Арсений Несмелов - Литературное наследие
Евгений Витковский (Москва) Ли Мэн (Чикаго)
ЧЕРЕЗ ОКЕАН
Поэма
В 1922 году, в дни эвакуации Приморья остатками дальневосточной Белой Армии, несколько кадет, раздобыв крошечный парусно-моторный бот «Рязань», решили плыть на нем в Америку. Капитаном судна был избран случайно встреченный в порту боцман. Судно благополучно прибыло к берегам Северной Америки, установив рекорд наименьшего тоннажа для трансокеанского рейса. Как сообщает молва, жители города, в гавани которого кадеты бросили якорь, вынесли «Рязань» на берег и на руках, под звуки оркестров, пронесли по улицам.
1
Складка досады, как шнур на лбу;Капитан опустил трубу:«В этих широтах, где шквалом бьетЛевиафанов, — рыбачий бот?!»
Лево руля положил штурвал,Вахтенный тянет сигнальный фал.
Долго ли боту лечь в дрейф?Кливер прихвачен, фок — с рей,Заполоскал и упал бизань.«Русская дрянь! На корме — «Рязань»!»
Рупор к матросским губам прижат,Мышцы на голой груди дрожат,И выдувает, как мехом, грудь:«Эй, вы откуда? Куда ваш путь?»
И переплескивает моряку:«Из Владивостока в А-ме-ри-ку!»
2
Бот, не поднявший при встрече флага(Снят революцией этот флаг), —Кто он для встречного? Лишь бродягаС жалкой командою из бродяг!
«Русский!» — не спичечный коробок лиЭта скорлупка? В ней шесть сердец:Шесть человек насчитал в бинокли,Женской толпой зацветя, спардек.
Девичьим губкам поахать любо,Радостно сердце зажечь огнем.Легче!.. На боте не флаг яхт-клуба,Не знаменитый спортсмен на нем!
«Русский!» — От голода и от страхаПрет бесшабашно на рожон.Нету причины ни петь, ни ахать —Воздух их родины заражен.
Это суденышко — сыпнотифозный,С койки своей убежавший в бреду.Путь его к гибели неосознан:«Без покаяния пропадут!»
3
Бот на ост, пароход на вест.Ставь, капитан, на восточном крест,Жми, капитан, желваки скул:Будут собою кормить акул.
Васко да Гама и ЛаперузС морем иную вели игру-с;Там удальцы, королевский флот,Это же — русский дырявый бот.
Был капитан, вероятно, прав.Высверкал радио-телеграф:
«В трех тысячах миль от Сан-Франциско(Дата) встречен рыбачий бот.Курс — ост. Невероятность рискаУбеждает в безумьи ведущих его;Впрочем, бот принадлежит русским,А им благоразумие свойственно разве?Иокогама во вторник. Телеграфируйте груз.Тихоокеанская линия. "Эмпресс оф Азия"[3]».
4
Не угадаешь, какого рангаЭтот потомок орангутанга;Ноги расставил, учуяв крен,Свесились руки до колен.
Морда небритая смотрит храбро,Воздух со свистом ноздрею забран;Цепкой о ножичек бряк да бряк,Боцман Карась — удалой моряк!
Жадной девчонкой в порту обласкан,Алым цветочком украсит лацкан,Но из цветочного барахлаПрет, как галушка, мурло хохла.
Он на вопрос, на учтивость герла:«Где ваша женушка?» — брякнет: «Вмерла!»Плавал в Шанхай, на Камчатке жил,Любит хану, и сулю, и джин.
Деньги оставил у хитрой барышни —Стало быть, снова ступай на парусник.Тяжело похмелье на берегу.«Можешь в Америку плыть?» — «Могу!»
Лишь оторваться б! Всяк путь отраден.«Бот-то, ребятушки, не украден?»Впрочем, в моменты эвакуацииМелочами интересоваться ли?
«Выспись да трезвым наутро встань,По-настоящему капитань!»
5
Боцман лениво идет на ют.Славно ребята его поют!Даже не хочется материть —Верится: выпоют материк!
«Ветер-ветерочек, вей в корму,Ветер-ветерочек, не штормуй!Чтобы каждый парус был пузат,Потому что нам нельзя назад.
Ветер-ветерочек, я — кадет,Был всегда на палочку надет;А теперь в смоле холщовый зад,Но и задом нам нельзя назад.
Ветер-ветерочек, не к добруНе учил я раньше ал-геб-ру,А горланил с чехами «наздар»,Вот за это и нельзя назад.
Может, плакать будем мы потом,Но потом бывает суп с котом,И, что бы там ни было, покаПринимай-ка нас, Америка!»
Думает, сплевывая, Карась:«Ладная банда подобралась!»
6
Друг, не вчера ли зубрил про катетыДа про квадраты гипотенуз?Нынче же, смотришь, придут и схватят те,Что объявили отцам войну.
Можно ль учиться, когда надтреснутСтарый уклад и метель в дыру?С курток погоны приказом срезаны,Дядьки указывают директору.
Проще простого: винтовки нате-ка,Нате подсумки и груз обойм.Не перейти ль от игры в солдатикиК братоубийственнейшей из войн?
И перешли. Так уходит скаутВ лагерь, как эти в отряды шли;Но о любимых лишь bene autNihil — их пять уцелело лишь!
В лагере можно мечтать о доме,Лес оконтрастит его уют,Ну, а в тайге ничего нет, кромеГнуса. Соловушки не поют.
