Виктор Пелевин - Тхаги
— Причем индусы, поклоняющиеся Кали в ее подлинном обличье — это избранные. А остальное человечество служит ей втемную… Вот кто на самом деле та таинственная «Изида под покрывалом», о которой столько говорили мистики всех времен! Вы только вдумайтесь, богиня даже не открывает свой лик бесконечному потоку людей, которых приносят ей в жертву. Смотрит на них сквозь незаметные прорези в маске… Это ли не величие?
— Но ведь Кали, наверное, не просто богиня зла? — растерянно спросила Румаль Мусаевна. — Ведь не может такого быть.
— Конечно, — согласился Борис. — С пиаром у нее все в порядке, не сомневайтесь. Кали, натурально, не просто богиня Смерти. Она еще курирует все аспекты духовного поиска, о которых успел рассказать пойманный монах перед тем, как ему перерезали горло на жертвеннике. Тот же случай, что с религией Бон. Но если у тибетской голытьбы имиджмейкером работал какой-то безымянный странник, то на Кали трудились очень серьезные люди, от Шри Ауробиндо до Стивена Спилберга. Можете не сомневаться, тема раскрыта. Ножик в руке, натурально, отсекает дуальность восприятия, отрезанная голова в руке символизирует победу над эго, и так до самых Петушков. Только это ведь для идиотов.
— Отчего же? — спросила Румаль Мусаевна.
— Да оттого. Ножик в руке, конечно, можно объяснить отсечением дуальности. Но вот как объяснить, что отсечению дуальности приносят в жертву черных куриц? Про это даже Шри Ауробиндо помалкивает.
— Национальный колорит, — вздохнул Аристотель Федорович. — У нас ведь тоже блины да крашенные яйца от язычества остались.
— Вы только не подумайте, — сказал Борис, — что я насмешничаю. Наоборот, таинственная красота и величие происходящего поистине завораживают. Если у меня и проскальзывают легкомысленные формулировки, то это не от кощунственного образа мыслей, а просто потому, что я не особо подбираю слова. Я перед вами душу раскрываю. А из песни слова не выкинешь.
— Продолжайте, — сказал Аристотель Федорович.
— Итак, я задумался — может ли быть так, чтобы в Европе у богини был такой давний и хорошо организованный бизнес, — Борис кивнул на волгоградскую фотографию, — а в Индии, на родине, ей приносили в жертву только мелкую живность? Я поднял материал и сразу же выяснил, что в Индии богине тоже приносили в жертву людей. И, в отличие от лицемерных северных культур, делали это совершенно открыто. Счет принесенных в жертву идет на миллионы, хотя мир про них практически не помнит. Так я узнал про Тхагов… Или, как некоторые произносят, Тугов.
Борис выжидательно посмотрел на Аристотеля Федоровича, но тот молчал. Румаль Мусаевна холодно улыбнулась.
— И кто же это, по-вашему, такие? — спросила она.
— Иронизируете? Имеете полное право. Мне трудно судить, насколько правдива информация, имеющаяся в открытом доступе. Считается, что тхаги, или фансигары, как их называли на юге Индии, — это секта воров-душителей, существовавшая с седьмого по девятнадцатый век. Тхагов были многие тысячи. Они грабили караваны и одиноких путников, имели шпионов-осведомителей на всех базарах и покровителей среди махарадж. Каждое свое убийство они посвящали богине Кали, и обязательно отдавали часть награбленного в ее храм, чисто как наша братва. Тхаги душили своих жертв специальными шелковыми петлями, и это было не убийство, а именно жертвоприношение, потому что во время удушения они начитывали особую мантру, которую я и пытался произнести во время нашего знакомства. Только, наверно, неправильно выговаривал. А означает она, опять-таки по открытым сведениям, примерно следующее — «железная богиня-людоедка, рви зубами моего врага, выпей его кровь, победи его, мать Кали!»
— Ох, — вздохнула Румаль Мусаевна.
— Да-с, — сказал Борис, — такая вот недвойственность. Все источники утверждают, что тхаги действовали чрезвычайно широко и активно, и в среднем каждый бхутот имел на своем счету…
— Простите, кто?
— Бхутот, — ответил Борис, — это такой тхаг, которому доверено удушать жертву. Опять произношу неправильно? Я читал, еще бывают шамсиасы, это помощники, которые держат удушаемого за руки и ноги, и джемаддар, духовный руководитель проекта… Так вот, каждый бхутот имел на своем счету по нескольку сотен трупов, доходило до тысяч… Вот интересное сопоставление — во время Бородинской битвы погибло сорок тысяч русских солдат, и об этом целый век сочиняли стихи и романы. Но в том же самом 1812 году в Индии тхаги без всякой помпы задушили на дорогах ровно столько же. А всего по самым скромным подсчетам тхаги принесли в жертву Кали больше двух миллионов человек!
