Нелли Маратова - Наследницы Белкина
Родные часто приносили ей свежие фрукты. Иногда баба Тома их ела, иногда выкидывала в окно, а чаще всего прятала под матрас или в подушку. Санитарки ругались, когда доставали из наволочки очередной подгнивший персик.
Яблоко лежало на тумбочке второй день. У Веры Ивановны аж слюнки текли. Кормили в больнице сносно, но незатейливо — жидкий супчик с пшенкой на обед, каша на ужин.
Баба Тома заливисто храпела после утренней капельницы. Ведь можно просто взять яблоко, а когда вернутся соседки, все подумают, что сумасшедшая бабка его куда-то выкинула или спрятала.
Никогда в жизни Вера Ивановна не брала ничего чужого. Для нее это было все равно, что подойти и человека ни за что палкой стукнуть. Попросить бы сейчас добрую сестричку Валечку сходить да купить для нее яблоко, но остатки пенсии ушли на совершенно необходимое и очень дорогое лекарство с кальцием.
Скорей бы пришли остальные соседки по палате, и тогда было б не так соблазнительно. «Даже и смотреть не буду», — подумала она, как вдруг здоровая рука сама потянулась к тумбочке. «Что же это делается-то, собственный организм не слушается!» — причитала про себя Вера Ивановна, а рука тем временем схватила яблоко и поднесла ко рту. Ничего вкуснее она в жизни не ела. Сочно и торопливо хрустела, а сок стекал по подбородку.
Баба Тома оглушительно всхрапнула и вдруг открыла глаза. Вера Ивановна испугалась и с головой накрылась тощим казенным одеялом. И только когда баба Тома снова захрапела, доела все без остатка вместе с огрызком, а хвостик завернула в бумажку и выкинула в урну.
Из больницы Веру Ивановну выписали аккурат девятого апреля, сразу, как сняли гипс. Рука еще побаливала, но рентген показал, что кость срослась нормально.
До самой выписки Вера Ивановна старалась не глядеть на бабу Тому и почти все время лежала, отвернувшись к стене, да в хорошую погоду выходила погулять в больничный садик.
Дом встретил запахом пыли и клочками шерсти на полу. Васька-разбойник поднялся навстречу, вытянул спину и потерся мордой об ногу.
Вера Ивановна села за стол. За окном мальчонок в ярко-красных резиновых сапожках пускал в ручье пластмассовый кораблик. Она потянулась за тряпкой, протерла стол. Поднялась и подошла к подоконнику. И там тоже лежал заметный слой пыли, когда только налетела. Скоро май, можно будет мыть окна. А сейчас хотя бы шваброй полы протереть. Вера Ивановна пошла в ванную, но на полдороге передумала, достала из-под скатерти конверт с похоронными деньгами, вытянула одну бумажку, накинула пальто и вышла на улицу.
Вечером того же дня бабе Томе, которая все еще лежала в больнице, кто-то передал через сестричку три больших ароматных яблока. Старушка отчего-то не стала их прятать, а сразу же с хрустом вгрызлась в наливной бок.
А на подоконнике маленькой хрущевской кухни выстроились в ряд два апельсина, два красных яблока и один огромный грейпфрут.
Май
Апрель прошел в традиционных весенних хлопотах. Рука все еще болела, особенно в дождливую погоду. Потихоньку, осторожно, крепко держась за стул, Вера Ивановна вымыла окна. К началу мая, когда на улице вовсю грело солнышко, постирала шторы, с трудом отжала и развесила сушиться во дворе. Васька угомонился, целыми днями валялся на подоконнике да глазел за окошко. Только когда любопытная птица садилась на карниз, он приподнимал уши и прищуривал желтые глаза.
Выбранную Лизой фотографию Вера Ивановна положила в конверт. Подписала с обратной стороны: «Для памятника». Хорошо будет умереть в яркий, солнечный день.
К девятому мая квартира блистала чистотой.
К праздникам Лиза принесла подарок от социальной службы — две банки сгущенки, мешок гречки, мешок сахара и пачку вермишели.
Утро девятого мая выдалось особенным. Вера Ивановна проснулась в шесть утра и полчаса не вставала, слушала, как поют за окном птицы. Первый солнечный луч застал ее у плиты. Она сделала настоящий медовый торт, какой делала последний раз, кажется, в прошлой жизни. Выпекала коржи, взбивала крем, приготовила бумажную воронку для розочек.
Торт удался на славу, только розочки из дешевого масла немного поплыли. Она спрятала красавца в холодильник, выстирала фартук, помылась и надела самый лучший костюм.
