Валерий Иванов - Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер

Азазелло шел мимо, не обращая внимания на зазывные крики торговцев, иные из которых пытались даже ухватить его за короткий поношенный плащ. Но пугливо отшатывались назад, завидев свирепую рожу с длинным и острым клыком. Наконец он остановился возле длинношеего лавочника с бегающими плутоватыми глазками, вертлявого и суетливого.

Откинув со лба капюшон, скрывавший его лицо, плечистый здоровяк попробовал улыбнуться дружелюбно и просительно, что, впрочем, мало удалось. Вид у него был весьма устрашающим. Рыжие пряди щетинисто торчали в стороны. Хищный длинный клык зловеще нависал над подбородком. Взгляд настораживал своим исподлобьем.

Глазки торговца замельтешили в тревоге, он слегка попятился.

— Мы с дальних островов, — доверительно сообщил зеленщику Азазелло, смягчая свой зверский вид серебряной монетой, мгновенно перекочевавшей в руку торговца и исчезнувшей под прилавком.

— Мы поклоняемся только одному морскому божеству, которое в ваших краях неведомо. Вера наша очень древняя и оттого чахнет. Мы хотели бы привезти на родину свежие мысли ваших знаменитых ученых проповедников. Здесь их у вас так много, но речи их нам непонятны. Они заботятся лишь о нравах и богатстве своего племени. А я слыхал, что есть такой Иисус из Назореи, который несет блаженство для всех народов мира.

И Азазелло попытался придать своему лицу просительное выражение.

Глаза лавочника стали еще мельче и косее, — слухи разные обитают в городе нашем, — он понизил голос, — иные рассказывают, что движется Иисус-проповедник из Самарии, другие утверждают, что из Галилеи, а некоторые и вовсе толкуют о реке Иордан.

Зеленщик округлил глаза, — говорят, ведет он за собой толпу учеников, которая растет день ото дня, и движутся они на Иерусалим, чтобы провозгласить новую власть. А, возможно он уже тайно и пришел в наш город. Разное поговаривают. Большего сказать тебе не могу, поскольку не знаю. Но походите по базару, прислушайтесь, есть сведущие люди….

Когда большие солнечные часы в центре рынка показали предзакатное время, и рынок опустел, посланцы Воланда вновь оказались перед закрытой уже лавкой словоохотливого зеленщика.

— Его здесь нет, — Азазелло был короток.

— Прав был зеленщик, — раздумчиво произнес Фагот, — о нем многие слышали, но говорят, он путешествует где-то на юге….

— И очень хорошо, — подхватил Бегемот, — вспомните, что говорил мессир. Он должен внушить страх местной власти и дать ей повод избавиться от него. А для этого следует придать ему и его учению известность и популярность среди городской черни.

— Однако…, - протянул Фагот, — нам надо избрать определенную тактику. Двинемся навстречу ему и вольемся в толпу его приспешников, занимаясь агитацией и пропагандой в массах, за что нас едва не повязали в Москве, либо….

— Только, «либо», — темпераментно и воодушевленно воскликнул кот. — У нас должно быть время подготовить почву под его прибытие в Иерусалим. В город должен торжественно въехать не какой-то один из многих десятков бродячих проповедников, но мессия, прославленный и известный своей мудростью и сотворенными чудесами. Ему должна предшествовать громкая слава, обогнавшая своего носителя и уже пустившая свои корни среди иерусалимской черни и городских лавочников.

В глазах Фагота мелькнуло было сомнение, но тут же исчезло — соображал он быстро и, подчас, изворотливо и лукаво.

— Кому нужен безвестный странствующий пророк? Его просто изгонят из Иерусалима или посадят в тюрьму, — азартно тараща глаза, продолжал Бегемот, — либо, в крайнем случае, втихую умертвят….

Тактика троицы, предложенная мудрым Бегемотом, была проста и эффективна — побольше шумных скандалов, следов, сопровождающихся драками и необычными явлениями, — тогда информация окружающими лучше запомнится и будет распространена по Иерусалиму тем быстрее.

В двадцатом веке это назовут пиаром.

Азазелло выразил свое согласие коротким кивком уродливой головы, поросшей буйной рыжей растительностью и клацнул своим безобразным клыком.

Фагот одобрительно скривил рот и блеснул стеклышком пенсне в лучах заходящего солнца, отчего кот тихо раздулся от собственной значимости.

