Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)
А потом мы все вместе сидели за одним столом до закрытия ресторана. Мы щедро оплачивали девичьи капризы – шоколадку, салат из крабов, бутылку «Медвежьей крови». То, что вечер закончится на квартире у Мишки, ни у кого не вызывало сомнения. Девушку в черном звали Сашей. Но это имя ей катастрофически не подходило, еще глупее звучало «Шурочка». Платье на ней при ближайшем рассмотрении оказалось дешевеньким, туфли – детскими. Она только что окончила школу, ее подруги работали на швейном комбинате. Фабричные дамочки оказались бойчее и сговорчивее, «моя» старалась от них не отставать. И как только мы оказались в Мишкиной квартире, она не раздумывая улеглась со мной в постель. Когда позже я спросил – почему, Саша удивленно вскинула брови: «Ну ты же угощал нас!» Ха! Как порядочная девушка, она поспешила расплатиться!
Эту я помнил дольше других. И не только потому, что меня поразило ее платье и рыжие волосы (все остальное поглотил туман), – она была из какого-то иного мира. И это испугало меня. Тогда я не мог и представить, что он существует! Мы встретились несколько раз. Но как-то вяло: меня влекли новые впечатления, а она была слишком аморфной в своем отношении ко многим вещам, которые меня приводили в восторг, – последняя премьера в театре, новый сборник Евтушенко, бардовские фестивали.
Закончились отношения так же быстро, как и начались, после одного случая. Мы шли по улице и смотрели, как рабочие поднимают на фасад дома огромный плакат с фотографиями членов Политбюро.
– Куча свиней, – неожиданно сказала Саша, – а мы – их кормушка…
Я, сынок главного инженера прославленного завода, возмутился – как она может так говорить?
– Конечно… бывают перегибы, но в общем… – промямлил я, – нужно быть патриотом страны, в которой живешь…
– Все патриоты сейчас – сидят, – отрезала она.
– Как это – «сидят»? – не понял я. – Сидят – преступники.
– Ага, преступники! – язвительно сказала она. – Бродский, Стус, Солженицын… Все – преступники!
– Ну, положим, Бродский сел за тунеядство, – не сдавался я, хотя чувствовал, что не так все просто. Об остальных я вообще ничего не мог сказать.
– Ага, – еще ехиднее повторила она, – поэт должен вкалывать!
– А разве нет?..
Тут она прикусила язычок. Ее щеки пылали. Потом, вернувшись домой и проанализировав этот разговор, я решил, что девочка наслушалась лишнего от родителей. И испугался. Жизнь казалась мне прекрасной, и я не хотел, чтобы в нее вошли смута, беспорядок, неразбериха. Все хорошее, талантливое, думал я, должно преодолевать препятствия. Иначе не интересно! А она твердила, как попугай: «Свобода не может быть дозированной!» И я не понимал, что она имеет в виду. Да и понимала ли это она сама своим полудетским умишком? Вряд ли. Скорее всего, повторяла слова взрослых… Предателей родины и штрейкбрехеров! Наши встречи прекратились.
А потом я вспоминал Сашу все чаще. И начинал понимать, О ЧЕМ она говорила, и чувствовал себя законченным негодяем и идиотом. Удивительно, но именно эту девушку я вспомнил, когда смотрел «Безумие», снятое Елизаветой Тенецкой…
Вспомнил и сейчас. Возможно, потому, что меня охватило чувство, слегка похожее на то, что было тогда, только в этот раз более сильное и острое: я НЕ ВИДЕЛ мою новую знакомую. Мне было все равно, какая она: фигура, цвет глаз, ноги, руки, волосы, в конце концов – возраст. Важным было одно: она есть.
Мой сосед по комнате уверял, что «Тенецкая – супер». Но даже если бы это было и не так – мне было все равно. Она существовала, как небо, в котором я побрел, спотыкаясь и падая, ничего не замечая ни под, ни над собой…
4Потом мы часто виделись то в столовой, то в кинозале, то у бассейна. Она приветливо кивала мне и проходила мимо. Словом, дней пять из моего сценария можно спокойно выбросить. Я искал случая. И вот увидел ее имя в списке инструктора, который набирал группу для похода в горы. Я сбегал за деньгами – двухдневный маршрут стоил что-то около пятнадцати целковых.
– Опоздали, – безапелляционно сказал мне мужичок в мятых спортивных штанах, – группа уже укомплектована.
– Ну какая вам разница, вы что, не можете записать еще одного человека?!
– По инструкции положено двенадцать! – отрезал тот. – Пойдете в следующий раз. Долго думали!
– Что за дурацкая инструкция? – не унимался я. – Вам что, не хочется заработать?
