Бора Чосич - Роль моей семьи в мировой революции
В доме были необыкновенные вещи, многие из них пришли в посылке из Детройта, от нашего родственника Йована Непомука, поэта и американца. Йован Непомук писал стихи об эскалаторах, об угнетенной черной расе, в посылке были маленькие аппараты для устранения радиопомех, крем дневной и ночной, а также униформа утенка Дональда из комиксов, с трубкой, уменьшенной, фальшивой. Мама и тетки мазались кремом, строго придерживаясь требований руководства по употреблению, я надел слишком тесную форму, сшитую по эскизам Элси Крайслера Сегара, великого изобретателя комиксов. Дедушка сказал: «А мне ничего не прислали!» Это была жизнь, как всегда несправедливая. Мама сочинила поздравительные стихи, меня одели в присланную форму и сказали: «Если прочитаешь как следует, получишь полтину!» Я залез под стол и сказал: «Не буду!» Потом я сказал: «Ладно!» – но стихи, написанные для этого случая, забыл. Вместо них я поклонился и сказал: «Я получу полтину!» Тетки прыснули, мама сказала: «Это неслыханно!» Отец сказал: «Браво!» Все это было печально. Дядя сказал: «Есть дела и поважнее!» Дедушка сказал: «Если так, то да!» Я по «Радио Беромюнстер» слушал трансляцию бомбардировки Лондона, английского королевского города. Я получил в подарок солдатиков в положении «Товсь!», марки «Линеол». Я построил их так, чтобы они целились в теток, которые рисовали. Они сказали: «Фи!» Дядя сказал: «Это пустое дело!» Свояк взялся переодеваться. Из останков испорченных и порванных платьев сшил что-то вроде мешка, весьма просторного. Влез в этот мешок, заботливо сшитый со всех сторон, запихал туда же старые портьеры, грязное белье, тряпки сомнительной ценности и, переодетый таким образом, влетел к нам под индейские вопли. Мама намазала лицо американским ночным кремом. Дядя натянул на волосы черную сеточку с монограммой. Тетка накрутила волосы на круглые и пустые внутри отрезки металла. Отец по ошибке срезал бритвой половину уса. Дедушка не переставал спрашивать: «Кто такие?» Свояк начал занятия. Собрал всех нас вокруг стола и, будучи по случаю жары в одних трусах, спрашивал: «Что такое Мадагаскар?» Тетки и мама отвечали как могли. Потом последовал вопрос: «Каков принцип действия подводной лодки?» Единственно правильный ответ гласил: «Принцип действия подводной лодки есть потопление!» Были еще какие-то вопросы, затем следовали ответы, совершенно неожиданные. Свояк попросил дедушку дать определение дубины. Дедушка сказал: «Нашли дурака!» Свояк сказал: «Знания никому не помешают!» Учеба сорвалась. Были различные животные. Мама приносила живность, кудахтающую, курицы при каждом прикосновении теряли перья. Какое-то время курицы были моими, вроде игрушек, потом мама говорила: «А сейчас я их прирежу!» Дедушка протестовал: «Хватит крови!» Курицы, недорезанные, летали по комнатам, заливая кровью мебель. Это было страшно, но весело. В передней была вешалка. Мама называла ее «авандекорация». Авандекорация состояла из оленьих рогов, очень маленьких. На рогах висели пальто. В столовой, в горках, за стеклом лежали раковины, морские звезды и ежи, извлеченные из различных морей. На столе стояла огромная раковина. На раковине был нарисован парусник, несомый бурей, ужасная картина морской стихии. Под картиной была надпись «Абация». Раковина, приложенная к уху, испускала шум и еще что-то, похожее на ругань сквозь зубы. Животных приносили дядя и некоторые другие родственники. Родственники были во всем мире. Мой дядя Йован Непомук, американец, писал в Детройте стихи об эскалаторах. Одна моя тетка жила в городе Писек, Чехословакия, неизвестном, но существующем. Все они писали письма и присылали разные мелочи: дневные и ночные кремы, а также висячие замки, открывающиеся с помощью шифра. Дедушка говорил: «Делать нечего!» Дядя заставлял теток задумать какое-нибудь слово, потом пытался разными способами угадать его. Позже, опираясь на задуманные слова, разъяснял им их характер, привычки и отрицательные черты, весьма многочисленные. Тетки говорили: «Это неправда!»
Пришел теткин брат, стали его кормить. Брат рос с огромной скоростью, на брате все трещало. Из нескольких моих старых брюк ему сделали одни, временные. Тетка выставила брата на конкурс, проводимый журналом «Стража на Ядране», на самого толстого ребенка в Югославии. Брат занял второе место, сразу после ребенка-монстра Арпада Рожавельджия из Суботицы. Начали выходить какие-то комиксы о джиннах. Их было семь. Брата рисовали с какими-то зверями, для открыток. На открытках брат ехал на какой-то корове верхом, затем нес какого-то маленького вола на плечах.
Были и другие дети, тоже теткины братья. Существовали их фотографии. Я выкалывал им глаза шилом. Я давил мух на стекле. Я утопил воробья в какой-то бочке на заднем дворе. Дядя сказал: «Это жизнь!»
