Ричард Бах - Гипноз для Марии
На подгибающихся ногах Джейми Форбс спустился со сцены, где несколько зрителей, улыбаясь, поблагодарили его за смелость:
– Это в самом деле был настоящий камень? Вы что, действительно ощущали эти глыбы, кладку, холодный пол и всякое такое?
– Конечно, они были настоящими!
Они рассмеялись, потом со смущенными улыбками объяснили:
– Вы стояли на сцене, посередине. На пустой сцене! Блэксмит был слева и разговаривал с вами. Вы вели себя так, будто все это было на самом деле! А прыжок в самом конце, а удар ногой! Потрясающе! Вы что, в самом деле, верили… да?
Больше, чем верил. Он знал.
Джейми Форбс переживал события вечера вновь и вновь, всю дорогу, пока не добрался до дома.
Камень, твердый, как гранит, прочный, как сталь, тверже и прочнее не бывает. Поверил ли он? Да он бы умер голодной смертью в этой комнате, попавшись в ловушку… почему?
Он не просто поверил. Он был абсолютно, неоспоримо в том убежден.
Все началось с безобидного предложения: «Давайте отправимся вместе на воображаемую прогулку…»
О чем я думал? «Я не поддаюсь гипнозу». Позволил внушить себе, что наглухо заперт в каменном мешке. Как такое могло произойти?
Много лет спустя он узнал, что не умер бы, останься там один. В конце концов он бы заснул, а проснувшись, избавился бы от делавших его узником убеждений, которые несколько часов назад казались ему такими реальными.
Глава пятая
На следующий день афиша в вестибюле не изменилась.
Великий Блэксмит!
Поразительная Сила Мысли!
Весь вечер на сцене!
В этот последний день шоу Джейми Форбс сел в середине зала, в центре, сто футов от сцены. В этот раз вызываться не буду, подумал он. Что же этот человек со мной сделал? Как он сделал это?
Каждый номер программы, безусловно, был замечательным, но он не позволял себе увлечься и внимательно следил за происходящим.
Несколько слов тихим голосом, и вот уже первый доброволец впал в транс.
Один взгляд на последовательность пятидесяти двух карт – и он называет их по мере появления из колоды без единой ошибки.
– Ваша рука крепка и несгибаема, как железный прут, – внушает гипнотизер сравнительно щуплому добровольцу, и никто из зрительного зала не может согнуть его руку.
– Вы ясно видите дух усопшего мужа миссис Доры Чэпмен, – внушал он девочке-подростку, – он сейчас перед вами. Пожалуйста, опишите нам мистера Чэпмена.
– Да, сэр, – лепетала та, не мигая. – Он высокий и стройный, с карими глазами, черные волосы, зачесанные назад, маленькие усики. Он улыбается и выглядит чрезвычайно счастливым. На нем что-то вроде костюма для верховой езды, официальный и… сногсшибательный – наверное, так можно сказать – черный галстук-бабочка…
Тут же на огромном экране появляется фотография, и зрители видят описанного ею человека, но по-другому одетого. Руку поддерживает специальная повязка – растяжение или перелом незадолго до того, как был сделан снимок, но человек вполне подходит под описание. Каким-то образом девушка его увидела, если, конечно, не обманывает и ей не было заранее известно об этом человеке, в чем Джейми сомневался.
– Он обожал лошадей и верховую езду, – прошептала вдова Блэксмиту, а затем, когда тот попросил ее сказать это зрителям, тихим голосом повторила свои слова в микрофон.
Все шло своим чередом, и, как и было обещано, Блэксмит демонстрировал силу мыслей людей, таких же ординарных, каким был сам Форбс до вчерашнего вечера.
Он подумал, а вдруг все мы, сидящие в зале, были загипнотизированы на предыдущих представлениях и теперь пытаемся понять, что же с нами произошло?
Это все, что он мог сделать, чтобы постараться самому не впасть в транс, когда пришло время последнего номера программы.
На сцене три добровольца. Один шагнул назад, едва гипнотизер легонько коснулся его плеча, вторая начала падать и была тотчас подхвачена, третий не отреагировал на толчок. Первого и третьего поблагодарили и отослали со сцены под аплодисменты – учтивость каким-то образом была важна для шоумена.
Форбс напрягся, пытаясь расслышать слова, которые Блэксмит тихим голосом говорил оставшейся молодой женщине, старался разобрать их по губам. Он разобрал только слово «путешествие». Гипнотизер сказал девушке что-то другое, не то, что говорил Джейми прошлым вечером, и у него ушло на это на несколько секунд больше.
– И как же вас зовут, мэм? – спросил он громко, чтобы всем было слышно.
– Лонни, – ответила та твердым голосом.