– Ха! Это тебе не частная лавочка, я здесь на государственной службе. Двенадцать – цифра, которая утверждается там… – он поднял палец к небу.
– Богом, что ли? – попытался пошутить я.
– Не юродствуйте, юноша. Зачем мне отвечать за большее количество народа? Вот если бы я не набрал группу – тогда пожалуйста! А так мне лишняя морока ни к чему, мне за вас премию не дадут!
Тогда я смотался в коттедж и к уже предложенным пятнадцати добавил еще двадцатку.
– Так сойдет?
Мужичок оживился, достал список и с важным видом вписал в него мою фамилию.
– Собираемся завтра в шесть часов утра, у столовой! Завтрак получите «сухим пайком». Смотрите не опаздывайте! – строго сказал он.
…Утро выдалось прохладным, с привкусом подступающей осени. Этот привкус особенно ощутим в ранние часы. Я побрился, надел новую футболку и чистый свитер, потер щеки одеколоном «Шипр» и сунул в рюкзак бутылку домашнего красного вина, которую вечером купил у какой-то местной тетки.
На что я надеялся? Не знаю. Может, вечером, когда мы разобьем палатки, мне удастся прогуляться с ней?..
Еще я сунул в карманы брюк все деньги, которые у меня были, несколько коробок со спичками, нож, блокнот. Пришел к столовой первым. Мне предстояло полчаса мучиться вопросом: придет ли она? Я уже догадывался, что ее поступки могут быть непредвиденными Когда нас было уже двенадцать, инструктор начал нервно поглядывать на часы. Наконец в глубине аллеи появилась она.
– Наша звезда в своем репертуаре! – прокомментировал кто-то.
В группе, кроме меня и ее, были две семейные пары с детьми подросткового возраста – всего семь человек, две дамы бальзаковского возраста и кинодокументалист с дочкой. Скука смертная! Но я понял, что у меня нет конкурентов, а у нее – выбора. Поэтому, как только она приблизилась, я взял ее котомку и забросил себе на плечо.
– Вот что, товарищи, – обратился к нам инструктор. – Поведу вас кратчайшим путем: чтобы не обходить всю территорию, пойдем через аллею – там в заборе есть дыра… Это, конечно, непорядок, но не будем терять время!
Я посмотрел на Лизу. Она улыбалась.
И мы пошли уже знакомой мне дорогой – через луг, к подножию горы.
– Не знаю, зачем мне все это нужно… – словно продолжая разговор, сказала Лиза. – Не люблю коллективных мероприятий. Но здесь так скучно…
– Ты же сама отказалась развлечься. Я же приглашал… – ответил я, напрочь забыв, переходили мы на «ты» или нет.
Она странно посмотрела на меня.
– …и мы бы говорили про кино?..
Тут я понял, как с ней нужно разговаривать. Понял, но не мог вымолвить ни слова, как иностранец, который только начинает изучать чужой язык.
– Мы могли бы просто молчать… – ответил я.
Когда группа стала подниматься в гору, разговорчики в наших нестройных рядах поутихли, женщины пыхтели, мужчины, как истинные джентльмены, забрали у них рюкзаки и пыхтели еще сильнее. Все сбросили свитера. Солнце начинало прогревать влажный лес, из него испарялась ночь. Мы прошли то место, где Лиза оставила меня. Я снова ощутил тревогу. Понимал, что в любую минуту она может развернуться и уйти. Но было уже слишком поздно: мы забрались слишком далеко и вышли на полонину – горное пастбище. Большая поляна была окружена дикими черешнями. Ягоды были красными, мелкими.
Мы задержались у одного из деревьев. Я наклонил ветви, и мы почти одновременно поймали губами несколько ягод… (Я уже любил ее! Боялся лишний раз взглянуть на нее – от этого у меня резало в глазах, как от вспышки лампы, а изнутри пожирал огонь бешеного желания, я покрывался потом, краснел, трясся, как осиновый лист. И ненавидел себя за несдержанность.)
– А пошли они все к черту! – вдруг сказала Лиза, глядя на группу, которая уже пересекала полонину. – Идем строем, как пионеры. А вокруг такая красота…
Ничего лучше нельзя было и представить.
– Давай спрячемся, пока они не уйдут подальше! – предложил я.
Она задумалась.
– Наверное, испортим им весь праздник. Искать будут…
– Тогда предлагаю просто заблудиться. Случайно. Бывает же такое?
– Ага. А утром в местной газете появится заметка «Случай в горах»… Кстати, ты же только что поступил в институт. Могут отчислить! Это мне терять нечего. Фильмы мне уже смывали…
– Как это? – не понял я.
– Очень просто: берут пленку и опускают в химический раствор…