Джеффри Арчер - 36 рассказов
Одновременно оба продолжали готовиться к дипломным экзаменам: каждый день утром и днем Филиппа и Уильям садились за курсовые работы. Если бы не их репутация, такие темпы занятий могли бы быть названы зубрежкой. И никто не удивился, когда они оба получили первоклассные оценки. Рассказывали, что каждая из девяти их курсовых работ удостоилась альфы.
— Я была бы склонна считать, что так оно и есть, — сказала Филиппа Уильяму. — Но мне кажется, здесь надо отметить, что существует огромная разница между альфой с плюсом и альфой с минусом.
— Не могу не согласиться с вами, — сказал Уильям. — А когда вы узнаете имя того, кто победил в конкурсе на премию Чарльза Олдхема, вы еще лучше поймете разницу.
До дня сдачи конкурсных эссе оставалось три недели, и оба они работали по двенадцать часов в день, засыпая над учебниками и видя во сне, как другой упорно работает. Когда назначенный час настал, они встретились у входа в экзаменационный зал, одетые в скромную форму.
— Доброе утро, Уильям. Надеюсь, ваши старания позволят вам занять место в первой шестерке.
— Благодарю вас, Филиппа. Но, если мне не повезет, то вперед меня смогут пройти Клайв Льюис, Николь Смит, Невилл Когилл, Эдмунд Бланден и Гаррард. А больше мне некого бояться.
— Мне доставило огромное удовольствие, — сказала Филиппа, словно не слыша его ответа, — что вы не сидели рядом со мной, когда я писала эссе, и не могли списывать из моей тетради.
— Единственное что я списал у вас — это расписание автобусов из Оксфорда в Лондон, которое оказалось устаревшим, как я выяснил впоследствии. Впрочем, это вполне в вашем духе.
Они одновременно сдали свои эссе в двадцать пять тысяч слов экзаменатору и вышли из зала, не сказав более ни слова. Они вернулись в свои колледжи и стали с нетерпением ждать результатов.
Во время уик-энда после сдачи сочинения Уильям попытался расслабиться и впервые за три года поиграл немного в теннис с девушкой из колледжа Святой Анны, но ему не удалось выиграть ни единого гейма, не говоря уже о сете. Он отправился купаться и чуть не утонул, но потом, когда попытался сплавать на лодке-плоскодонке, утопил ее. И с облегчением подумал, что Филиппа не видит его неудачных выступлений.
В понедельник после торжественного ужина с директором Мертона Уильям решил прогуляться по берегам Червелла, чтобы развеяться перед сном. В тот майский вечер было еще светло, он вышел за стену Мертона и направился по лугам к Червеллу. Он шел по извилистой тропинке, и ему показалось, что он увидел, как его соперница сидит под деревом и читает. Уильям хотел было повернуть назад, но подумал, что она тоже его заметила. Поэтому он пошел дальше.
Он не виделся с Филиппой три дня, хотя и думал о ней постоянно. Когда он выиграет стипендию Чарльза Олдхема, этой глупой женщине придется поубавить свою спесь. Он улыбнулся этой мысли и решил беззаботно пройти мимо нее. Он подходил все ближе, поднял глаза от тропинки, чтобы бросить на нее короткий взгляд, и покраснел от удовольствия, что сможет нанести ей хорошо спланированный укол. Однако этого не случилось: он посмотрел внимательней и заметил, что Филиппа ничего не читает, а, закрыв лицо руками, тихо всхлипывает. Уильям зашагал медленнее, чтобы взглянуть на своего когда-то грозного врага, преследовавшего его по пятам в течение трех лет, но увидел только несчастное, беспомощное, одинокое существо.
Поначалу Уильям подумал, что ей каким-то образом стало известно имя победителя в конкурсе эссе и что он добился успеха. Но, поразмыслив, понял, что дело не в этом. Экзаменаторы получили их сочинения только сегодня утром, и, поскольку они должны были прочитать и оценить каждое, результаты не могли быть известны ранее конца недели. Филиппа не подняла голову, когда он встал с ней рядом; он даже не понял, почувствовала ли она его приближение. Уильям не мог не заметить, как красиво вьются ее рыжие волосы, спускаясь на плечи. Он сел рядом с девушкой, но она не пошевелилась.
— Что случилось? — спросил он. — Могу ли я чем-нибудь помочь?
Филиппа подняла голову, и он увидел ее заплаканное лицо.
— Нет, Уильям, разве что оставить меня одну. Вы лишаете меня одиночества, не предлагая взамен компании. — Уильяму было приятно узнать цитату из литературного источника.
— Что случилось, мадам де Севинье? — спросил он, скорее из любопытства, чем из желания проявить заботу. Он разрывался между сочувствием и соблазном воспользоваться слабостью соперника.
