Грэм Джойс - Дом Утраченных Грез
– Разве это проблема?
– Нет, конечно. У нас есть машина. Да и, кроме того, лодка и осел.
– И сколько угодно времени. – Ким улыбнулась и прокусила оливку до косточки.
Майк собрал тарелки, и Ким пошла с ним к насосу. Майк качал воду, она мыла посуду.
Он поставил тарелки сушиться, выпрямил спину, и тут что-то в отдалении привлекло его внимание.
– Вон смотри – опять.
– Что? Где?
– У монастыря.
Она посмотрела в направлении, куда указывал его палец: точно на запад, на край утеса. Там на травянистой площадке, обращенной к морю, ютился крохотный монастырь – заброшенный, как им сказали. На самом краю утеса виднелся серый столб, так Майк думал сначала, или что-то вроде обелиска. Но потом он обратил внимание, что иногда обелиск пропадает, чтобы на другой день возникнуть вновь.
– Не может же это быть человек, как по-твоему? – спросила Ким.
– Если это человек, то он должен стоять на самом краю по многу часов без движения.
– Может, это какой-то знак для кораблей, который опускают и поднимают в зависимости от погоды.
– Это все объясняет, – сказал он, хотя ее предположение его не убедило. – Что если прогуляться туда и проверить?
– Сегодня? Я думала, ты собираешься заняться этюдами, нет?
Майк поморщился. Он ехал в Грецию под неопределенным предлогом вновь взяться за настоящую живопись, забыть на время о набившей оскомину коммерческой графике. Акриловые краски и акварель до сих пор валялись в коробке в багажнике машины.
– Аврио, – лениво, в манере греков, сказал он. – Завтра.
Прогулка заняла у них почти два часа. Какое-то время они брели по галечному пляжу, перебирались через огромные скользкие камни, с которых свисали мокрые изумрудные водоросли, пока не увидели, что дальше пути нет. Они вернулись, поднялись выше на берег и пошли по тропе вдоль него через айвовые и оливковые рощи. Свирепый пес кинулся на них, лязгая зубами и хрипя на натянувшейся стальной цени.
Они вынуждены были отвернуть вглубь острова, чтобы обойти небольшую бухточку, а потом пошли по красной пыльной дороге вверх по склону горы, на вершине которой стоял монастырь. Солнце палило нещадно, юркие ящерицы разбегались при их приближении и прятались под раскаленные камни. Сверчки величиной с саранчу сидели посреди тропы и отказывались двинуться с места.
Под натиском солнца и соленого морского ветра давнишняя побелка осыпалась со стен крохотного монастыря хлопьями цвета горчицы. Сам монастырь походил на обрывок грезы, воплощенной в папье-маше и полусгнившей. Шесть келий вдоль обращенной к морю стены уже лишились дверей. В седьмой дверь сохранилась и была заперта. В небольшом дворе некогда явно был сад. Глубокий колодец был наполовину прикрыт ржавым железным листом, над которым торчала рукоятка бесполезного насоса. Его движущиеся части намертво скрепила ржавчина. Каждый кусок металла, валявшийся во дворе, был проеден ею, словно земля забирала, всасывала обратно минералы, данные ею человеку лишь на время.
В углу в тени громадной смоковницы стояла миниатюрная церквушка. Майк толкнул дверь, но она оказалась заперта от мародерствующих туристов. Они присели на скамью под деревом, наслаждаясь тенью. С одной из ветвей свисал колокол, не покрытый ржавчиной, как все остальное. Язык у колокола отсутствовал, но он звучал звенящей тишиной, ощущением запустения. Безъязыкий колокол созывал призраков в пустой монастырский двор и отмечал течение времени.
Отсюда, со скамьи, им видна была высокая площадка, где появлялся обелиск, на который Майк дома показывал Ким.
– Опять исчез.
Какое-то время они сидели молча. Солнце двигалось по небу и сверкало в колоколе. По двору катились волны зноя. Ящерицы замерли в неподвижности. Спустя полчаса появилась старуха в черном одеянии средиземноморской вдовы. Под мышкой она несла маленький узелок. Увидев парочку, сидящую возле церкви, она не выказала удивления.
– Кали мера! Кали мера! [7] – крикнула она и что-то затараторила по-гречески, судя по всему не ожидая ответа. Она отперла церковную дверь и кивком пригласила их войти.
Внутри, среди побеленных стен было прохладно и сумрачно, сильно пахло ладаном. Одинокая лампада мерцала под иконой в серебряном окладе. Пол был тщательно подметен, на шатком деревянном столике лежали свечи, ладан и стояли бутылки из-под рецины, наполненные лампадным маслом. На одной стене виднелась полувыцветшая и полуосыпавшаяся византийская роспись; на другой в одиночестве висела картина религиозного содержания.
