Владимир Соколовский - Твой день и час
6
Замполит поздоровался с Носовым за руку, но не посадил, а выпалил в лоб:
— Поступило указание выделить с первого декабря по человеку от каждого подразделения на трехдневные лыжные сборы! Выбор пал на вас, товарищ старший лейтенант. Так что готовьтесь, я включил вас в проект приказа.
— Что… как это вы сказали? — следователь выпучил глаза. — Лыжные сборы? Что еще за шутки такие? Да я пять лет на лыжи не становился!
— Ну и встанете, ничего страшного. Покатаетесь вволю, восстановите прежние навыки.
— Навыки… А кто мои дела будет вести? У нас ведь сроки, вы хоть это знаете? И никто там за меня ничего не сделает, у каждого нагрузки под завязку.
— А, подумаешь! — барственно прогудел Ачкасов. — На все надо находить время.
— Но хоть с Бормотовым-то вы разговаривали на этот счет?
— А зачем? Я сам могу принять такое решение. Я все-таки замполит, а он всего лишь начальник отделения. Достаточно будет, если я его только уведомлю.
«Тогда еще ничего не потеряно», — облегченно вздохнул Носов. Силу и авторитет начальника следственного отделения он представлял себе более реально, чем сидящий перед ним человек.
— Значит, договорились? Идите и будьте готовы.
— Почему это — договорились? Я никуда не поеду. Вернее, поеду, если кто-то другой примет к своему производству два дела, сроки по которым истекают в первой декаде декабря. Да нет, не поеду и тогда: с какой это стати я буду отдавать чужим людям почти законченные дела? Чтобы после меня склоняли: мол, Носов лентяй, у него меньше всех дел закончено? Посылайте кого-нибудь из профилактики, или из штаба, или из взвода — там люди за реальные результаты не отвечают, вот пускай и ездят, катаются на лыжах… или на санках, хоть на чем…
— Ка-ак вы разговариваете?! Встать как следует! Я вас на гауптвахту отправлю!!
Хос-споди, сколько крику…
— Больше у вас ничего нет ко мне? Тогда я пошел, работы много…
В коридоре Ачкасов обогнал его и ворвался в кабинет Бормотова. Михаил ухмыльнулся: «Давай-давай…» Заглянул к Борьке Вайсбурду. Тот допрашивал какую-то бабу.
— Мы немного сначала-то выпили, — говорила она. — После еще сбегали. Выпивали, сидели, все нормально… Потом отключилась я. Просыпаюсь, гляжу — что такое? Никого нету, дверь распахнута, а я лежу на кровати, и — вся нагая…
Борька кивнул Носову на стул: посиди маленько, я сейчас!
Они начинали вместе, но на третьем курсе Фудзияма сломал ногу и ушел в академический. Он был вообще из бакланов — есть в студенческой среде и такая категория. Дитя городской окраины, шпанистой и веселой. На факультете до сих пор помнят, наверно, какую штуку он учинил с деканом, хромым Мухиным. Позвонил ему из автомата: «Алло! Это юридический факультет? Ага… А вы кто будете? Яс-сно… С телефонной станции беспокоят. Проверка связи. У нас к вам будет небольшая просьба. Черную такую пупочку, куда провод подсоединяется, видите? Винтик там отверните посередине. Ну чем, чем… найдите уж чем. Отвертка, перочинник… нашли? Так… теперь провод освободите. Шурупчики там такие маленькие… крутите, крутите! Ну, сняли провод?» — «Да… — пропыхтел Федор Васильевич. — И что же теперь с ним делать?» — «Обмотайте его, — загоготал Борька, — вокруг своего члена, а если кто-нибудь спросит, в чем дело — скажите, что так и було! Ясно? На сегодня свободны…»
Выпроводив бабу, Вайсбурд подошел к окну, толкнул створку. Кислый дымный чад смешался с хлынувшим свежим воздухом.
— Ну как ты, Мишаня? Еще добавил вчера, что ли? То-то видик у тебя… И мой не лучше, конечно. Прибежал да высосал еще бутылку сухого. Выступать начал, права качать… Утром проснулся: ну, думаю, и взгреют же меня сейчас!.. Обошлось, слава Богу. Жена даже будить не стала: утром тихонько дочку собрала, в садик увела и сама на работу умотала. Я думал — позвонит с утра. Нет, не звонила покуда… Сижу вот и думаю теперь: неужели проняло? Осознала наконец мое истинное величие?.. Нет, ты чего правда встрепанный-то такой? По рубцу от начальства получил, что ли?
Носов рассказал историю с замполитом. Фудзияма грустно покачал головой:
— Только так, и не иначе. В этих органах долбаных все так же, как и везде — только знак плюс автоматически изменен на минус. Я вот к этому уже привык, и меня ничем не проймешь. Зачем ломать голову, надсаживать психику? Да плюнул бы на все, поехал на эти сборы! Хоть на три дня отключился бы от здешней свистопляски — знай катайся на лыжах. Нет, зря ты отказался.
