Валентин Черных - Женская собственность. Сборник
— Пока, — сказала она.
— Пока, — ответил он.
Раз уж все кончено, он не стал ждать, пока отправится поезд, кому нужны эти размахивания рукой вслед уходящему вагону, как это обычно делают герои в кино.
Он вернулся в общежитие и лег спать. И снова началась учеба. Когда пришло письмо от Марины, он положил его в портфель и открыл только вечером, оттягивая неприятный момент, чего уж приятного, если тебя наверняка обзывают всякими уничижительными словами. Но письмо оказалось трогательным и нежным. Марина писала, что ей понравилась поездка и что он возмужал, и она его любит по-прежнему и ждет. Она не поедет на Новый год в деревню, а хозяйка, у которой она снимает комнату, уезжает к дочери в Ленинград, и они два дня новогодних праздников могут провести вдвоем.
Он еще раз перечитал письмо, пытаясь найти раздражение или недовольство, ведь она не могла не понять, что он оказался мальчишкой, который ничего не может организовать, но успокоил себя, решив, что рядом с ним живут точно такие же и они наверняка, как и он, не смогли бы снять комнату. У него улучшилось настроение, он стал даже смелее с девушками, если он нравится одной, значит, может нравиться и другим. До этого дня он не знакомился с девушками с других факультетов, на их курсе на факультете механизации сельского хозяйства учились только три девушки, их разобрали на первых же танцах. Больше всего девушек было на экономическом и зоотехническом факультетах. Экономисты устроили танцы перед самым Новым годом. Он пошел туда.
Вначале, как в сельских клубах, девушки расположились у одной стены, парни — у противоположной. Первые два танца он простоял, наблюдая. Ему понравилась стройная, в тонком вязаном платье девушка, похожая на Марину. Он давно заметил, что ему нравились девушки, похожие на Марину, темные, смуглые, может быть, потому, что он был белесым, неярким блондином с размытым, без четких линий, лицом и это лицо ему не нравилось. Он не рискнул пригласить понравившуюся девушку, а пригласил ту, которую пока никто не приглашал. Девушка хорошо танцевала и, когда объявили белый танец, пригласила его, и они уже танцевали весь вечер. Звали ее Аленой, наверняка Алена в паспорте записана обычной Еленой, подумал он, но уточнять не стал. Он проводил ее до дома, она оказалась городской и жила в самом центре. В подъезде они поцеловались, и Алена пригласила его на Новый год, она собирала компанию у себя дома. Он пожалел, что уже написал Марине о своем приезде, и сказал, что едет к матери в деревню, что было почти правдой: он должен был заехать домой за продуктами. На следующий день на него как-то странно посматривали ребята.
— В чем дело? — спросил он.
Ему объяснили, что Алена — дочь начальника областного управления сельского хозяйства и что ее отец — доктор сельскохозяйственных наук — заведует кафедрой в их институте, и теперь ему обеспечено самое лучшее распределение или даже аспирантура.
— Я этим воспользуюсь, — пообещал он.
Если раньше он предпочитал отмалчиваться, то теперь научился отвечать сразу. Перед поездкой он колебался, что купить Марине — торт или апельсины? Торт в квадратной нелепой коробке не влезал в портфель, как будто эти коробки делали специально, чтобы все знали: человек идет в гости. Он купил апельсины, простояв за ними в очереди четыре часа.
Поезд в райцентр шел один раз в сутки, поэтому Марина знала, когда он может приехать. Ему и хотелось, чтобы Марина его встретила, но были и опасения, как бы знакомые, а они могли оказаться на вокзале, не подумали, что дело решенное и он женится на ней, о женитьбе он в то время не думал.
Когда поезд подходил к райцентру, он перешел в последний вагон, чтобы выйти в конце платформы. Пока он дойдет до вокзала, местные уже разойдутся. Так и получилось. В райцентре сошло с десяток пассажиров. Пока он шел, на перроне осталась только Марина и дежурный по станции. Марина растерянно оглядывалась, поезд уже тронулся, когда она увидела его. Она бросилась к нему, обняла, поцеловала.
— Счастье-то какое! — сказала она. — Я уже думала, ты не приедешь. Пойдем погуляем! На Красноармейской повесили гирлянды из лампочек, совсем как в большом городе.
— Я устал, — сказал он. — Пойдем сразу к тебе.
