Диана Мохаммади - Маленькая торговка спичками из Кабула
Нас всего пятнадцать, и все мы боремся между собой за прохожих на Чикен-стрит. Меня прозвали здесь Пой Кота. Буквально это переводится как «большие ноги». А в повседневной жизни это означает, что на моей территории — только мои следы. Меня уважают лишь потому, что я уважаю других. Правила предельно просты. Однажды мы разделили между собой территорию, нарисовав на земле границы. Нарушать правила и пересекать границы — запрещено. А еще мы решили, что постоянные покупатели — те, кого ты привлек улыбками и, признаюсь, постоянными приставаниями, — это твоя собственность. Пусть другие к ним даже не приближаются…
В то утро Пой Кота проснулась в отвратительном настроении. Ночью мама постоянно будила нас по самым ничтожным поводам. Приготовить тесто для хлеба, убрать во дворе, где нагадили козы, вскипятить воды для чая. Она нас вымотала. Я легла в одиннадцать вечера, чтобы воспользоваться электричеством, которое вдруг появилось, и повторить математику к экзамену. Но мама все испортила. Она пришла за мной в час ночи, потом в два и еще раз в три. Я часто делаю вид, что не слышу. Но она начинает меня трясти и шлепать, а потом идет будить кого-нибудь из моих сестер. Этой ночью у меня не было сил сопротивляться. Хотелось только одного: чтобы она оставила меня в покое. Поэтому я поднялась, как послушная девочка. Приготовила чай. В два часа ночи… Я прекрасно знала, что этот чай никому не нужен.
В семье мы стыдливо говорим, что мама «не в себе». Но я думаю, настало время признать: мама сошла с ума. Мне кажется, она с каждым днем все глубже и глубже погружается в так называемые черные дыры. Они принимают различные формы. Это могут быть какие-нибудь нелепые привычки: например, заваривать чай посреди ночи, — или внезапные вспышки гнева по самым незначительным поводам, или совершенно бессвязные речи. Она становится все более и более вспыльчивой. Она может схватить тебя за запястье и запросто сломать тебе руку. Вот вчера она разозлилась на меня, потому что я вовремя не почистила картошку к ужину. Зря я сказала ей, что делаю уроки. Она подобрала с земли камень и бросила мне в лицо. Я еле успела увернуться. Я закрыла тетрадь: опять получу плохую оценку. Подобрала камень, поднялась и начала чистить эту проклятую картошку. Когда ее пожаришь, есть вообще невозможно, потому что масло прогорклое. Я еще подыгрываю маме, когда она дает указания. Но надолго ли меня хватит? Она кричит все чаще и чаще и становится неуправляемой.
8
Мой Бог
Я плохо сдала экзамен по математике. Обычно я сдаю лучше. Я люблю математику, потому что в ней есть правила. Их учат. Потом применяют. Это либо правильно, либо неправильно. Никаких споров. Математика — наука картезианская. В ней есть четкий порядок. В моей жизни все наоборот! В то утро учитель дал нам примеры на деление. А мне так хотелось спать, что строчки у меня в глазах двоились. В такие моменты я очень злюсь на свою мать. Я как лошадь работаю по дому, а уроки делаю тогда, когда должна отдыхать. Этот экзамен я могла бы сдать хорошо, но все провалила. Для меня это было еще одним испытанием. Я повторяла весь вечер и была уверена, что мне не случайно так повезло с электричеством, что это знак того, что я хорошо сдам экзамен. Ну почему мама все мои усилия свела на нет? Почему она нам устроила такую жизнь?
Чтобы уж закончить с откровениями: у меня есть очень плохая привычка, из-за которой меня часто мучит совесть. Я постоянно заключаю с Богом пари. Самые невероятные. Вот, например, с этим экзаменом по математике: я обещала Богу, что сдам его хорошо, иначе я бы сделала по хозяйству в два раза больше… И теперь мучаюсь, чтобы искупить свою вину, свой провал на экзамене. И еще я мучаюсь, потому что знаю, что не сдержала обещания. Я очень боюсь Страшного суда. И живу вот так с несдержанными обещаниями. Иногда я вдруг вспоминаю о них, и все внутри меня наполняется каким-то глухим страхом. Но сон все успокаивает.
Религия — это почти как математика. Она дает мне план. Это просто, в Коране говорится, что ты имеешь право делать, а что не имеешь. Мне преподают его в школе, и признаюсь, это один из моих любимых предметов. Когда учительница читает аяты, мне хочется закрыть глаза и качаться на волнах ее голоса с размеренными успокаивающими ударениями. В конце каждого предложения голос как будто падает и разбивается, как капля воды о горячий камень. Признаюсь, от этого дрожащего звука я словно в полусне. Мне нравится быть верующей: кажется, что ты существуешь не напрасно, что у тебя есть какая-то миссия. Религия направляет меня каждый день, и когда мне хочется сделать какую-нибудь глупость, я часто говорю себе, что Аллах сверху все видит и что он в этот момент не очень-то мной гордится. Это не совсем выгодный принцип. Мне очень стыдно, когда я думаю о том, что Аллах может видеть все, что я делаю. Но, с другой стороны, у этого принципа есть одно преимущество: желаний согрешить становится гораздо меньше!
