Евгений Клюев - Книга теней. Роман-бумеранг
- Простите… я… я слушаю Вас… очень внимательно, - напомнил минуты через три Петр.
- Я не забыл. Вот ситуация с ликером, кстати. Она загублена.
- Ликер загублен, - неожиданно для себя поправил Петр. - А ситуация завершена.
- Да? - не поверил Станислав Леопольдович и поднялся со стула. Пошел опять к платяному шкафу, запустил туда руку и извлек на свет божий такую же точно бутылочку. При этом он поморщился и быстро, но потрясающе внятно пробормотал: - Фокус, конечно, да что ж поделаешь, люди добрые!..
Петр наконец обалдел - и, в общем, довольно основательно. Он не мог оторвать глаз от бутылочки - абсолютной копии только что разбитой.
- У Вас, значит, много таких бутылочек?
- Может быть, может быть, - пропел Станислав Леопольдович и так подозрительно счастливо рассмеялся, что Петр засомневался, а был ли сам Станислав Леопольдович действительно уверен в удаче, запуская руку в шкаф. Между тем тот опять поскучнел - видимо, что-то в этом эксперименте все-таки не устраивало его - и, не глядя на Петра, спросил: - Как теперь Вы намерены действовать?
- Очень осторожно, - на полной искренности сказал Петр, взял в руки бутылочку и отправился на кухню к мраморному умывальнику.
- Ну, с богом, - настигло его уже на пороге.
Однако в этот раз горячая вода не потребовалась. Притертая пробка поддалась легко - оказалось достаточно снять с нее какую-то тонкую пленку. А на столе уже стояли совсем маленькие рюмочки, таких маленьких Петр не видел никогда. Ликеру хватило только на один раз - правда, рюмочки были наполнены до краев.
- Это надо пить очень медленно, - предупредил Станислав Леопольдович и немножко хитро добавил: - Лучше все делать медленно. Очень и очень медленно. - Тут он пригубил ликеру и поставил рюмочку на стол. Петр поступил так же.
Вкус ликера не исчезал долго. Пожалуй, это был слишком крепкий ликер: от него немела гортань. Потом слизистую начало покалывать - и только спустя некоторое время ощущались, почти неуловимо чередуясь, горечь и сладость, задерживавшиеся постепенно на более продолжительный срок.
- А Вы всегда один жили?
- Ну, у меня есть Анатолий. Раньше был Козлов и другие. А еще раньше я жил с одной прекрасной дамой. Я очень любил ее. Мы прожили… дай бог памяти, всего лет десять. Двести с лишним лет назад.
- Понятно. - Надо было слышать эту интонацию Петра!
- Неподражаемая интонация, - оценил Станислав Леопольдович. - Кстати, я все чаще думаю о том, что любить - это значит преувеличивать.
Петр кивнул, устыдившись интонации своей и давясь чрезмерным глотком спасительного чая. Непростая он штучка, этот Станислав Леопольдович, очень непростая.
У дверей послышалось царапанье. Станислав Леопольдович едва успел повернуть замок, как на грудь ему прямо-таки упала недюжинная собака.
- У нас гость, - сказал Станислав Леопольдович. Анатолий смело подошел к Петру и протянул лапу.
- Привет, - поздоровался Петр, уважительно эту лапу пожав. Пес один раз качнул огромным хвостом и пошел пить чай из блюдца возле канапе. Станислав Леопольдович стоял над ним с двумя чайниками и ждал, когда блюдце опустеет. Блюдце опустело почти сразу и тотчас же было наполнено вновь.
- А сами Вы чаю не пили, - заметил Петр.
- Я ликер пил, - оправдался хозяин.
Петр взглянул на рюмочку Станислава Леопольдовича и усомнился: вид у нее был нетронутый. Тогда он поднял свою и произнес: - Авось приманенная радость…
- Еще заглянет в угол наш, - без долгих раздумий откликнулся хозяин, несколько все же ошарашив Петра, для которого эта цитата из Баратынского была полной случайностью: ее занесло в память на одной давней вечеринке бог знает когда.
- Вот уж не ожидал, что Вы тоже знаете… - не очень-то вежливо констатировал Петр и услышал потрясающий ответ: - Я все знаю, -будничным совершенно голосом.
Относиться к этому Петр не стал никак. Анатолий допил чай и развалился возле дивана, не глядя ни на кого. А Петр допил ликер, не дожидаясь Станислава Леопольдовича. Теперь следовало попрощаться, поблагодарить и уйти.
- Мне не хочется уходить от Вас, - вместо всего этого сказал Петр и не ушел.
- Очень рад, - серьезно, с жутковатой даже серьезностью, отвечал Станислав Леопольдович. - Да и ситуация еще не исчерпана. Если бы Вы знали, насколько не исчерпана…
- Мне спросить, насколько?
- Во-о-от насколько! Станислав Леопольдович, смеясь, широко развел руки. - Дайте-ка Вашу ладонь. Петр протянул руку ладонью вверх.
- Все уже не так, - сказал Станислав Леопольдович.
- Хиромантия?
- Я ветеринар, - напомнили в ответ. - А Вас интересует эта область - хиромантия, евгеника, гороскопы?