Золотящиеся, желтоватые, и медные, различных немыслимых оттенков, нити последних лучей уходящего с горизонта светила пропадали в низких багровеющих облаках. Знаменитый иерусалимский закат зачаровал друзей, застывших на месте от невероятно красивой панорамы.

Ночь упала на город внезапно и всеохватно. Широкими пологами яркого восточного шатра над Иерусалимом заискрилось удивительное бездонное многозвездие. Кот, по-совиному вытаращив глаза, безуспешно тщился сосчитать все вспыхивавшие и вспыхивавшие на небосводе звезды. Ярче других сияла звезда Геспер, взошедшая величаво со стороны Средиземного моря.

Глава вторая

Воланд избрал своим постоянным местопребыванием квартиру N 50 дома N 302-бис по улице Садовой. Ту самую, в которой ранее проживала первая жертва неумолимых обстоятельств человеческого бытия, председатель правления МАССОЛИТа М.А.Берлиоз, занимая ее совместно с директором московского Театра Варьете С.Б.Лиходеевым.

Обиталище это после произошедших известных событий стало объектом пристальнейшего внимания со стороны органов НКВД. И продолжало оставаться предметом тщательного изучения, в связи с жалобами жильцов дома на непрекращающиеся голоса и шумы из означенной квартиры.

Неоднократные засады, однако, результатов не дали. Более того, оперативники в своих рапортах отражали, что посторонние звуки и речевые гулы действительно имеют место, несмотря даже на присутствие вооруженных представителей власти. Злосчастную квартиру опутывали проводами и различными датчиками, ставили в ней хитроумные механические и химические ловушки, пытались записать звучащие голоса на фонограф.

Бесполезно. Нечистая сила из «дьявольской квартиры», как окрестили ее жильцы дома, ловиться и фиксироваться не желала. Никаких материальных следов не обнаруживалось, а магнитная лента фонографа прокручивалась впустую с сухим молчаливым потрескиванием.

Завезенная в квартиру рентгеновская установка выдавала на-гора лишь, отчего-то полностью засвеченную, рентгеновскую пленку.

В отчаянии тайно приглашенный энкаведешниками батюшка, лишь осенил себя крестным знамением и бежал из квартиры со скоростью хорошего спринтера, подобрав руками полы путающейся под ногами рясы.

А, квартира продолжала жить своей размеренной потусторонней жизнью. Отчего так упорствовал Воланд, предпочитавший обитать обычно в отдалении от суетного и беспокойного людского мира? Он, пожалуй, и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Впрочем, он им и не задавался, будучи полностью увлеченным решением очередной комбинации бесконечной своей проблемы и не обращавший, ровно никакого, внимания на подобные мелочи….

Пути его также были неисповедимы. Однажды Воланд объявил своим слугам, что обнаружил в людском мире новое образование, где пытались построить общество совершенно новой формации. Вожди его не верили ни в бога, ни в дьявола и стремились своим неверием заразить остальную часть населения громадного государства, дав ему гордое и звучное название Союз Советских Социалистических Республик.

По их бредовой идее, советские люди должны быть свободны от всяких верований, кроме веры в светлое будущее всего человечества. И, якобы добились своего, полностью оградив своих подданных от религии, суеверий и предрассудков. Людские же пороки, изъяны и искушения также ушли в прошлое.

— Так ли это? — Воланд, все же, был преисполнен скепсиса, — или рожден очередной миф, которыми пестрела вся многовековая человеческая история?

Азазелло, Фагот, Бегемот и Гелла молчали — не принято было высказывать свою точку зрения прежде обозначения основ позиции самого мессира.

Или это новые козни извечного могущественного противника, вставшего, в борьбе за людские души, по ту сторону Тьмы и известного людям под именем Иисуса Христоса?

Не его ли заветы выполняют вожди этого нового государственного и идеологического образования, свежеиспеченного элемента противоречивого людского бытия?

— Проверим.

И волей мессира, все они оказались в Москве поздней весной одна тысяча девятьсот тридцать пятого года.

То ли по случайному стечению обстоятельств, то ли по разумению Воланда, а, скорее всего, так, первыми жертвами проверки «на вшивость» (по определению кота) стали обитатель квартиры N50 Берлиоз и его приятель Бездомный. Неумолимой судьбой первый был лишен головы, а второй, пытаясь добиться справедливой кары таинственному иностранцу, предсказавшему скорую смерть Берлиозу, попал в психиатрическую лечебницу.