В моей любимой суре говорится: «Искренне верующие — это те, чьи сердца трепещут от благоговения при упоминании имени Аллаха, которые стремятся к повиновению Ему. Когда им читаются аяты Корана, их вера в Аллаха и повиновение Ему усиливаются. Они во всем полагаются только на Аллаха, их Творца, Защитника, Покровителя и Наставника» (сура 8, аят 2).
Когда моя учительница читает Коран, мое тело пронизывает дрожь. Меня обволакивает и уносит куда-то приятная волна. И мне кажется, что я искренне верующая, потому что сердце мое открыто.
9
Гуль-Дара
Это, конечно же, самый ценный в доме предмет. Накрытый красивой кружевной салфеткой, он стоит на этажерке, с которой тщательно стирают пыль утром и вечером. Маленькие садятся иногда перед ним, просто так, чтобы на него полюбоваться. Это редкое удовольствие, зависящее от пока еще редко появляющегося электричества. Раз в три дня в четыре часа или около того. Когда лампочка в гостиной начинает мигать, предвещая появление тока, весь дом собирается перед ним — перед телевизором. Для меня это все еще чудо — видеть живые картинки.
Новости по телевизору все хуже и хуже. В девять вечера дикторша «Толо-ТВ» объявила, что две женщины, вероятно, занимавшиеся проституцией, были убиты талибами в Газни. Это город в 100 километрах южнее Кабула. Рукой подать. В такие минуты мне жутко ощущать это несоответствие между моим полудетским счастьем, моей иллюзией мирной жизни (когда я со своими подружками, например) и мрачностью новостей, которые мы узнаем каждый день. Мне кажется, что история повторяется. Слепые мы, что ли? Эта услышанная по телевизору новость не давала мне покоя почти два дня. Мы с подружками возвращались из школы, из французского лицея Малалэ. Некоторые из них прятались под зонтом, чтобы укрыться в тени, когда солнце припекало слишком сильно. Мы этого не замечаем, но Кабул находится на высоте 1800 метров, и солнце здесь обманчиво. На земле от зонта вырисовывалась изящная тень. Как оригами. Я смотрела, как мои подружки смеются и обмениваются фотографиями актеров. Я шла позади, нарочно шаркая ногами, чтобы показать, что у меня плохое настроение.
Они обернулись и хором сказали мне: «Диана, ты видела, какая красивая индийская актриса?» — и показали мне фотографию Айшварии Рай, бывшей Мисс мира, которая стала звездой индийского кино. По телевизору постоянно показывают болливудские фильмы, в которых она играет. Все обожают эти слащавые комедии, в которых любовь всегда невозможна. Это, мол, ради нашего целомудрия!
У меня было непреодолимое желание поспорить. Меня тошнило от их легкомыслия. Хотя в глубине души мне хотелось быть, как они, веселой и беззаботной. Но не сегодня. Я ответила загадкой: «Не вижу я ничего красивого в этом уродливом мире». Признаюсь, это звучало немного смешно. Но это было то, что на самом деле в тот момент я думала.
Они сделали вид, будто ничего не произошло, и снова заговорили о последнем модном сериале или о ведущем Хопа — музыкальной программы на «Толо-ТВ» — и о его коротко остриженной челке. Я оставила свои переживания при себе. Дома я не стала есть. Мне кусок в горло не лез, хотелось плакать. Электричества в тот вечер не было. Нам не на что купить генератор, который может сохранять электричество еще несколько часов. Генератор и бензин — это роскошь для богатых. Я зажгла газовую лампу и принялась читать свой учебник французского. Это был урок, посвященный цветам. А мой день, он, должно быть, бесцветный: в нем нет ни красок, ни надежды. Начались погожие дни. После такой суровой зимы я очень ценю это ободряющее тепло. С апреля по июнь жара еще выносима. Но в июле, августе и сентябре она становится удушающей.
Официально весна начинается 21 марта. Это праздник Навруз, персидский Новый год. Жизнь в стране замирает на три дня. Правительство обеспечивает нас электричеством. По традиции дома и улицы должны украшаться светящимися гирляндами. В эти радостные дни семьи собираются, чтобы вместе поужинать и подарить друг другу подарки. В тот год папы с нами не было. Праздник потерял весь свой вкус. Мама пошла к своим двоюродным братьям и сестрам и к богатым родственникам, а мы остались дома. Она всегда найдет предлог. На самом деле она нас не показывает, потому что не хочет, чтобы нас знали в лицо. Никто не должен догадываться о том, что мы работаем на улице. Кабул — деревня, по которой быстро разлетаются слухи, здесь «А что об этом скажут люди?» — национальный вид спорта. Я очень обижаюсь, особенно на эту ветвь нашей семьи, — они настолько богаты, что предпочитают прикидываться, будто не замечают, что мама всегда приходит одна и с пустыми руками. Снова ложь. А еще начало весны — это поездки в Гуль-Дара, родную деревню моих родителей в долине Шамали. Светит солнце. Легкий ветер освежает уже горячий воздух. Так радостно мне бывает только тогда, когда я знаю, что мы скоро поедем в Гуль-Дара. Мы увидим дедушку. Мы не виделись уже полгода. Мама велела нам надеть чистую одежду. День начался волшебно. Я причесала Шукрию, а то у нее волосы уже почти свалялись в колтуны.