- Не так чтобы…
- Ну да, конечно. Вы ведь практик, лингвист.
- Послушайте, Станислав Леопольдович! Не слишком ли много Вы обо мне знаете для первой встречи? - Петру становилось уже просто страшно.
- А что я знаю? - со всевозможным простодушием.
- Ну, имя вот… и еще это, как его… род занятий… что я лингвист, например!
И опять смех. Мягкий, успокаивающий, убаюкивающий смех. - Я старый-старый, - это уже отсмеявшись, всерьез. - И потом, я уже говорил, что живу внимательно и медленно. Стало быть, успеваю заметить кое-что. Скажем, в троллейбусе сумка Ваша прямо у меня перед носом моталась, а оттуда тетрадь торчала - с надписью по корешку: Грамматика. Петр Ставский. Так что у всего бывают простые объяснения. И зря Вы паникуете, голубчик. Знаете, телепередача такая есть - "Это вы можете" называется? Уверяю Вас: это и Вы можете. И никакой мистики.
Нельзя сказать, что признание Станислава Леопольдовича успокоило Петра до конца, - правда, отлегло, что называется, но общее ощущение аномальности ситуации в целом осталось. Было нечто такое в поведении Станислава Леопольдовича, что не поддавалось осмыслению, ускользало, улетучивалось - ну да ладно.
- Знаки, знаки… - бурчал, однако, тот. - Подлинные знаки - вот чего мы напрочь не умеем воспринимать. Казалось бы, все уже яснее ясного и сердце знает: подан знак, ан нет! Не верит, соглашаться не хочет, сопротивляется. Что же мы так толстокожи-то, а? Вы вот - почему так толстокожи?
В ответ на темный… темноватый этот монолог Петр тут же почему-то вспомнил цыганку с бульвара, благополучно выпавшую из его сознания на все это время, и спросил, боясь своего вопроса:
- Вы… Может быть, Вы что-то конкретное имеете в виду?
- Ах, да ничего конкретного я в виду не имею, - беспечно отозвался хозяин. - Я ведь вообще говорю… ingsgesamt, так сказать. А у Вас что-нибудь конкретное на памяти?
- Цыганка у меня на памяти. И сын ее. - Только не смотреть, не смотреть в это время на Станислава Леопольдовича: сейчас хозяин выдаст себя как человек "оттуда" (откуда, боже мой?). Но скучное-скучное, вялое-вялое в ответ:
- Цыга-анка… Ну их к лешему, этих цыган, знаете ли. Кто их поймет! Странный народ, не обращайте внимания.
- На что не обращать внимания? - Вот он и пойман, милейший хитрован этот. А ну-ка, еще раз: - На что не обращать внимания, Станислав Леопольдович? - И - глаза в чай.
- Да на цыганок, на гадалок, на фокусников, на заклинателей змей… Видите ли, ручное все это.
- Какое? - несколько обалдел Петр, вообще не поняв определения.
- Ручное. Hand made, не по-русски говоря. Впрочем, у Вас второй язык…
- Английский, - успокоил Петр. - Только у нас второй язык плохо преподают. Почему hand made?
- Да кто ж их знает почему? Так они предпочитают, должно быть.
- Не понимаю я, - сдался Петр.
- А не все нужно понимать, - просто реагировал Станислав Леопольдович. - Есть и непонятные вещи. Много непонятных вещей.
- Для Вас - тоже?
- Конечно. Для всех. Я вот не понимаю, например, как это - телефон? Или, допустим, - телевизор! Вы можете мне объяснить? Петр помотал головой и улыбнулся.
- А Вы, между прочим, в первый раз улыбнулись. Поздравляю Вас. Теперь я спокоен. То есть спокоен, что Вы спокойны.
Надо было сказать эту фразу, чтобы и в самом деле покой пришел в душу Петра. Он смотрел на Станислава Леопольдовича, на милое мудрое лицо его и не понимал теперь уже себя. Чего дергаться? Зачем искать скрытого смысла в простых словах будничного этого человека? Ну, с причудами… ну, с хитрецой - старик как старик. Хорошо, экстравагантный старик. Но ведь "явно-не-Воланд", что, в общем, с самого начала ясно. И даже не из свиты Воланда. Из другой свиты. Или вовсе не из свиты. Сам-по-себе-старик. Замечательный.
- Вы замечательный, - сказал Петр, глядя теперь уже прямо в глаза Станиславу Леопольдовичу.
- Замечательный? - И снова этот смех - нет, уникальный все-таки смех… легкий, как бабочка!
- Мне надо спросить Вас, Станислав Леопольдович… - а тот плывет куда-то, и над ним появляется еще один Станислав Леопольдович - такой же, как этот, только чуть выше и правее, и, может быть, чуть хитрее и чуть забавнее…
- Вы перешли бы на диванчик, - слышит Петр откуда-то издалека, как будто из Австралии или из Новой даже Зеландии… из-новехонькой-зеландии-такой; и вот он с трудом передвигает ноги, и его клонит, клонит куда-то. Последнее, что застревает в его сознании, - странное определение "троллейбусный старичок".