Женщина бодро занималась своим делом: наполнила лампаду, зажгла свечу. Показывала пальцем на различные предметы, улыбаясь Ким и привлекая ее внимание. Потом она заметила, что Майк внимательно разглядывает картину.
На ней в византийском стиле был изображен этот монастырь, но окруженный огромным садом с экзотическими животными: тиграми, обезьянами, редкостными птицами и другими существами, которые не водятся в Греции. Монахи, вооруженные луками, осыпали стрелами убогую фигуру выбирающегося из сада вора в нижнем углу картины.
– Янос, – хихикала старуха, одобрительно кивая. – Эримитис. Эримитис [8].
– Что она говорит?
– Не знаю, – ответила Ким, – но она стискивает мне руку.
Выйдя наружу, они зажмурились от слепящего света. Старуха в церкви продолжала что-то тараторить то ли им, то ли разговаривая сама с собой. С утеса над обрывом они видели свой дом и скальный островок напротив него, точку лодки на тихой воде. Дальше виднелись генуэзский замок в Лиманаки и затянутые дымкой берега Турции.
– Это человек, – сказал Майк.
– Что?
– Это не обелиск. Кто-то приходит и стоит здесь, каждый день.
– Но ему же приходится стоять здесь часами!
– Да. И совершенно неподвижно.
Майк был почти загипнотизирован неземной красотой открывающейся картины. Откуда-то снизу доносилось журчание родника, бьющего из скалы. Это журчание и тихий плеск волн внизу, накатывающихся на галечный берег, вместе создавали звук, похожий на шепот, настойчиво-доверительный шепот. Майк слушал, зачарованный.
– Ты меня слышишь? – сказала Ким, странно глядя на него. – Я говорю, пойдем искупаемся.
Тропинка сбегала к берегу. На полпути вниз им встретилось зияющее отверстие пещеры. Майк хотел заглянуть в нее, но Ким не терпелось окунуться. Она стащила с себя одежду и голышом бросилась в море. Майк последовал за ней. Солнце восторженно сияло в брызгах воды, когда они плескали друг в друга. Потом Ким поплыла дальше от берега, а Майк перевернулся на спину и лежал в прогретой воде отмели. Он лежал и смотрел на журчащую струю, текущую из скалы под самой пещерой.
Ким подплыла к нему под водой и схватила за ногу. Майк взвизгнул.
– О чем задумался?
– Я думал, что это подходящее место для оракула.
– Оракула?
– Миф об Орфее. Я читал об этом. Фракийские женщины, называемые менадами, растерзали его во время одной из своих оргий. Они были помешаны на сексе, вроде тебя. К тому же одурманены наркотическим снадобьем и в исступлении.
Ким под водой схватила его между ног.
– Они швырнули его голову в море, и ее, по преданиям, выбросило на этот остров, тут она осталась на скале и продолжала пророчествовать. Возможно, это было где-то поблизости. Вот о чем я думал. Возможно, именно здесь. Место вполне подходящее.
Ким улыбалась, капли воды сверкали на ее груди. Вряд ли она слышала его, опустив руку под воду и лаская его.
– Думаю, момент для этого неподходящий. Кто-то наблюдает за нами из пещеры.
Ким развернулась в воде и подняла голову. Рука дернулась, инстинктивно прикрывая грудь.
– Никого не вижу, – сказала она, вглядываясь в зияющее отверстие в скале.
– Я тоже. Просто перед этим там как будто что-то мелькнуло. Я не столько увидел, сколько почувствовал движение.
– Конечно же не старуха?
– Нет. Думаю, пора возвращаться.
К вечеру знойный день разрешился грозой. Небо раскалилось докрасна, потом стало желтым, потом лавандовым, как будто солнце торопилось завершить свой рабочий день. Затем засверкала молния. Молчаливая, без грома. В ее вспышках генуэзский замок в Лиманаки казался оперной декорацией. Безмолвные зарницы сверкали целый час, и Майк с Ким сидели в лодке на берегу у кромки воды, просто глядя на то, как возникает из тьмы жутковато отчетливый замок, словно на негативе.
– Не похоже на грозу в Англии, – сказала Ким.
И в этот миг, будто в ответ ей, молния гигантской кривой вилкой распорола воздух над водой и коснулась скального острова напротив, как перст Божий. Скала вспыхнула бриллиантовой белизной, и следом раздался оглушительный треск грома. Они вздрогнули, расплескав вино, и выскочили из лодки.
– Вот это похоже на грозу в Англии, – сказал Майк, и тут же начался ливень. Они вымокли до нитки, не успев пробежать и полдороги к дому.