Филиппа долго молчала.
— Мой отец умер сегодня утром, — сказала она тихо, как будто разговаривая сама с собой.
Уильям был поражен странностью положения: в течение трех лет он виделся с Филиппой почти каждый день, но ничего не знал о ее личной жизни.
— А ваша мать?
— Она умерла, когда мне было три года. Я ее совсем не помню. А мой отец работает… — Филиппа сделала паузу. — …Работал приходским священником и пожертвовал всем, чтобы я могла учиться в Оксфорде, даже заложил фамильное серебро. Я так хотела получить премию Чарльза Олдхема, чтобы порадовать его.
Уильям осторожно опустил руку на плечо девушки.
— Конечно! Когда вы победите на конкурсе, вас объявят лучшей студенткой десятилетия. Да и потом, чтобы добиться победы, вам придется выиграть у меня. — Филиппа попыталась улыбнуться.
— Конечно, я хотела выиграть у вас, Уильям, но главным образом ради отца.
— Как он умер?
— От рака, только он никогда не говорил мне, что болен. Он не хотел, чтобы я приезжала домой до летних каникул, поскольку считал, что перерыв в занятиях может сказаться на результатах экзаменов и конкурса. Он все время держал меня подальше от дома, полагая, что если я увижу, в каком он состоянии, то брошу учебу.
— А где вы живете? — спросил Уильям, вновь удивившийся тому, что до сих пор не знал этого.
— В Брокенхерсте в Гемпшире. Я поеду туда завтра утром. Похороны назначены на среду.
— Хочешь, я поеду с тобой? — спросил Уильям.
Филиппа подняла голову и увидела в глазах соперника теплоту, которой раньше не замечала.
— Это было бы здорово, Уильям.
— Ну, значит, так и сделаем, глупая женщина, — сказал он. — Пойдем, я провожу тебя до колледжа.
— Когда ты в последний раз назвал меня глупой женщиной, ты не шутил.
Уильям счел вполне естественным, что по дороге они взяли друг друга за руки. Никто из них не сказал ни слова, пока они не дошли до Сомервиля.
— Когда мне заехать за тобой? — спросил он, не отпуская ее руки.
— Я и не знала, что у тебя есть машина.
— Мой отец подарил мне свой «ровер», когда я сдал на отлично первую сессию. Я все время искал повод показать тебе эту классную штуковину. У нее есть даже элетростартер, знаешь?
— Конечно, он не стал рисковать, ожидая твоей победы в конкурсе на премию Олдхема.
Уильям засмеялся чуть более сердечно, чем того заслуживал небольшой выпад.
— Извини, — сказала она, — это уже вошло в привычку. С нетерпением буду ждать возможности убедиться в том, что ты водишь машину так же отвратительно, как и пишешь. Я буду готова в десять.
По дороге в Гемпшир Филиппа рассказывала о своем отце и спрашивала Уильяма о его семье. На обед они остановились в пабе в Винчестере, где им подали тушеного кролика с картофельным пюре.
— Мы с тобой первый раз обедаем вместе, — сказал Уильям.
Филиппа не стала язвить в ответ, а только улыбнулась.
После обеда они продолжили свое путешествие в деревню Брокенхерст. Уильям остановил машину на гравийной дорожке у дома священника. Дверь им открыла пожилая горничная в черном платье. Она не скрывала удивления, увидев Филиппу вместе с молодым человеком. Филиппа представила Анни Уильяму и попросила подготовить еще одну комнату.
— Я очень рада, что ты нашла себе такого милого молодого человека, — заметила ей Анни позднее. — Как долго вы знакомы?
— Вчера мы встретились в первый раз, — улыбнулась Филиппа.
Филиппа приготовила им с Уильямом ужин, и они сели за стол у огня, который Уильям развел в камине гостиной. Они мало говорили, но ни одному из них не было скучно. Филиппа заметила, как непослушная челка спадает на лоб Уильяма, и подумала, как красиво это будет выглядеть, когда он состарится.
На следующее утро она отправилась в церковь, опираясь на руку Уильяма, и мужественно выстояла всю церемонию. Когда служба закончилась, Уильям вновь проводил ее в дом отца, который был заполнен многочисленными друзьями священника.
— Не надо думать о нем плохо, — сказал Филиппе церковный староста Грамп. — Вы были всем для своего отца, и он строжайше запретил сообщать вам о его болезни, поскольку боялся, что это помешает вам получить премию Чарльза Олдхема. Она ведь так называется?
— Да, — ответила Филиппа. — Только теперь все это так неважно…
— Она получит эту стипендию в память об отце, — сказал Уильям.
