Билл Брайсон - Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира
— Не обращайте на полковника внимания. Он уже не тот с тех пор, как потерял ногу.
— Ну, желаю ему поскорее ее найти, — буркнул я, решившись добавить в ответ капельку сарказма. Лысый разинул рот, и мгновение я ждал, что он разгласит мои слова полковнику и миссис Смегме, однако он вместо того сунул мне мясистую лапу и представился. Я не запомнил его имени, но это было одно из тех имен, что бывают только у англичан: Колин Дерьмофонтен, или Бертрам Бронегульфик, или еще что-то столь же неправдоподобное. Я криво усмехнулся, решив, что он меня разыгрывает, и сказал:
— Шутите?
— Ничего подобного, — холодно возразил он. — Вы находите это смешным?
— Нет-нет, просто несколько… необычным.
— Ну, для вас — возможно, — промолвил он и отвернулся к полковнику и миссис Смегме. Тогда я понял, что отныне и навеки в Дувре у меня нет друзей.
В следующие несколько дней миссис Смегма подвергала меня беспощадным преследованиям, между тем как другие жильцы, как я догадывался, поставляли ей улики против меня. Она обвиняла меня в том, что я не выключаю свет в комнате, когда выхожу, не опускаю крышку в уборной, когда заканчиваю приводить себя в порядок, за то, что похитил у полковника горячую воду — я понятия не имел, что это его собственность, пока он не загремел дверной ручкой и не огласил коридор гневными криками, — и в том, что два дня подряд заказывая полный английский завтрак, я оба раза оставлял на тарелке жареные томаты.
— Я вижу, вы опять не съели жареные томаты, — заметила она во второй раз.
Я не знал, что сказать, поскольку в ее словах была неопровержимая истина, и потому наморщил лоб и вместе с нею уставился на предмет ее недовольства. Вообще-то я уже два дня гадал, что бы это могло быть.
— Могу ли я попросить вас, — продолжала она голосом, отяжелевшим от обиды и многолетнего недовольства, — если в дальнейшем вы не пожелаете есть жареные томаты, будьте так любезны заблаговременно сообщить мне?
Я, опешив, смотрел ей вслед. Мне хотелось крикнуть:
— Я принимал их за сгустки крови! — но, конечно же, я промолчал и отступил к себе в комнату под победное ликование моих соседей по жилью.
С тех пор я старался как можно меньше бывать в пансионе. Я сходил в библиотеку и отыскал в словаре слово «плед», чтобы избежать обвинений, по крайней мере, на этот счет. (Я с изумлением узнал, что это такое, потому что три дня искал его не на кровати, а на окне.) В доме я старался держаться тихо и неприметно. Даже в скрипучей кровати я ворочался с опаской. Но сколько бы я ни старался, мне не судьба была избежать обвинений. На третий день миссис Смегма предъявила мне пустую сигаретную пачку и осведомилась, не я ли бросил ее под изгородь. Я начал понимать невинных людей, подписывающих самые невероятные признания в полицейском участке. В тот же вечер, наскоро и украдкой выкупавшись в ванне, я забыл выключить колонку и усугубил свою оплошность, оставив прядь волос в сливном отверстии. На следующее утро меня ожидало последнее унижение. Миссис Смегма безмолвно препроводила меня в туалет и показала крошечную какашку, оставшуюся несмытой. Мы согласились, что я уеду после завтрака.
Я сел на первый же поезд до Лондона и с тех пор не возвращался в Дувр.
Глава первая
Существуют некоторые местные идеи, которые вы постепенно усваиваете, долго прожив в Британии. Одна из них — что британское лето когда-то длилось дольше и было более солнечным. Другая — что английская футбольная команда всегда легко справится с норвежской. Третья идея гласит, что Британия — большой остров. Труднее всего бороться с этим последним убеждением.
Если вы мельком заметите в пабе, что собираетесь проехаться, скажем, от Суррея до Корнуолла (большинство американцев свободно прокатятся на такое расстояние, чтобы купить себе тако), — ваши спутники примутся надувать щеки, понимающе переглядываться и тяжко вздыхать, словно говоря: «Ну, это уж ты хватанул!», после чего погрузятся в оживленную жаркую дискуссию, решая, как лучше ехать: по шоссе А30 до Стокбриджа, а оттуда по А30 на Илчестер или по А361 на Гластонбери через Шептон-Маллет. Через минуту разговор переходит на уровень, заставляющий иностранца, незнакомого с местными условиями, в тихом обалдении мотать головой.
— Знаете тот объезд за Уорминстером, там еще ящик для песка с отломанной ручкой? — говорит один. — Ну, сразу за поворотом на Литтл-Пэкинг, но до миниразвязки на В6029. У сухого тополя.
На этом месте вы обнаруживаете, что вы один не киваете головой.
— Ну, так на четверть мили оттуда, не на первом повороте налево, а на втором, есть дорожка между живыми изгородями — в основном из терна, с небольшой примесью лещины. Если вы проедете той дорожкой мимо пруда, нырнете под железнодорожный мост и резко свернете направо у Баджеред-Плафман…
— Там недурная пивнушка, — перебивает другой (по необъяснимым причинам это, как правило, парень в мешковатом джемпере). — Там подают вполне приличный «Старый Тоджем».
