Джеймс Хайнс - Девяносто девять
У него хватило благоразумия не поддаться соблазну на месте съемок, где он, конечно же, мог легко подцепить какую-нибудь болезнь, но в Лондон Грегори вернулся с сексуальными батареями, прошедшими полную перезарядку. Каждая клеточка его тела кипела от нерастраченной сексуальной энергии. И тут он почти сразу же попался на удочку – если в данном контексте уместно подобное выражение – Фионы, ассистента режиссера, сдержанной, бледной, острой на язык англичанки, сочетавшей в себе юношескую энергию шри-ланкийской возлюбленной Грегори с невротической ненастностью его адвокатессы.
И вот теперь, почти задремав под укачивающий ритм мчащегося поезда, Грегори прикрыл глаза от слабого света, пробивавшегося сквозь туман, и мгновенно обнаружил, что для него не существует ничего более возбуждающего и столь приятно бередящего психологические раны, нежели воспоминание об их с Фионой телах, сплетающихся в любовном объятии, об их отброшенных назад густых гривах волос, о мышцах, напряженных, словно канаты. Ему почудилось даже, что он чувствует мускусный аромат мыла, который она любила. После страстных постельных сцен с нею Грегори обычно лежал, приятно растянувшись среди помятых простыней, время от времени слегка касаясь тела Фионы, и перебирал, заложив руки за голову, разные варианты названия для своей программы: «Семь чудес света: личный взгляд Грегори Эйка»; «Археологические фантазии: личный взгляд Грегори Эйка»; «Восстановление разрушенного: личный взгляд Грегори Эйка».
В Солсбери на вокзале его встретил зевающий таксист, повезший Грегори мимо выбеленных провинциальных домишек и небольшой пансион, место в котором было заранее зарезервировано для него Мартином. Пансион принадлежал милой, но слегка бестолковой старушке по имени миссис Спидвелл. При виде небритого Грегори в кожаной куртке и брюках, сшитых модным кутюрье, она слегка смутилась, если не сказать – испугалась, и решительно загородила проход в дом, подозрительно оглядывая гостя с ног до головы.
– О, дорогой мой, вы, оказывается, такой большой! Я совсем не уверена, что вы поместитесь на кровати.
Она заставила Грегори оставить сумку на дорожке, ведущей к пансиону, снять туфли, подняться наверх и лечь на кровать и только после этого отпустила такси. И пока он лежал на узкой кровати, вытянув руки по швам, старушка стояла в противоположном конце спальни, прищурив один глаз, будто и в самом деле производила в уме какие-то подсчеты и измерения.
– Ну что ж, достаточно, – сказала она наконец, и Грегори пришлось в носках бежать за сумкой и отпускать таксиста.
Он захватил с собой свои походные ботинки, потрепанные на тропах в Андах – или по крайней мере на тропинках у «Куско-Шератон», – однако в первый день в Солсбери решил оставить их в комнате, а сам отправился побродить у расположенного неподалеку кафедрального собора под светло-голубым ноябрьским небом и полюбоваться величественной серой громадой, неуклюже припавшей к земле на распластанных контрфорсах. Войдя в собор, Грегори заплатил дополнительный фунт за разрешение прогуляться по крыше; как оказалось, колокольню поддерживали специальными стальными подпорами, так как из-за слишком большого веса шпиля она могла расколоться и рухнуть. Вот уж совсем по-британски, подумал он, – превратить архитектурный позор в туристическую достопримечательность.
Вечером Грегори пил чай с хозяйкой дома в ее гостиной и смотрел футбол по телевизору при почти отключенном звуке. Она немножко потеплела к нему после того, как Грегори заверил ее, что пишет книги. Старушка призналась, что после звонка Мартина и после того, как увидела самого Грегори, она почти уверилась в том, что у нее собирается поселиться стареющая рок-звезда, чтобы втайне от друзей и поклонников предаться своему давнему героиновому хобби.
Грегори улыбнулся, идиотски польщенный этим глупым подозрением, и задался вопросом, за какую же рок-звезду могла его принять старушенция. Зато можно не тратить время на бессмысленные объяснения, что такое антропология и кто такие антропологи. Да и что он мог объяснить? Прозаические подробности своей профессии? Антропологами называются люди, проверяющие студенческие работы, читающие лекции, посещающие советы факультета и т. п. Естественно, типичные антропологи не позируют полуобнаженными на фоне Ангкор-Вата.
– О, вы не представляете, какая я страстная любительница чтения! – воскликнула миссис Спидвелл, чуть ли не вставая из массивного мягкого кресла. – Не могло так случиться, что я уже читала что-то из написанного вами?
