Фарли Моуэт - Доброго пути, брат мой!
Некоторое время они двигались вниз по уже застывшей и укрытой снегом реке, ведущей, как ему дала понять Конала, к морскому побережью. И с каждым днем силы у Лэвери все прибывали, а Конала все больше слабела. Ночами, когда женщина думала, что он спит, она тихо постанывала, днем же едва могла пройти сотню-другую метров, прежде чем ее опять начинал бить кашель, а на снегу у ног расплывались кровавые пятна.
Когда их настигла первая настоящая пурга, уже Лэвери ставил палатку и разводил огонь из лишайников и оленьего жира, чтобы сварить немного сушеного мяса. Конала лежала в спальном мешке, пока он готовил еду, а обернувшись к ней, он увидел, что страдальческие морщинки у ее рта слились в глубокие складки. Он подошел ближе и поднес к ее пересохшим губам теплый суп. Отпив глоток, она снова легла, и было видно, как ярко блеснули ее глаза в тусклом свете костерка. В их глубине он прочел подтверждение тому, чего боялся.
Не опуская глаз, Конала вынула новую пару сапог откуда-то из-под кухлянки и медленно провела по ним рукой, проверяя удивительно тщательно выполненные швы, сквозь которые не должно просочиться ни капли влаги. Она протянула их Лэвери и положила ему на колени. Потом заговорила, медленно и особенно точно подбирая слова, чтобы он наверняка понял ее:
— Это не очень хорошие сапоги, но они могут довести тебя до становища моих родичей. И могут помочь тебе вернуться домой, в твою страну… Счастья тебе… И не сбиться тебе в них с пути… брат мой.
Поздней ночью ярость пурги дошла до предела. Холод завладел палаткой, словно и не было внутри нее слабого язычка пламени, пронизал меховые одеяния, в которые была закутана Конала, и проник в ее тело.
Когда пурга улеглась и ветер стих, Лэвери похоронил ее под горкой камней на высоком берегу безвестной реки. Двигаясь дальше на север теперь уже уверенным шагом, он больше не размышлял над вопросом, который мучил его столько недель… Потому что главный ответ Коналы все еще звучал у него в ушах и он никогда не сможет его забыть: «Не сбиться тебе… брат мой…»
Примечания
1
У Лэвери возникла ассоциация с «Балладой о Старом Мореходе» классика английского романтизма С. Колриджа (1772–1834 гг.). Ее герой был вынужден скитаться по морю с привязанным к шее мертвым альбатросом — так спутники наказали его за убийство священной для моряков птицы (прим. перев.).
