Рольф Лапперт - Пампа блюз
Я подхожу к окну и смотрю на улицу. Анна пытается утихомирить Георгия, берет его за руку, говорит с ним. Сначала Георгий молча глядит на нее, потом отпихивает в сторону и ковыляет дальше. И вот он уже снова выкрикивает свои две фразы. Он настолько не в себе, что даже не замечает, что на улице, кроме него и Анны, больше никого нет. Анна следует за ним, хотя знает, что не может помочь Георгию, и вскоре они оба исчезают из вида.
Я оборачиваюсь. Карл все еще сосет кусочек нуги, который стал заметно меньше и уже не так выпирает за щекой. Ждать возвращения Анны бессмысленно, сегодня она не дострижет Карла и не побреет его. Мы уже ждали ее вот так однажды. Почти час просидели, прежде чем она вернулась, к тому же у нее так сильно дрожали руки, что она порезала Карла бритвой.
— Идем, Карл, нам пора, — говорю я, снимаю с него накидку и вешаю ее на крючок рядом с раковиной. Я выключаю свет над зеркалом и закрываю за нами дверь магазина. Запирать ее не обязательно. В наш городок никто чужой носа не кажет, даже воры.
3
Я ставлю тук-тук в тень от эвакуатора Масловецки и помогаю Карлу выбраться из кабины. Когда он оказывается на земле, я вручаю ему коробку из-под печенья. Он благодарит меня, мы пересекаем асфальтированную площадку перед заправкой. Карл продвигается вперед мелкими нетвердыми шажками и улыбается. Кажется, он не замечает, как убого все вокруг. Он обнимает свою коробку обеими руками и прижимает ее к груди. Улыбается он так, будто мы приближаемся к дорогому отелю какого-нибудь прекрасного города, а не к обветшавшей заправке на краю цивилизации.
Чем дольше я здесь нахожусь, тем сильнее эта картина нагоняет на меня тоску. Когда-то синяя, а сейчас уже поблекшая и едва заметная надпись «ГАРАЖ МАСЛОВЕЦКИ» на светлой штукатурке стены. Гирлянды разноцветных пластиковых флажков между плоской крышей и одиноко стоящим фонарем. Погнутые жестяные щиты, рекламирующие моторное масло и покрышки. Белый «Вольво Комби» 1997 года рядом с одной из бензоколонок. Здание мастерской, гараж и жилой фургон Йо-Йо, похожий на гигантского жука с серебристым панцирем. На стене у ворот — доска с картой, выгоревшей на солнце так, что ничего не разглядеть.
Если бы здесь была собака, она бы лежала рядом с одной из колонок и ждала клиентов. Но собак тут больше нет. Сократ сдох четыре года назад, и Масловецки не хочет заводить другого пса. Клиенты тоже перевелись. С тех пор как проложили новую трассу, сюда никто не заглядывает. Нужно основательно заблудиться, чтобы угодить в Вингроден.
Я придерживаю дверь, пропуская Карла вперед, и мы заходим в магазин — смесь закусочной, киоска и видеотеки. На стенах висят плакаты с рекламой моторных масел, напитков, сигарет и фильмов. Одна из полок забита пакетами с чипсами, шоколадками и журналами, на другой разложены щетки стеклоочистителя, скребки для льда и упаковки с ароматизатором. Когда срок годности съедобных продуктов истекает, они достаются нам: Йо-Йо, Карлу и мне. Хотя на сырные крекеры и желатиновых мишек я уже давно даже смотреть не могу, а Йо-Йо ест только то, что считает полезным, — все то, что здесь не продается. Зато Карл уплетает предложенное с таким аппетитом, как будто я вообще не кормлю его дома. После пиршества ему всегда становится плохо, он ноет, а мне даже лучше, потому что теперь не надо готовить ужин.
В углу на деревянной подставке выставлена модель ипподрома. Масловецки смастерил ее сам лет шесть назад, когда собирался построить настоящий ипподром на поле рядом с бывшей автобусной остановкой. Ему постоянно приходят в голову разные безумные идеи. И тогда он забывает обо всем, чертит планы и делает макеты из картона. Вот только воплотить в жизнь ничего не получается, потому что его странные партнеры вдруг бросают его или банки не хотят больше давать ему кредит. Или его осеняет новая гениальная идея, как еще можно вытащить Вингроден из безвестности.
На барной стойке рядом с автоматом с напитками стоят кассовый аппарат и подставка с открытками. Открытки существуют трех видов: Вингроден с высоты птичьего полета, фото местного бара и изображение дуба, растущего на поле у Вилли. Напечатать их решил Масловецки, он же придумал текст на обратной стороне: «Вингроден — идеальное место, чтобы оторваться от реальности». — «Трактир „Белая лошадь“ в Вингродене, где незнакомые люди становятся друзьями». — «Дуб Вингродена — врос в нашу землю 200 лет назад». Открытки изрядно пожелтели, и хотя стоят они всего тридцать центов за штуку, покупают их еще хуже, чем футболки с принтом «Я БЫЛ В ВИНГРОДЕНЕ И ОБЯЗАТЕЛЬНО ВЕРНУСЬ ОБРАТНО!» по пять евро. Где-то тут выставлены несколько коробок с бокалами и пепельницами, на которых выгравировано: «Город стеклодувов Вингроден — живая традиция». Странно, что Масловецки не пришло в голову заказать бейсбольные кепки с надписью «Вингроден — мегаполис в сердце Европы».