— …И проедете по проселку через армейское стрельбище и обогнете сзади цементный завод, то окажетесь прямо на запасной полосе В3689. Выиграете три, а то и четыре минуты, и на переезд под Грейт-Шеггинг не попадаете.
— Если, конечно, ехать не от Крокерна, — живо включается кто-то еще. — А вот если ехать от Крокерна…
Назовите двоим посетителям паба два или более пункта в Британии, и вы осчастливите их на много часов. Куда бы вы ни ехали, все сойдутся на том, что это, в общем, возможно, при условии, что вы всеми силами будете держаться подальше от Окхемптона, круговой развязки в Хангер-Лэйн, центрального Оксфорда и западной объездной Северн-Бриджа начиная с трех дня в пятницу и до десяти утра в понедельник, не считая банковских каникул, на которых вообще никуда ездить нельзя.
— Я так на банковских каникулах и на угол рядом с банком не выйду, — в скобках заявит маленький человечек с таким видом, будто, оставаясь у себя дома в Стэйнсе, он годами искусно миновал знаменитое пробками сужение дороги у Скотч-Корнер.
Наконец, когда все переплетения трасс категории В и опасные разъезды досконально обсудили, и у вас уже кровь начинает сочиться из ушей, кто-нибудь, обернувшись к вам с кружкой пива, невзначай спросит, во сколько вы собрались выезжать. Когда это произойдет, ни в коем случае не отвечайте правду — не тяните этак лениво: «О, не знаю, думаю, часиков в десять», иначе все начнется сначала.
— В десять? — повторит один и замотает головой так, будто задумал открутить ее от плеч. — В десять утра? — Лицо у него будет, как у несчастного, который получил крикетным мячом между ног, но не вопит, потому что не хочет показаться слабаком в глазах подружки. — Ну, решать, конечно, только вам, но лично я, если бы собирался быть в Корнуолле завтра к трем, выехал бы еще вчера!
— Вчера! — фыркает второй, осуждая столь неуместный оптимизм. — Ты, Колин, забыл, что в Северном Уилтшире и в Западном Сомерсете на этой неделе каникулы? Между Суиндоном и Уорминстером будет смертоубийство. Нет уж, лучше бы выехать во вторник на прошлой неделе.
— А в Литтл-Дрибблинг на выходных проводят Большое Вестстимское ралли, — добавит кто-то с дальнего конца зала и не поленится подойти к вам ради удовольствия сообщить дурную новость. — На узком объезде к Литтл-Чеф в Аптон-Даптон столпится 375 тысяч машин. Мы там как-то одиннадцать дней дожидались очереди на выезд со стоянки. Нет уж, лучше бы вам выехать, пока вы еще лежали у матушки в животе, и даже тогда парковки за Бодмином вам не найти.
Когда-то в молодости я принимал подобные пугающие предостережения близко к сердцу. Я возвращался домой, переводил будильник, поднимал домашних в четыре утра, невзирая на их протесты и дружное сопротивление, запихивал всех в машину и к пяти отправлялся в путь. В результате мы оказывались в Ньюквее к завтраку и нам приходилось семь часов болтаться по округе, пока воскресный парк пускал нас в одно из своих несчастных шале. А хуже всего, что я только потому туда и собрался, что городок назывался Нуки — уютный уголок, — и мне хотелось послать открытку с таким обратным адресом.
Факт, что британцам свойственно совершенно особое представление о расстоянии. Это особенно заметно по общей для них идеи, что Британия — одинокий остров в безбрежном и пустынном океане. Да-да, я знаю, все вы осведомлены, что поблизости имеется довольно значительный массив суши под названием Европа, куда время от времени приходиться выбираться, чтобы задать трепку джерри или провести отпуск на Средиземном море, но близость эта чисто абстрактная, а по правде вам куда ближе, скажем, «Диснейленд». Если ваши географические представления формируются исключительно по газетам и телепрограммам, вам не избежать впечатления, что Америка расположена где-то в районе Ирландии, Франция и Германия соседствуют с Азорами, Австралия занимает теплое местечко на Ближнем Востоке, а прочие суверенные государства — либо миф (в том числе Бурунди, Сальвадор, Монголия и Бутан), либо достижимы лишь на космическом корабле. Примите во внимание, сколько места в британских новостях уделяется маргинальным американским фигурам вроде Оливера Норта, Лорены Боббит и О. Джей Симпсона — человека, занимавшегося спортом, которого большинство британцев не понимает, потом рекламировавшего прокат машин, и не более того, — и сравните с объемом всех новостей, поступающих за год из Скандинавии, Австралии, Швейцарии, Греции, Португалии и Испании. Если в Италии политический кризис или в Карлсруэ авария на атомном реакторе — им уделят строчек восемь на внутренних страницах. Но если какая-то дамочка в Мухоловске, Западная Виргиния, в пылу супружеской ссоры отрезала супругу мужское достоинство и вышвырнула его в окошко, в «Девятичасовых новостях» эта новость окажется на втором месте, а воскресная «Таймс» пошлет на место события местного корреспондента. Судите сами.