Нет молочка, и уютам — крышка;В ночь непогожую — до утраЗакоченеешь, как кочерыжка,Коль не сумеешь разжечь костра.
Детские души — как лапоть в клочья!Зубы молочные раскроша,Вырастят мальчики зубы волчьи,Волчьей же сделается душа.
Хмуро дичая от понужая,Бурым становишься, как медведь.Здесь обрастешь бородой, мужая,Или истаешь, чтоб умереть.
Ночью, когда раздвигают сучьяЗвезд соглядатайские лучи,Смело и просто заглянешь с кручиСердца в кристальную глубь причин.
Что-то увидишь и в память спрячешь,Чтобы беречь весь свой век его,И никогда уже не заплачетТак улыбнувшийся в непогодь.
В плен ли достанешься, на коленкахНе поползешь — не такая стать:Сами умели поставить к стенке,Значит, сумеют и сами стать!
7
Город и море: куда же дальше нам?Грузят два крейсера генеральшами.День пробродили в порту, и вотСняли с причалов рыбачий бот.
С берега море песок сгребало.Ветер — на девять штормовых баллов —Взвизгивал, брызгами морося.Темень. И трубочка Карася.
8
Близится. Вот он. Перешагнул.Так по таежным вершинам ветерТянет широкий протяжный гул,Словно сырые рыбачьи сети.
Плавно поднимет и бросит вниз;Всхлипнув, скрипуче положит набок.Лампа качается и карнизТемной каюты качает как бы.
Будто бы та же кругом тайга,Та же землянка без зги, без следа.Тиф. Неустанный напор врагаИ голубые лохмотья бреда.
Нет: то широко идет волна,Словно щенок за щенком, в прискочку,И любопытно следит лунаВ мертвом движеньи живую точку.
Это на мачте несет «Рязань»Желтый огонь, золотую искру.Это зрачок, темноту грызя,Точку свою из тумана выскреб.
9
Дни и недели. «Карась, мы где?» —«В морю». — «Хохлуха, туда ль нас гонишь?» —«Разве написано на воде?Прём на восток, и молись иконе!»
Бот по-таежному нелюдим, —Встречей в тайге не прельстишь бродягу:Если увидят далекий дым,Так норовят, что от дыма — тягу.
Может, в Америку плыть нельзя?Может, в Америке встретят в сабли?Всё же всё чаще, волной скользя,Щупал прожектор шальной кораблик.
Пёрли по-жульнически. В кустахТак пробирается беглый. КончикУха в траве показав, русакТак удирает от шустрых гончих.
Думалось, встретит «Рязань» ковчегЭтакий мощный и необъятный,Пересчитает, обложит всехИ заворотит: гуляй обратно!
У Карася, уж на что бывал,Стала тоска проступать на морде;Все-таки пёрли и в штиль, и в шквал,Не помышляющие о рекорде.
Белкой, крутящейся в колесеСтраха, кончают свой путь отважный,Ибо приблизились к полосе,Именуемой каботажной.
«Морду набьют, — говорит Карась, —Даже напиться не будет сроку!»Всё ж, неизвестности покорясь,Курс до конца на восток простроган.
Вот и прибрежные острова,Не изменять же у цели румба!..И растворяется синеваПройденных миль над страной Колумба
Только укрыться и не пытайсь:Всюду подгадят болтун и кляузник.Вот заметка из какого-то «Таймс»В переводе на русский паузник:
«Через океан на 10-тонном боте.Установлен рекорд на наименьший тоннаж».Фотографии: мистер Карась (уже в рединготе!),Обсосанная ветрами «Рязань» и ее экипаж.
В заметке сказано: «Уклоняясь от встречиС дозорным миноносцем и принятый за спиртовоза,Бот не исполнил приказания в дрейф лечьИ был обстрелян, но, к счастью, в воздух.
Из своей скорлупы при осмотре вытрясБот шесть человек. До ближайшей гаваниКапитан не пожелал сообщить (славянская хитрость!)Истинной — рекордсменской — цели плавания.
Итак, приз, равный 30 000 долларам,За трансокеанский рейс при наименьшем тоннажеДостанется этим бесшабашным головам».Затем: интервью — почтительнейшее — с хохлованом нашим.
10
Говорят, и этому я верю,Что тот город, где кадет-матросБросил якорь, вынес бот на берегИ по улицам его понес.
И о чем народом крепким пелось,Что кричалось — выдумать не рвись;Вероятно, прославлялась смелостьИ отваги мужественный риск.
Милые, что ныне с вами сталось,Я не знаю. Вероятно, тамРастворившись, приняли за малостьСлаву, улыбнувшуюся вам.
Кончен сказ и требуется вывод;Подытожить, сердце, не пора ль,Ибо скажут: расписались мы вот,Ну и что же? Какова мораль?..
11
Лбом мы прошибали океаныВолн летящих и слепой тайги:В жребий отщепенства окаянныйЗаковал нас Рок, а не враги.
Мы плечами поднимали подвиг,Только сердце было наш домкрат;Мы не знали, что такое отдыхВ раззолоченном венце наград.
Много нас рассеяно по свету,Отоснившихся уже врагу;Мы — лишь тема, милая поэту,Мы — лишь след на тающем снегу.
Победителя, конечно, судят,Только побежденный не судим,И в грядущем мы одеты будемОреолом славы золотым.
И кричу, строфу восторгом скомкав,Зоркий, злой и цепкий, как репей:«Как торнадо, захлестнет потомковДерзкий ветер наших эпопей!»
Харбин, 1930