– Правильно! – сказал он.
Подождав, пока утихнет смех, он продолжил чуть громче.
– Скажите, Лонни, мы с вами не встречались раньше, не были знакомы до сегодняшнего вечера?
– Нет.
– Это правда, – сказал он. – Лонни, будьте добры, пройдите сюда.
Из того, что Джейми Форбс видел, невозможно было определить, что мужчина на сцене – гипнотизер и что девушка уже находится в трансе. Просто два человека медленно прохаживаются по сцене, ничего особенного.
Они двигались от края сцены к центру. Она сделала еще три шага, потом, словно заметив, что вдруг осталась одна, повернулась и стала растерянно оглядываться вокруг.
Форбс похолодел. Он знал, что она видит: стены, камень, тюремную камеру. Но вокруг нее ничего не было. Ничего. Воздух. Сцена. Зрители. Никакого даже прозрачного занавеса, никаких зеркал, никаких световых эффектов.
Но лицо ее омрачилось, как, наверное, и его лицо тогда. Что же стало с дверью? Куда подевался Блэксмит?
Он смотрел, как она подошла к невидимой стене, коснулась ее. Надавила на нее, сделала шаг влево, снова надавила.
Может, она представляла другой камень, подумал он, но ясно, что в ее воображении он был таким же твердым, таким же прочным.
– Эй… – сказала она. – Кто-нибудь меня слышит?
В зале захихикали: конечно, мы вас слышим. Мы ведь здесь!
Джейми Форбсу было не до смеха. Приблизительно в эту минуту он тогда испугался сам.
Испугался чего? Почему ему стало страшно?
Потому что попал в ловушку, вот почему. Оказался в каменном мешке. Без дверей, без окон, каменный потолок, каменный пол… как жук в чайной чашке, и выхода нет.
Все не так, подумал он, глядя на сцену.
Тогда Блэксмит велел спускаться по ступеням, шептал что-то. Ступени упирались в дверь. Каждый миг реален, как вчера. Сегодня он видел это иначе – сцена, пустая сцена, и бедная девушка – пленница своего собственного ума.
Зрители улыбались, они были в восторге, а Форбс едва сдерживал себя, чтобы не вскочить со своего места, не броситься по проходу на сцену, чтобы освободить ее, спасти…
От чего освободить, подумал он. Как можно рязгипнотизировать человека, который глубоко верит, что толстые стены, которых ты не видишь, давят на него, сковывают его, без пищи и воды, даже воздух и тот на исходе?
Кто мог освободить его, сказать, что стены – плод его фантазии, убедить его в этом?
Я бы не увидел спасателей, подумал он. Пока они не подошли бы совсем близко.
Совсем близко – и что тогда? Увидел бы, что кто-то прошел ко мне сквозь каменную стену, и ни с того ни с сего поверил бы ему? Он бы сказал, все это лишь плод вашего воображения, а я бы сказал, ну да, конечно, благодарю вас, и стены бы исчезли?
– Эй! – сказала Лонни. – Мистер Блэксмит? Вы ведь не бросите меня здесь? Мистер Блэксмит, вы меня слышите? Мистер Блэксмит!
Форбс посмотрел на гипнотизера. Как он выносит это, ее крики? А ведь через минуту и она будет вопить.
Лонни бросилась на каменную стену, созданную в ее уме, стала бить по ней с такой силой, что вскоре ее кулаки должны были бы покрыться кровью.
Достаточно, Блэксмит, подумал он. Уже хватит.
В зрительном зале зашептались, улыбки исчезли, зрителям становилось не по себе.
Все было идеально рассчитано, гипнотизер подошел к своей жертве, встал в пяти футах от нее, все взоры прикованы к нему.
– Лонни, выход есть, – сказал он. – Скажите нам какой.
Ее лицо исказило страдание.
– Я не знаю, – в отчаянии сказала она.
Лонни, ради Бога, подумал Джейми Форбс, да сделай ты два шага и врежь этому типу!
Только годы спустя он узнал, что Блэксмит был для нее тем, что гипнотизеры называют негативной галлюцинацией, – она не могла его видеть, так как он был заблокирован позитивной галлюцинацией камня, который ее окружал, заточая в тюрьму.
В ту минуту Джейми Форбс подумал: ничто в мире не сможет ее разбудить кроме Блэксмитова щелчка пальцами – ни голод, ни смертельная жажда. Это не так, но он так думал, глядя на сцену.
– Вы испробовали все возможные способы, чтобы выбраться? – спросил Блэксмит.
Она кивнула, понурив голову и упираясь обеими руками в каменную стену, созданную ее верой.
– Сдаетесь?
Она кивнула, несчастная, выбившаяся из сил.