За стойкой в потертом мягком кресле сидит Йо-Йо и в стотысячный раз смотрит «Когда Гарри встретил Салли», «Мосты округа Мэдисон», «Из Африки» или какую-нибудь другую из бесчисленных мелодрам в его коллекции. На нем наушники, и он так погружен в просмотр, что не видит нас с Карлом. Даже если вынести из магазина все, Йо-Йо не заметит. Можно выставить дверь и снять полки со стен — он будет так же спокойно восседать в кресле и шевелить губами, бормоча вслед за актерами диалоги, которые знает наизусть.
Я захожу за стойку и машу ему. Йо-Йо вздрагивает, выпрямляет спину и снимает наушники.
— Привет, — говорю я и улыбаюсь, хотя после встречи с Георгием улыбаться как-то не хочется.
— Здорово, Бен.
Йо-Йо пытается изобразить улыбку, но у него выходит еще хуже, чем у меня. Даже сейчас, когда он встал в полный рост, он на полголовы ниже меня. Официально Йо-Йо здесь работает, но на самом деле он целыми днями только и делает, что смотрит фильмы. Про любовь. Чем они грустнее, тем лучше. Хотя поводов для печали в его жизни хватает. Ведь он любит Анну, а она замужем за Георгием. Наверное, поэтому Йо-Йо и подсел на мелодрамы. Чтобы убедить себя, что история знает много примеров несчастной любви и что его случай не единственный. Радостнее он от этого не становится, но, я думаю, фильмы не дают ему совершить какую-нибудь по-настоящему большую глупость.
— «Доктор Живаго», — говорит Йо-Йо. Голос звучит устало. На экране застыла картинка: поезд с паровозом на фоне зимнего пейзажа.
Я киваю. Я не знаю, о чем фильм, но спрашивать Йо-Йо не хочу — эту ошибку я совершил лишь однажды и потом битый час выслушивал историю «Касабланки». На деревянном ящике рядом с креслом стоят кувшин и стакан. А еще лежит прибор, которым Йо-Йо ежедневно часами массирует кожу головы. Этот прибор — чуть больше куска мыла, резиновый, с щупальцами, кабелем и петлей, куда просовываешь ладонь, чтобы его держать. В кувшине — чудодейственный настой для ускорения роста волос. Они уже отросли до двух миллиметров. Когда будет четыре, Йо-Йо пойдет к Анне стричься. Кувшин почти пуст. Даже в коровнике жидкости более приятного цвета, чем этот отвар, но Йо-Йо клянется, что средство действует.
— Запчасти пришли? — спрашиваю я. Уже больше недели я жду стартер, генератор и клиновый ремень для трактора Отто.
— Сегодня утром. Лежат вон там.
Йо-Йо выуживает из картонной коробки за стойкой пачку чипсов и дает ее Карлу.
— На, держи, Карл. Срок годности истек только вчера.
Карл сияет и кладет пачку на коробку из-под печенья.
— Спасибо.
Йо-Йо кивает.
— Ну ладно.
— Давай, — говорю я, — увидимся.
Йо-Йо снова кивает. Или все еще кивает. Наконец он поудобнее усаживается в кресло, надевает наушники и нажимает на пульте кнопку «play».
Я открываю дверь в мастерскую и пропускаю Карла вперед. Помещение размером со спортивный зал. Посередине углубление — бокс, в который спускаются, чтобы подобраться к машине снизу. Есть подъемник, сварочная установка и машина, с помощью которой снимают покрышки с обода. Вдоль более длинной стены стоят станки, полки с запчастями и жестяные бочки, заполненные ломом. Весь пол — в пятнах от масла, запах которого стоит в мастерской. С потолка свисают четыре длинные неоновые лампы.
Я сажаю Карла на диван перед конторой, снимаю с него шлем и даю в руки журнал из стопки на столе. Карл говорит «спасибо» и принимается вырывать из него кусочки. В коробке у Карла уже сотни таких клочков бумаги, все сегодняшние и все синего цвета.
Контора Масловецки — это две стеклянные стены в одном из углов мастерской и дверь. Письменный стол, стул и комод — вот и вся обстановка. На столе стоят старая печатная машинка, компьютер и телефон, на комоде — несколько папок для бумаг и кофеварка. Самого Масловецки сейчас нет, но он оставил для меня запчасти на верстаке. Я отбираю нужные и принимаюсь за работу.
Всему, что я знаю о моторах, коробках передач, системах выхлопа и так далее, я научился у Петра, работавшего тут до прошлого года. Всякое там садоводство, гвоздики, розы и тому подобное я освоил, потому что мне велела мать. Зато чинить машины и тракторы начал сам, потому что мне понравилось. Это прикольно, да еще и маму раздражает.
