Микко Римминен - С носом

Там, за спиной, уже раздался скрип открываемой двери, в котором было столько решимости, поспешности и неистовства, сколько может быть лишь тогда, когда человеческое существо подросткового возраста собирается идти гулять. Дальнейшие события разворачивались сами собой: в ту же секунду, когда я услышала, как девичий шепот потек из квартиры в подъезд, и даже успела отметить про себя доносящийся из приоткрытой двери спортивно-канальный рокот, сквозь который донесся гром мужского голоса — слов не разобрать, но тон был явно приказной; в ту же самую секунду послышался осторожный поворот замка, после чего дверь неожиданно быстро приоткрылась, и я, недолго думая, тут же втиснулась во внезапно образовавшуюся, хотя и не слишком широкую, щель.

Прежде чем я до конца поняла, что стою в незнакомой прихожей в объятиях какой-то светловолосой испуганной женщины, я успела услышать, как легкие шаги заскакали по лестнице, словно мраморные шарики. Теперь настало время объясняться.

Я высвободилась из объятий и отступила на два шага. Теперь я вполне могла ее разглядеть, но смотреть в глаза не решалась, было стыдно, и тогда я стала смотреть мимо нее в коридор, который на сей раз ничем особенным не запомнился, разве только тем, что был узкий и совсем не такой, как у соседей, а вот на полу был точно такой же серый линолеум, что и за стеной, и тянулся длинный и узкий ковер с красно-черными квадратами. Свет попадал сюда только из подъезда и из дальней комнаты. Куртки и пальто на вешалке висели ровно и аккуратно, в ряд, все темные, кроме одного, и это единственное исключение — белый удлиненный плащ, он белел в сумрачном проеме, словно одинокий зуб в пасти чудовища.

— Извините, — выдавила я наконец.

— Ничего страшного, — сказала женщина ровным голосом, она быстро отошла от испуга, так часто бывает с молодыми мамашками, они могут выдержать что угодно, лишь бы это не угрожало ребенку.

— Кто там? — послышался мужской голос откуда-то из глубины.

— Честно говоря, я и сама не знаю, — сказала женщина, глядя на меня немигающими черными глазами.

Совсем незлые они были, эти глаза, но их обладательница точно знала свое место под солнцем. Мне не было страшно. Откровенно говоря, после всех этих событий мне стало вдруг как-то необъяснимо спокойно на душе. Да и чего вообще было бояться? Я ведь просто незваный гость, которого либо пригласят войти, либо выставят на улицу. Терять мне было нечего.

— Я всего лишь Ирма, — сказала я тихо.

— Кто там? — переспросил мужчина из комнаты.

— Всего лишь Ирма, — громче рявкнула я и с испугом посмотрела на женщину, вряд ли стоило так орать. — Экономические исследования. Исследовательский центр. То есть из. Центра. Простите.

Коротко объяснила, чем занимаюсь. Опрос населения. Потребительские привычки. Анкеты с вариантами ответов, дисконтные карты, близлежащие регионы. Аж вспотела, но все прошло на удивление гладко. В глубине квартире что-то скворчало на сковородке.

Не знаю почему, но я не стала ждать приглашения пройти, а сразу же начала снимать ботинки и продолжала твердить «простите». Вот, мол, приходится ходить по вечерам, беспокоить людей, стыдно даже, но ведь обычное трудоспособное население днем работает, поэтому наш график часто смещается на вечер, и каждый день надо опросить определенное количество людей, откуда я это придумала, словно причитания какие-то, но потом еще больше осмелела и продолжила, сказав, что сегодня выдался нелегкий день, и никого нет дома, и что случилось же вот еще споткнуться на пороге, вот ведь выдала-то, и откуда только такой словесный поток. А потом, когда женщина уже проводила меня на кухню, как бы немного опасаясь, что я в любую секунду могу упасть замертво, я все силилась вспомнить, а не произнесла ли я вслух свою последнюю мысль.

Мы оказались в кухне, практически в такой же, как у Ирьи, и там был мужчина. Он помешивал что-то шипящее в большой вок-сковороде и был по-кухонному расслаблен, как может быть расслаблен только мужчина. Даже легкие помешивания лопаткой он делал как бы от бедра. Женщины обычно готовят серьезно и с прямой спиной.

— Добрый вечер, — сказал он. Я кивнула и пожелала того же. С виду вполне обычный мужчина, хотя, возможно, чуть более здоровый, более накачанный и холеный, чем прочие; у него, как и у жены, были такие глаза, которые говорили, что он точно знает, что делает, но ничего сурового или тем более злого в его взгляде тоже не было.