Целый день Вера Ивановна гуляла в парке. Оркестр играл старые добрые мелодии, кружились в танце пожилые пары. И даже один старичок пригласил ее потанцевать, но она отказалась — никогда этого не умела и не любила. Улыбчивые молодые ребята раздавали из полевой кухни вкусную кашу и наливали горячий чай. Две хихикающие девчонки подарили ей букет тюльпанов. Солнце заливало парк до самого крохотного рвущегося наверх листочка и грело почти по-летнему.
К вечеру Вера Ивановна вернулась домой, достала из холодильника торт и с наслаждением съела два куска.
Торта оставалось много. С площадки слышались громогласные возгласы Клавы — никак, вернулась из деревни. Вера Ивановна отрезала четверть торта, положила на тарелку и понесла соседке.
— Клава, с праздником!
— А, Вера, заходи, дорогая. А я как раз к тебе собралась. Вот внучек Мишка учудил, — Клава ткнула пальцем в комнату.
Там, за столом, сидел взъерошенный пацан и ревел, вытирая рукавом сопли.
— Представляешь, ему в следующий класс переводиться, а у него, бесстыдника такого, оказывается, по математике одни двойки! А если на второй год оставят?
Вера Ивановна улыбнулась. Много она таких пацанов повидала, да не те сейчас времена, чтобы на второй год оставлять. Тройку поставят, и дело с концом.
— Верочка, дорогая, ну как же он дальше-то учиться будет! Не дотянет ведь, вылетит! Уж ты бы с ним позанималась, а? Я в долгу не останусь, мяса из деревни привезу, молока, по хозяйству помогу, чем смогу.
Вера Ивановна еще раз внимательно посмотрела на пацана. Эх, жалко, учебники выкинула. До экзаменов почти месяц. Программа третьего класса… дроби, деление с остатком, уравнения, параллелепипеды и треугольники, если в ней, конечно, ничего не изменилось. Она улыбнулась. Вряд ли мальчик сможет сделать хотя бы одну ошибку, которую она за свою долгую учительскую жизнь еще не встречала. Она любила объяснять про дроби, очень здорово у нее это получалось, даже последние двоечники, если внимательно слушали, щелкали задачки с дробями как орешки.
А с другой стороны, ведь сегодня — идеальный день, солнечный, яркий, вкусный. Кажется, именно такого дня она и ждала долгие пять месяцев, а может быть, и целую жизнь. И все уже дома готово, и можно просто лечь и закрыть глаза, и тогда наступит долгожданная ночь, за которой не будет ни одного мучительного дня.
Если заниматься с мальчиком каждый день или хотя бы через день, месяц не будет таким уж длинным. Дотянуть сопливца с двойки на четверку — не достойный ли финал для учительской жизни?
— Пусть приходит завтра с учебниками, — вздохнула она.
— Спасибо, Вер! Я с ним тебе обед пришлю, — обрадовалась Клава.
Вера Ивановна вернулась к себе. На столе лежала стопка пыльных тетрадей, приготовленных для последнего вечера. И опять сегодня не суждено сбыться давней мечте, самой глупой и самой стыдной. Она открыла первую тетрадку. Долго разглядывала неуверенный детский почерк, деление столбиков и корявые дроби, нарисованные карандашами квадраты и прямоугольники, красные поля с двух сторон, тройки и четверки, выведенные ее рукой. Вспомнила, как получала свой красный аттестат и золотую медаль.
Если она дотянет пацана до отличной оценки, то ломаная линия ее жизни замкнется, сгладятся углы, и останется только ровная окружность, от пятерки и до пятерки.
Июнь
Май выдался тяжелым. То ли Вера Ивановна переоценила свои педагогические способности, то ли стара стала, то ли молодежь пошла уж очень трудная, но только дело с Мишей двигалось туго. Каждый день он являлся к обеду с кастрюлькой — то щи, то овощи тушеные, то пюре, а иногда даже с жареной печенкой. Вера Ивановна давала ему пару задачек и торопливо ела, а потом они вместе пили чай. Она все старалась подсунуть мальчишке сладенькое, варенья или конфетку — для мозгов-то полезно.
Мишаня, как звала внука Клава, относился к тому типу учеников, какой Вера Ивановна всю свою учительскую жизнь не любила больше всего. Уж лучше неусидчивый хулиган с огоньком в глазах, чем такой вот, тихий и замкнутый, на удивление апатичный и вялый, будто студень проглотил. И совершенно непонятно было, чем его зацепить, как пробудить в нем хотя бы каплю интереса.
Каждую свободную минутку пацан доставал из кармана мобильный телефон и принимался жать на кнопки. У Веры Ивановны от музыки, бибиканья, писка, стрельбы и беспрерывного потока незнакомых звуков начинала болеть голова. В конце концов она попросила Клаву, чтобы Миша приходил без телефона.