– Откровенно говоря, я сценарист. – Эта ложь пришла ему в голову прямо на ходу. – Я пишу сценарии сериалов для Би-би-си.
– Боже мой! – воскликнула миссис Спидвелл, она явно была приятно удивлена. Затем, немного прищурившись, спросила: – Вы, случайно, не пишете сценариев по романам Томасa Гарди?
– На самом деле я сценарист документального кино, – ответил Грегори и после секундного размышления добавил: – В основном на археологическую тематику.
– Ах вот как… Значит, вы приехали сюда, чтобы увидеть Стоунхендж. – Миссис Спидвелл снова откинулась на спинку массивного кресла и воззрилась на телеэкран. – Это по крайней мере понятно и разумно. Не думаю, что для написания сценария по Томасу Гарди нужно приглашать американца.
Грегори как раз сделал очередной глоток чаю и потому не смог возразить собеседнице относительно того, что сюда-то он приехал, чтобы отдохнуть, а не для того, чтобы работать, и что его сериалы – вещь значительно более серьезная, чем она, по-видимому, склонна полагать. Кроме того, его несколько задело то, что миссис Спидвелл вновь все свое внимание обратила на футбольный матч. Наверное, все-таки придется объяснить ей
суть антропологии.
– Видите ли, вообще-то я в нем разочаровалась, – продолжила миссис Спидвелл, прежде чем Грегори успел что-то сказать. – Я о Стоунхендже. Так много автобусов с туристами, шумных школьников. Если вам нравятся всякие там стоячие камни, вам бы следовало отправиться в Силбери. По моему мнению, Силбери гораздо более впечатляет.
Она произнесла эти слова, не отрывая глаз от телевизора. Грегори промокнул губы маленькой салфеткой и переспросил: – Силбери?
Название места вызвало у него какие-то туманные ассоциации, и воображение антрополога сразу же активно заработало. Возможно, небольшая часть программы, заснятая у каких-нибудь британских мегалитов, не такая уж и плохая идея. Грегори представил себя перед камерой в кожаном пиджаке рядом с мрачным валуном на фоне сурового северного неба. Он щурится от сильного ветра, дующего в лицо, и говорит: «Я нахожусь у Стоунхенджа, вероятно, самой знаменитой археологической достопримечательности в мире».
– О да, – вторглась в его мечтания миссис Спидвелл. – И это гораздо более таинственное место, нежели Стоунхендж. Если вам, конечно, нравится таинственность. И древнее… как мне кажется. Там деревня располагается внутри каменного круга. Туда почти никто не ездит. Могу вам гарантировать, что в нынешний сезон вы будете там полностью предоставлены самому себе.
А действительно, почему обязательно Стоунхендж? Грегори задумался. Все только и знают, что занимаются Стоун-хенджем. Силбери может оказаться совершенной целиной с кинематографической точки зрения. Он резко поднял голову, тряхнул густой шевелюрой, словно тут же, не сходя с места, собирался начать работу над передачей, и перехватил взгляд миссис Спидвелл, которая пристально смотрела на него. Грегори был поражен, когда она заговорила, словно прочитав его мысли:
– Да-да, вы сможете вставить этот сюжет в свою телепрограмму. Стоунхендж суют куда ни попадя. А вот Силбери по телевизору я никогда не видела.
И словно в подтверждение сказанного толпа на стадионе заревела, реагируя на гол, забитый в тот самый момент, когда Грегори и хозяйка отвернулись от экрана.
Миссис Спидвелл потянулась за чайником.
– Вам подогреть? – спросила она.
3
Утром Грегори завязал шнурки на своих походных ботинках и отправился на автобус до Солсбери. Это был старый двухэтажный омнибус, душный и сырой, с деревянными сиденьями и протертым до дыр и давно потерявшим свой цвет линолеумом на полу. Поначалу казалось, что Грегори будет единственным пассажиром, однако перед самым отправлением в автобус зашла парочка бледных костлявых подростков в потертых джинсах. Они сели через несколько рядов впереди Грегори. Пока автобус неуклюже пробирался по пустынным утренним улицам, подростки сидели тихо, но как только он выехал за пределы городка, принялись щупать и ласкать друг друга. Наконец губы их соединились в серии поцелуев, каждый из которых был продолжительнее предыдущего.
Внезапно Грегори почувствовал, что у него вспыхнули щеки, словно кто-то надавал ему пощечин. Он вскочил с места, взобрался по узкой лесенке и раздраженно уселся на пустынном империале, прислонившись виском к холодному стеклу. Ему ничего не оставалось, как вглядываться в безрадостные просторы Солсберийской равнины, простиравшейся вокруг автобуса, чувствуя, как пенится кислота в желудке.