— А дела?
— Наплевать на дела! Пускай о них у других голова болит. И не поднимал бы шуму, просто поставил бы Бормотова перед фактом — то-то бы он завертелся тогда!
— Гауптвахтой грозил, сука…
— Не бери в голову. Ки-но Цураюки эту тему решает так:
Да, сном и только сном должны его назвать, —И в этом мне пришлось сегодня убедиться, —Мир — только сон…А я-то думал — явь;Я думал — это жизнь, а это — снится!..
Давай лучше о другом подумаем. Головка-то бо-бо? Может, опохмелимся?
— Мне бы сегодня дома надо быть — жена сынишку привезет… сам понимаешь…
— Думаешь, мне не надо? Мне еще такое предстоит выдержать — врагу не пожелаю… Мы ведь маленько. Махнем по стопарю — и вперед!
— Ну разве что…
Фудзияма повеселел, закурлыкал какой-то мотив и в распахнутую Носовым дверь крикнул сидящей в коридоре на стуле сырой тетке с разбитым лицом:
— Пр-рашу, мадам!..
Михаил же завернул к Бормотову. Начальник следственного отделения листал поступившие с утра из дежурки материалы.
— Привет, лыжник! Опять, я слышал, с начальством ругался? Неймется тебе…
— Да он обнаглел, Петр Сергеич. Распоряжается моей жизнью, словно я его крепостной.
— Ты не крепостной, ясно… Ты анархист. И поплатишься, если не изменишь поведения. Ты где служишь? В милиции. Вот и делай выводы. Надо было просто принять информацию и передать ее мне. И не было бы лишних конфликтов, разговоров… В общем, работай. Никуда не поедешь. Они действительно того… на следователей замахнулись, ишь ты! Ну инженер, что ты скажешь… Они теперь на все посты лезут. Где понимают, где не понимают — без разницы… Ты вот что: по делу Павлова и компании обвинение предъявил?
— Нет еще… Некогда все было. Сегодня собирался как раз.
— Обормоты вы… Ну как так можно?! Ведь они уже двадцать суток сидят! А закон что велит? Не позднее, чем через десять суток после ареста, обвинение должно быть предъявлено! Чем ты думаешь?!
— Вы не переживайте, Петр Сергеич. Ну подумаешь, важность какая… Там же все очевидно.
— Это еще надо посмотреть… Неси дело!
Пролистал папку:
— И что же ты собираешься им предъявлять?
— Как что? Групповой грабеж, сто сорок пятая, часть вторая.
— Нет, Михаил, не думал ты над этим делом и не заглядывал в него после арестов. Ну-ка давай, соображай!
Следователь наморщил лоб:
— Что же, что же еще может быть… Нож, что ли? Нож вы имеете в виду? Там угроза была, конечно… Да, тут совсем другой получается коленкор: разбой, сто сорок шестая, вторая часть, пункт «а». Кре-епко они влетели… По ней же санкция — от шести до пятнадцати лет. Представляю, как Юрка психанет. «Сидел я в несознанке, ждал от силы пятерик…» Ан вместо пятерика-то — червонец замаячил! Пойти, обрадовать его… — Носов взял со стола папку и вышел из кабинета.
7
В комнатушке для выводных горько плакала их старшая, толстая удмуртка, сержант. «Ты чего это, Феня? — спросил Носов. — Чего стряслось-то, ну?.». Феня заговорила, содрогаясь; из ее лопотанья можно было разобрать, что она сегодня ходила на прием к начальнику управления, генералу, просила жилье вместо сырого подвала, где она жила вместе с пятью детьми и мужем, тоже контролером следственного изолятора. Носов вспомнил этого сизоносого сержанта и посочувствовал бабе. А генерал отказал, да, видимо, как-то еще унизил ее, выказав презрение. И вот она плакала, а следователь, заполнив требование на вывод, растерянно вертел его в руке: так кто же теперь доставит ему из камеры Павлова?
На счастье, подоспела другая выводная, Наденька, крутобедрая и пышноволосая.
— Ой, Миша, привет! — она кинулась к нему. — Ну, когда в ресторан пойдем? Ты ведь обещал!
Опять… Как-то сидели вот здесь, трепались, и Надя стала рассказывать, какая сложная и ответственная у них работа. И Носова дернуло за язык: «Да… что бы мы без вас делали? Надо расплачиваться, надо… в ресторан вести, что ли?» Так вот поди ж ты: уцепилась и напоминает каждый раз. Не хватало еще связываться с тюремной девой…
— Некогда все, Надя! Еле, веришь ли, до дому доползаю…
— Да! — надулась она. — Ты вот старшего лейтенанта, я слышала, получил, и хоть бы хны. Смотри, как бы после не обижаться. Ладно, давай свое требование. Ты где, в четвертом? Ну, жди…
