Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

— Право, не знаю, что и сказать. Это… это не укладывается у меня в голове, особенно если вспомнить, в какой тупик зашли наши исследования в 1994 году…

— В 1994 году вы во Франции только время теряли на размножение коров, тогда как ваши коллеги на американской земле творили чудеса с кровью Христовой!

Последние слова, брошенные с ухмылкой, достигли северного угла кабинета, и спавший там спаниель приподнял ухо. Ирвин несколько секунд молчал, затем взял себя в руки и тихо проговорил:

— С девяносто четвертого года, господин президент, я работаю над клонированием мамонта, найденного в вечной мерзлоте Сибири. И могу утверждать, что при нынешнем уровне знаний трансплантация ядра ископаемой клетки не представляется возможной.

— Ископаемой! Мы говорим о крови Христовой, при чем здесь мамонты? Это чудесным образом сохранившаяся кровь Иисуса, знамение Нового Завета, донесшего до нас тайну Страстей Христовых!

— Это… этого не может быть, — только и пробормотал Ирвин.

— Думайте что хотите, — ответил ему доктор Сандерсен, — но из девяноста пяти созданных нами эмбрионов один был выношен и благополучно рожден.

— Лежать, Спот, — прикрикнул президент.

Спаниель сел, косясь на свой привязанный к консоли поводок.

— Мальчик, — продолжал между тем генетик, — здоровый и крепкий, без аномалий, обычно свойственных клонам, без малейшей патологии, без каких-либо признаков вырождения…

— Вы получили патент?

Сандерсен снисходительно промолчал, мельком взглянув на поджатые губы пастора, выкрикнувшего свой вопрос словно анафему. Ответа не требовалось: заявка со всеми вытекающими правами была подшита в досье проекта «Омега» — так называлась зеленая папка. На титульном листе стояла вынесенная в эпиграф фраза из Апокалипсиса, приписываемая Иисусу: «Я есмь альфа и омега, начало и конец».

Профессор Макнил поднялся и медленно подошел к постерам. Дрожащей рукой потянулся к изображению Христа, дотронулся ладонью до самой середины погребального савана, ставшего для него теперь живой тканью, своего рода матрицей.

— Ну и кто же из него вырос? — поинтересовался Бадди Купперман, выгнувшись в кресле, чтобы посмотреть серому в лицо.

— Ребенок развивался совершенно нормально, с поправкой на то, что рос он в изоляции, в медицинской среде, не имея контактов с другими детьми… По заключению детских психиатров, он соответствовал всем критериям своего возраста. Не проявлял никаких особых талантов, как, впрочем, и странностей, которые могли бы объясняться его природой. Он играл, рисовал, учился считать и читать… Ему рассказывали сказки…

— А сказку про него? — вдруг спросил Купперман, вскинув указующий перст.

— Нет. Минимум религиозного образования для реактивации клеток памяти, но и только.

— Результаты?

— Ничего из ряда вон выходящего, разве что… Когда ему было четыре года и семь месяцев, мгновенно затянулась ранка у священника, читавшего ему Евангелие. Свидетельство есть в приложении, на тридцать восьмой странице.

— А он не протестовал против… неволи? — едва слышно спросил профессор Макнил.

— Мы внушили ему, что он сирота, подкидыш, и из-за слабой иммунной системы должен оставаться у нас, чтобы чем-нибудь не заразиться, пока его не вылечат. Мы, если угодно, культивировали в нем непохожесть на других, одновременно объясняя необходимость изоляции, так сказать, готовили почву… В том-то и состоял эксперимент: он ничего не знает о своем происхождении, а мы наблюдаем, проявится ли в нем что-либо со временем.

— Ну и?..

Сандерсен помолчал, вздохнул и нехотя проронил:

— Мы его потеряли.

Все присутствующие разом вздрогнули. Только Буш и его «соколы» сохраняли ледяную невозмутимость. Купперман с силой стукнул кулаком по подлокотнику.

— Потеряли? — возопил он с таким отчаянием в голосе, будто компьютерный вирус съел его недописанный сценарий. — Он умер?

— Мы не знаем. У нас случился пожар, и часть Исследовательского центра сгорела, это было в октябре прошлого года.

— Когда Клинтон едва не расстался со своим постом, — бесцветным голосом вставил один из «соколов».

Доктор Сандерсен проигнорировал намек и, обращаясь к Бадди Купперману, продолжил:

— Среди погибших его тела не обнаружили. Мы разослали описание, разумеется, не сообщая, кто он такой. Проект шел под грифом «совершенно секретно», и с административной точки зрения этот ребенок не существовал. Его искали, но безрезультатно.