— Это Ирма, ну Ирма, вот она, Ирма проводит какой-то опрос.

— О’кей, — сказал мужчина, а я все ждала, что он выставит меня за дверь. Но вдруг он перебросил деревянную лопатку жене и сказал как-то обезжиренно-сырно-весело, будто в рекламе:

— Присмотри-ка немного, я пойду взгляну, не проснулась ли Сини-Вирве.

Женщина подхватила лопатку практически на лету и стала помешивать ужин. Мне по-дружески кивнули, приглашая сесть за стол. Я подчинилась и вдруг неожиданно ощутила какую-то странную радость от слаженности действий этих двух самоуверенных существ, и уже почти было спросила, не по настоянию ли родственников они дали такое имя своему ребенку, ведь практически невозможно было поверить в то, что кто-то из этих двоих с искренним сердцем хотел испортить ребенка именем, которое вызывает ассоциации со шваброй и удочкой1. Но, к счастью, я сумела прикусить язык. Сидела, аккуратно сложив руки на краешке стола, старалась сдерживать улыбку и смотреть во двор. Та же окруженная соснами площадка виднелась из окна, что и у соседей.

Потом женщина сказала, что ее зовут Мари, и извинилась, что забыла представиться. Я ответила, что наше знакомство состоялось не совсем по заведенным правилам. Она в свою очередь предположила, что фамилию я, наверное, успела прочитать на двери или она уже заранее вписана в бумаги. Я ничего не ответила, но, когда она взглянула на меня, оторвавшись от сковороды, я немного игриво повела глазами, показывая, что мы, конечно, друг друга хорошо понимаем, а в душе тихо надеялась, что не выгляжу сейчас полной идиоткой. Попробовала воспроизвести в фотографической памяти вид двери снаружи. Однако в голову не приходило ничего, кроме фамилии Ялканен, и всей душой я желала, чтобы их звали как-нибудь иначе, подумала о несчастном ребенке, которому столько еще предстоит вынести в будущем, а уж с такой фамилией и подавно, ведь на ум, когда ее слышишь, приходит только что-то тренажернозалосмердящее2.

— Ну вот, — сказала Мари Надеюсь-не-Ялканен, правда, я не поняла, что она имела в виду, но прервать мои мысли ей, к счастью, удалось, а то я уже боялась, что засмеюсь.

Я оглядела кухню. По планировке она была зеркальным отражением кухни Йокипалтио, но другого сходства я не обнаружила. Здесь почти все было серое, или черное, или стальное, лишь кое-где вкрапления красного; непритязательно и стильно, и как бы даже ритмизованно. Но если изысканную скромность не считать чрезмерной, то единственным выбивающимся из знакомой картины элементом были огромные часы в стальной оправе, диаметром, наверное, метра полтора, они закрывали собой почти весь простенок, оставшийся между внешней стеной и блестяще-серыми посудными шкафами. Неожиданно я поняла, что точно в этом же месте, с другой стороны стены, ведут свою нервно-тикающую жизнь каповые часы Ирьи. Но представшее моим глазам мерило времени могло бы поглотить их все.

Я очнулась от своих мыслей, когда в кухню вошел мужчина.

— А меня зовут Яанис, — сказал он, резво направляясь ко мне и протягивая руку. Пожатие было крепким. Потом он, словно по щелчку, отошел в самый центр кухни на маленький круглый коврик из букле — этакий минималистский подиум для выдачи премий, и сказал: — Да, у вас были какие-то вопросы.

Именно так он и сказал, без вопросительной интонации, но в словах его все-таки было что-то вопрошающее, дружеское, будто он хотел воспрепятствовать возможной грубости, которая могла последовать. Ответила ему для начала, что я совсем не та персона, к которой следует обращаться на «вы», и в ту же секунду вдруг подумала совсем о другом, точнее, попыталась вспомнить, а как было с Ирьей, которая за стеной: мы были сразу на «ты» или сначала все-таки на «вы». Не помнила. Оба варианта имели свои плюсы, обращение на «ты», пожалуй, более приятельское, тогда как «вы» звучит слегка старомоднее и надежнее.

В тему углубиться не удалось, так как Мари спросила, не поворачивая головы, откуда-то из-под вытяжки стального цвета:

— Да, кстати, а за это что-то будет?

Я оторвала взгляд от сумки, которая лежала у меня на коленях и из которой во все стороны торчали углы распечаток. Не сумев ничего придумать, я просто смотрела в упор на женщину, которая уже повернулась и смотрела на меня своими мыщцеглазами. Голова словно чесалась изнутри, слышалось потрескивание и похрустывание.