцев в тюрьме. Мелочь, конечно, с кем не бывает, - она обвела их наглым бойцовским взглядом. - Тебе простительно не знать, дорогая, ведь твой папик познакомился с тобой, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ну, так знай. Если откроются кое-какие обстоятельства, он снова сядет и уже не выйдет никогда.
Он молча поднял лицо к небу. Она была совершенно права. Дела именно так и обстояли.
- Так что, дочь, - женщина хихикнула, она поняла, что победила и добила, она расслабилась, и алкоголь прорвался, - твой папа, - она уже хохотала в голос, - никак не годится тебе в мужья!
Он ощутил вспышку в солнечном сплетении, как от удара. Эвелина-Диана спрыгнула с его колен и метнулась к матери.
“Уж не собирается ли она ее ударить? - обеспокоено подумал он. - Пожалуй, я лучше сам ее убью”.
Но Эвелина остановилась перед слегка отшатнувшейся женщиной, затем резко обернулась и посмотрела на него. Их глаза встретились на мгновение. Вполне достаточно. Они всегда полностью понимали друг друга, с первого взгляда. Почти и не остановившись, Эвелина-Диана продолжила движение и, обогнув кресло с напряженно раскорячившейся в нем женщиной, пошла к мишеням, черный лук покачивался в ее руке. Звенящая, нервная пустота нарастала в его солнечном сплетении по мере того, как ее стройные ноги несли ее к рубежу.
- Ну, вот, - уже почти мирно пробормотала женщина, - опять стрельба.
Она говорила что-то еще, но он уже ничего не слышал.
Диана стала в позицию и натянула лук. Потом она сделала быстрый, почти неуловимый с такого расстояния, полуоборот и пустила стрелу в небо.
“Вот оно, - подумал он. - Навес”.
Стрела мгновенно исчезла в сиянии солнца.
Он еще успел подумать, что вариация снова пошла своим извилистым путем. Эвелина не стреляла навесом. Никогда. Она умерла раньше, чем научилась это делать, а в следующее мгновенье острая, как шило, спортивная стрела вместе с лучом солнца вошла в сердце его жены. Он вскочил, потрясенный. Женщина умерла почти мгновенно, но все же успела взбрыкнуть ногами и перевернулась вместе с креслом. Теперь она лежала на траве, глаза выпучены, ноги подняты на перевернутое кресло, юбка задралась. Сначала крови не было вообще, потом тонкая алая струйка сбежала на ее морщинистую шею.
Он отчаянно боролся, пытаясь выбраться из этого путешествия. Очень плохого путешествия. Но что-то, как магнитом, развернуло его в противоположную от трупа сторону.
Диана, в сиянии солнца, облитая черным шелком, приближалась к нему, и черный лук покачивался в ее руке.
- Тебе понравился выстрел, папочка? - спросила она.
Глава 3
Он плохо помнил прошедший день, но следующим вечером они снова сидели за столиком уличного кафе на бульваре. Он был уже основательно пьян.
- Мне сейчас не до книжки, - говорил он. - Моя жена умерла. Ее любовник пристрелил ее из мелкокалиберной винтовки. Как крысу.
- Как это печально, - сказала она.
- Что?
Их глаза встретились, его - пьяные и злые, ее - холодные, как голубой лед.
- То, что она умерла, - спокойно ответила Диана. - Вам грустно?
Он пожал плечами.
- Она была стервой. Большой стервой. Но она крепко и много раз помогала мне, - он поскреб щетину на щеке, - в моей многотрудной жизни. Впрочем, мы не жили вместе последние десять лет.
- Но вы не были в разводе?
- Нет, - он пожал плечами. - Сам не знаю, почему. Может быть, было просто лень.
- У вас есть дети? - спросила она.
- Была… дочь. Больше нет, - он посмотрел сквозь стакан в красный зрачок заходящего солнца. - Самоубийство.
Солнце закатывалось за крыши, напоследок пронзая лучами листву лип. Подкрадывались тени.
- Вы исчезли так внезапно…
Она промолчала.
- Как будто убежали.
- И что теперь?
- А что теперь? - он не хотел этого, но в его голосе прозвучала тоска. - Ублюдок в тюрьме, Инга в гробу, что может быть теперь?
- Вы заплатили мне за рисунки, - напомнила она.
- А, пропейте, - он махнул рукой. - Рукопись никуда не годится, Диана. И я знал это с самого начала. И вы, кстати, очень тонко мне намекнули на это, - он ухмыльнулся. - Я намерен переделать ее полностью. Аванс придется вернуть. Черт с ним, теперь я могу себе это позволить, - он помолчал, глядя в пустой стакан. - У Инги не осталось наследников, видите ли. Кроме меня. Надо ехать и заниматься ее домом. Сейчас там присматривает человек. Из местных, но это не может продолжаться до бесконечности. Да и как он присматривает? - он помолчал, щурясь на умирающее солнце. - Я не могу продать дом, даже, если бы и захотел, наследник вступает в права только через шесть месяцев. Но я не хочу…