И она поверила, хотя как можно устать за три часа дороги. А ему не хотелось лишний раз попадаться на глаза знакомым. Теперь он стал взрослым, ему исполнилось восемнадцать лет, он мог жениться, а девушка — выйти за него замуж, но жена в его планы не помещалась. Надо снимать квартиру, а на ее оплату стипендии не хватит, и вообще, женитьба — скучная определенность, а он еще с шестого класса мечтал переехать в Москву, когда вместе со школьной экскурсией побывал в столице. Один из мужиков их деревни несколько лет прожил в Москве, и теперь у него и кличка была Москвич. Однажды он спросил у него:
— А как жилось в Москве?
— Хорошо жилось, — ответил Москвич. — Каждый день можно было купить свежую колбасу, я особенно любил чайную, так и тает во рту. А конфет — три десятка сортов, и водка хорошая, не сравнить с нашей местной.
— А чего не остался? — спросил он.
— А как останешься? — ответил Москвич. — Я за Москву зацепился после армии. Пять лет прожил в общежитии. Надоело. Пришла пора жениться и свой дом заводить.
— А в Москве нельзя было жениться?
— Можно, конечно, но не получилось. Любила меня такая же лимитчица, но прописки все одно не было.
— А прописку не москвичам не дают?
— Дают. Временную. А чтобы прописку постоянную получить, надо на одном месте десять лет повкалывать.
— И другого пути нет?
— Если только жениться на москвичке. Но они за нас, лапотников, замуж не выходят.
Если этот путь единственный, то Марина ему не помощница, ей самой надо помогать.
А пока Марина шла рядом. На ней было пальто, какие носили взрослые женщины: из серого драпа с черным каракулевым воротником, тогда каракуль стоил дешево.
Марина рассказывала о подругах с маслозавода, с нею работали две девчонки из их класса, они, как и Марина, в институт не поступили.
Комнату Марина снимала на улице, где в основном жили железнодорожники, невдалеке от станции, поэтому они пришли быстро.
Дом как дом, выстроенный по разумному стандарту, такие дома никто не проектировал, но строили все, и у его родителей был почти такой же. Небольшая прихожая, две комнаты, летняя веранда и кухня, комнаты, естественно, проходные. Первая комната зала, или гостиная — в разных семьях называли по-разному, — с диваном, круглым столом, большим фикусом в кадке, семейными фотографиями в рамках на стенах. Марина жила в гостиной. В углу стояла елка, украшенная гирляндами, с красной звездой на макушке. Он отметил, что крестовина, на которой крепилась елка, сделана недавно и сделана умелыми руками. Он спросил: кто делал? Она ответила, что знакомый по работе, и он впервые осознал, что у нее могут быть знакомые парни, которым она нравится, и они, может быть, даже ухаживают за нею.
Марина стала выставлять еду на стол. Он открыл шампанское, когда по радио начали бить кремлевские куранты. Они выпили и стали смотреть новогодний огонек. Потом они просмотрели концерт артистов зарубежной эстрады. К пяти утра телевидение закончило работу, диктор еще раз поздравил с наступившим новым годом, в доме напротив погасили свет.
Они посидели несколько минут молча.
— Я тебе постелю на раскладушке, — сказала Марина, не глядя на него.
— Не надо раскладушки, — сказал он.
— А ты для себя все решил? — спросила Марина.
— Я решил все, — ответил он.
Она медленно стелила постель, потом попросила его отвернуться. Он отвернулся, услышал, как стукнули каблуки сброшенных туфель, и сердце у него пустилось вскачь, как было только перед дракой с Васильевым. Когда он оглянулся, Марина уже лежала, почему-то отвернувшись к стене, наверное, не хотела его смущать. Он быстро разделся, лег рядом, прикоснулся к Марине, почувствовав свои холодные руки. Марина повернулась, обняла его, поцеловала, он хотел быть уверенным и спокойным, не таким, как первый раз с Тонькой, но все равно оказался суетливым и неумелым и к тому же сразу заснул и проснулся на рассвете. Марина еще спала, он впервые увидел ее обнаженной и удивился, что рядом с ним лежала взрослая женщина, хотя они были ровесниками. Он рассматривал ее большую грудь, громоздкие бедра. Такие женщины принадлежали только взрослым мужчинам, а он себя еще не чувствовал взрослым, он вдруг осознал, что она уже может рожать, может быть, она уже забеременела, конечно, когда-нибудь у него будут дети, но не так уж сразу, не скоро еще, когда он закончит институт.
Марина открыла глаза и прижалась к нему. И он уже ни о чем не думал. Он не торопился на этот раз, и Марина вдруг забилась под ним, будто хотела освободиться, потом затихла, и он понял, что она тоже счастлива.