— И что, никто им не мешал? — недоверчиво спросила Румаль Мусаевна.
— Почему. Англичане боролись. И, как считается, успешно — якобы последний тхаг был повешен в 1882 году в Пенджабе. После этого матушке Кали приносят в жертву только петухов да козлят…
Борис тихонько засмеялся, переводя глаза с Аристотеля Федоровича на Румаль Мусаевну и обратно.
— Только я сразу понял, что тхаги никуда не исчезли. А скрылись и рассеялись по миру. И служат богине тайно, неведомыми путями. Но тайное постепенно становится явным.
И Борис бог весть в какой раз кивнул на волгоградскую статую. На этот раз Аристотель Федорович поглядел на нее очень внимательно, словно слова Бориса наконец коснулись в нем скрытой струны.
— Но ведь по вашим собственным словам, — сказал он, — богине Кали и так служит все человечество. Зачем же тогда нужны какие-то особые служители?
— Человечество искренне думает, что решает совсем другие задачи. Но кроме заблуждающейся толпы должен быть и тайный орден меченосцев, члены которого понимают, в чем назначение истории. Некая партия жрецов, знающих, что происходит. Ибо сердце культа обязательно должно остаться чистым и верным изначальной традиции. И еще доступным для избранных. Тех, кого призовет сама богиня…
— Ага, — сказал Аристотель Федорович, — вроде вас, да?
Борис исподлобья посмотрел на него — причем во взгляде его впервые за все время беседы сверкнуло что-то похожее на надменную гордость.
— Да, — сказал он. — Именно. Должны быть оставлены пути для таких как я. Для тех, кто постиг тайну и возжелал служить богине.
— Почему вы так твердо считаете себя избранным?
— Да хотя бы потому, — ответил Борис, все так же гордо глядя на собеседника, — что только избранный может, увидев фотографию волгоградской статуи, узнать в ней богиню Смерти.
— И вы уверены, что богине нужны ваши услуги?
— Конечно! — без тени сомнения ответил Борис. — Ибо богиня сама выбирает своих преданных. И это отражено в мифологии. Есть легенда о том, как Кали собрала всех своих почитателей, пожелав выявить самых искренних среди них, и ими оказались тхаги. И тогда богиня лично научила их приемам удушения платком… Трогательный миф. И такой наивно-простодушный…
Аристотель Федорович переглянулся с Румалью Мусаевной.
— Кажущаяся наивность мифологии есть свидетельство духовного здоровья народа, — сказал он сухо.
Борис закивал.
— Я именно это и имею в виду. Прекрасный миф. Просто прекрасный…
Аристотель Федорович улыбнулся.
— Ну хорошо. Продолжайте.
Борис поглядел на «Марсельезу».
— Собственно, я уже почти закончил. Я понял, кого мне надо искать. А дальше найти вас было довольно просто. Хотя мой поиск, если разобраться, носил довольно сумбурный характер.
— И как вы нас нашли?
— Мне стало понятно, что служители Кали должны быть, с одной стороны, скрыты. Чтобы их никогда и ни при каких обстоятельствах не мог обнаружить случайный взгляд. Чтобы они сливались со средой и не вызывали подозрений. С другой стороны, подлинный искатель должен быть в состоянии различить, так сказать, путеводный луч и увидеть вход в гавань. Уже одно то, что я здесь, доказывает — ваши маячки работают. Не так ли?
— Перечислите нам, пожалуйста, — сказал Аристотель Федорович, — что вы приняли за эти маячки. В той последовательности, как это происходило. Будет любопытно послушать.
— Хорошо. Как вам известно, — Борис улыбнулся, — душителей Кали называют или «тхаги», или «фансигары». Опять-таки поправьте, если неправильно произношу. Значит, прежде всего следовало ориентироваться на эти слова. Слово «тхаг» я быстро отбросил, потому что оно стало нарицательным, перейдя в английский язык. «Thug» означает громилу-бандита, а английский сейчас знают все…
Аристотель Федорович благожелательно кивнул.
— Дальше, — сказал он.
— Со словом «Фансигар» дела обстояли лучше. Правда, никаких организаций, фондов или фирм с таким названием я не обнаружил. Зато в области близких созвучий кое-что нашлось. Я отфильтровал случайные совпадения, и в поле моего зрения оказался автомобильный салон «Fancy Car».
Борис выговорил это название с преувеличенно жирным американским произношением.