— Дематериализовался? — высказал предположение Ирвин Гласснер и почти физически ощутил, как на него повеяло жутким холодом.

Нет, это было уж слишком! Где та научная комиссия, что подтвердила бы серьезность всей этой истории, подлинность анализов, факт воспроизведения генома? Президент и его советники купились как миленькие, они уже считали свершившимся фактом рождение клона от окровавленной тряпицы, а он, Ирвин Гласснер, генетик с дипломом лучшего американского университета, светило мирового масштаба в области клонирования, выглядит Фомой неверующим перед шарлатаном, который показывает фокусы с ДНК тысячелетней давности, а его бредни воспринимаются всеми ни больше ни меньше как евангельские истины.

— В общем, — закончил Сандерсен, — исчезновение ребенка было для всех нас тяжелым ударом. Но у меня, слава богу, есть еще достаточно эмбрионов, они хранятся в жидком азоте в надежном месте, и мы можем повторить опыт — если, конечно, на то будет ваша воля, господин президент. Если ваша администрация возобновит финансирование, я могу гарантировать результат, это лишь вопрос времени: я владею патентом, разработал методику и служу моей стране.

— Его необходимо найти! — выкрикнул Купперман и вскочил, как подброшенный пружиной. — Девяносто восемь процентов неудач: у нас нет времени ждать второго чуда, давайте трезво оценивать ситуацию!

Изумленно округлив глаза, Буш смотрел на растрепанного толстяка: тот уже мерил шагами кабинет, спотыкаясь о ковровые дорожки и размахивал руками, едва не сшибая на ходу букеты и модели кораблей.

— Нет, это же гениальная идея, как вы не понимаете! Иисус-клон, синтезированный Христос, наш собственный, made in USA, будет проповедовать всему миру слово Божье! Воплотит в жизнь pax americana![4] Станет опорой нашей политики на Ближнем Востоке! Помирит евреев и арабов самим фактом своей человеческой природы, гарантированной in vitro[5], — ведь, Боже мой, Иисуса признают пророком и Талмуд, и Коран! Только эта сказка про Бога-сына все портила, но мы сделаем ставку на другое: придет пророк, послание любви от авангарда науки, генетическое чудо, продолжающее дело Создателя, человек, равный Богу, Слово вновь станет плотью на языке ДНК! А вы, господин президент, вы только представьте себе ваши полномочия! Регент при Младенце Иисусе! Лауреат Нобелевской премии мира! Вы прогремите на всю планету! Притчи! Глас надежды! Святой Дух! Высочайшие рейтинги! О, я так и вижу все это! Ощущаю! А какое свежее веяние для Соединенных Штатов… Сколько можно выводить на сцену наших врагов, манипулировать злодеями — наконец-то мы будем дергать за ниточки героя посимпатичнее!

— Прекратите кощунствовать! — рявкнул Буш и даже привстал.

Купперман осекся, пригладил взлохмаченные волосы, поймал на лету упавшую модель «Мэйфлауэра» и водворил ее обратно на камин. Затем, вздохнув тайком об ушедшей эпохе Клинтона, сел на место и застегнул пиджак.

Довольные «соколы» одобрительно покивали: быстро же нахал присмирел. И переглянулись, как бы советуясь, кому из них заговорить.

— Слушаю вас, — повернулся к ним Буш.

— Господин президент, коль скоро мы дошли до абсурда, будем последовательны. Представьте, что будет, если мы станем придерживаться инструкции по эксплуатации существа, рожденного от льняной простыни, о котором предыдущей администрации ничего не известно, ни где оно сейчас, ни даже живо ли.

Все неуверенно заулыбались, как по команде взглянув на президента, но тот по-прежнему сидел с каменным лицом, и улыбки разом погасли.

— Я вот что хочу сказать, сэр. Все, кто находится в этом кабинете, убеждены, что через четыре года избраны будете вы.

— Переизбран, — поджав губы, поправил Буш.

— Но в третий раз президентских полномочий вы не получите, это исключено. А сколько лет будет в 2008 году вашему Иисусу-клону? Четырнадцать! В каком же возрасте — если допустить, что он найдется, — мы выпустим его на международную арену? В Святую землю явится миротворец в коротких штанишках под аккомпанемент популярной песенки «Мамочка, я воду превратил в вино»? Полноте, будем говорить серьезно. Достойно сыграть роль Мессии в соответствии со Священным Писанием он не сможет до совершеннолетия. Значит, мы тайно взрастим маленького Иисуса для того, чтобы им попользовались те, кто придет после нас?