У одного друга был «фотоаппарат» – сооружение из бумаги, которое от нажатия пальца открывалось, и внутри появлялся рисунок. Мне хотелось иметь этот аппарат ручной работы, но друг не хотел его отдавать. Я разорвал аппарат пополам, но путем исследования обрывков не сумел проникнуть в тайну конструкции. Обрывки я потом выкинул. У меня была машинка, пожарная. Один тип сказал: «Я тебе дам трех солдатиков в положении «лежа», а ты мне – ее!» Получив солдатиков, я сказал: «Давай пожарку поставим в желоб!» Машинка скатилась в канализацию, так что у меня остались солдатики, а у типа – ничего.
Отец проснулся утром, пошел в ванную и, ударившись ногой о стол, разбил большой палец. Кровь хлынула из-под сломанного ногтя струей. Дядя вертелся у швейной машинки марки «Грицнер», игла проткнула ему указательный палец. Я, развеселившись, бегал по комнате, вскочил на стул, оттуда на стол, оттуда на неостывшую плиту. Все мы лежали и стонали, отец и я с ногами, поднятыми вверх. Свояк сказал: «Я это уже где-то видел!» Меня сунули в ванную. «Хочу кораблик!» – сказал я. Мне давали все, лишь бы я вымылся. В этот раз дали гондолу, сувенир из Венеции, оловянную с позолотой. Гондола сразу потонула. «Как море!» – сказала мама. «Только уменьшенное!» – добавила она. Уменьшенными были дома, которые составляли «деревню». В школе нас заставили делать «маленькие магазины», картонные. В витрине моего стояла уменьшенная Эйфелева башня с надписью «Франсе». Все это были вещи ненастоящие, карликовые, искусственные. Я построил из бумаги монастырь Любостинь, в соответствии с прилагаемым руководством. Еще я с помощью склеивания сделал самолет «Фоккевульф». В ванной у меня был «уменьшенный океан». Дядя сказал: «Я могу сделать абсолютно любую вещь, но в миниатюре!» На чердаке я сделал «дом» из старых ящиков, в «дом» притащил разные предметы – вилки, например, черепки, ситечко для чая. Я хотел остаться там, но меня выкинули, ситечко между тем заржавело от сырости. Дядя сказал: «Сейчас сделаем подводную лодку!» Дедушка это дело пресек. Он сказал: «Хватит с ума сходить!»
Существовали различные фотографии, на одной, скажем, был отец. У него была трость и шляпа, он проходил мимо банка и выглядел много старше. Было фото мое и моей мамы с какими-то родственниками. Мама сбивала сливки известным приспособлением, которое называется мутовка, все это происходило в каком-то саду. На другой фотографии все поднимали стаканы, это было в винограднике, на ней я был совсем маленький. Существовала совсем старая фотография, на которой дедушка был верхом на коне, а бабушка, в белом платье, стояла рядом и держалась за сапог, фотография была очень твердая. На другой фотографии был отец в своей лавке смешанных товаров в момент обслуживания покупателя, за спиной видны различные консервы и коробки с надписями «Кнайп», «Херц», «Мыло», сам отец был в фуражке, выглядел неряшливо, вследствие движения, которое он в это мгновение совершал. Была еще одна фотография, на которой отец совершенно спокойно стоял перед своей лавочкой, причем так, чтобы были видны разные коробки, которые стояли у дверей, и была вывеска с большими буквами «ЧОСИЧ» и еще с чем-то. Было еще несколько фотографий, снятых на улице, на которых я ем мороженое. Мама говорила: «Улетевшее время!» Дедушка говорил: «Как же!» Мама употребляла различные препараты для дневного и ночного времени, а также лекарства под названием «Пронтозил», «Алга» и тому подобное. Отец ушел продавать мясорубки, пришел домовладелец и сказал: «Хочу осмотреть сантехнику!» – но сразу же попытался ущипнуть маму за руку. Она сказала ему: «Вон!» Хозяин ответил: «А чего вы, собственно, ждали?» Отца не было два дня, потом он сказал: «Сейчас буду спать со скоростью 50 км/час, чтобы нагнать!» Отец принес рыбу, мама сказала: «Это для вас, я же – Боже упаси – не притронусь, боюсь костей!» Мама положила в постель резиновый мешок, полный горячей воды, сказала: «Пусть хоть грелка меня согреет!» Мама взяла меня за руки и сказала: «Мы одни!» Господин профессор встретил нас в парке и сказал: «Старайтесь думать о чем-нибудь прекрасном!» Я сказал господину профессору: «Я могу выговорить ПОПОКАТЕПЕТЛЬ!» Он сказал: «Браво!» Отец выписывал какие-то цифры на красивом картоне, отец говорил: «Это спецификация!» Мама пролила на картон черный кофе, случайно. Я на каких-то картонках рисовал корабли, а также моряков, только похуже. Отец сказал: «Наплевать!» Существовал шлягер: «И любят песню лимоны и сливы, и любит песню каждый зеленщик!» – что-то вроде торгового гимна. Мама обычно пела песни, гладя белье, несмотря на зубную боль. Вечером мы играли в необыкновенную игру «Не злись, человече!». Потом меня повели к врачу, врач спросил: «Он во сне дергается?» Мама ответила: «Дергается!» Врач что-то писал, затем сказал: «Это психическая травма в результате преждевременного неумеренного участия в напряженной игре!» Потом сказал мне: «Смотри на облака и ни о чем не думай!» Я ответил: «Ладно!» Мама купила мне кубики; я сказал: «Это ерунда!» Я хотел читать книгу «Необыкновенные приключения Карика и Вали», русского происхождения. Мама сказала: «Это тебя погубит!» Я сказал: «Ну и пусть!»
