Андрей Битов - Улетающий Монахов
— Не закрывать?..
— Нет, — сказал Алексей срывающимся от злости голосом.
И надо же было ей подняться именно в эту минуту!
Не успели еще оттоптаться в прихожей ее шаги, дверь отворилась — Ася, ситцевый халатик. Руки у нее были мокрые, лицо злое. Видно, кроме старика, сказавшего ей что-то, кроме стирки, вот еще и столкнулась с соседкой — 2 звонка.
— Я же говорила, не приходи!
Больше ничего Алексею не надо — стоит в дверях живая Ася, ситцевый халатик, плечи остро под халатиком, руки мокрые, шлепанцы огромные, ее голос, ее глаза и волосы. И это ему не кажется — на самом деле…
Ася смотрит на него, теплеет.
— Там война, понимаешь? Пропали у Сергея Владимировича штаны… — Она уже смеется. — Полчаса подождешь?
Господи, полчаса… Час! Два!
Сад. Уголок его. Скамейка между сараем и садом.
Она. Но так больше нельзя. Зима, понимаешь?.. А я хочу, чтобы было тепло. Чтобы я могла куда-то прийти. Это обязательно. И не все же обедать на деньги, что выдает тебе мама на завтрак? И ждать тебя по утрам, когда наконец я одна: придешь ты или не придешь? Ты-то, конечно, придешь… И целоваться вот здесь. И на лестнице тоже целоваться… Холодно ведь. Это тебе тепло. А мне холодно…
Он. Не надо так… И ты не права. Это так, конечно… Но ведь я тебя люблю. И ты… меня любишь. И мы бываем часто одни, совсем одни. Нам еще повезло. Я иногда удивляюсь, как нам везет. И ты знаешь ведь, я… все, что могу. Но я не все могу. Но я знаю, не думай… Это-то я уже знаю: счастье в каждом из нас, не в обстоятельствах. Ведь мы…
Она. Милый, ну… Ты любишь. Я забыла. Дай я на тебя посмотрю. Ну как же не любить такого! Я злая. Ты еще ребенок. Почему так? Может, я плохая, верно, испорченная… Хотя кто это знает? Все осколки, сумятица… Но мне нужно все то, без чего ты готов прожить… Ведь ты живешь дома? А? Ты ведь живешь дома? Что, молчишь?.. Мама тебе готовит? Да? Спать ты ложишься в постельку? Вот пальто на тебе? Молчишь?..
Он. Я тебе говорил. Я уйду, если ты настаиваешь…
Она. Не криви. Ты ведь умненький, не идет тебе. Не уйдешь, голубчик. Ты привык. Ты, милый, гораздо больше без этого не можешь, чем я. Тебе не уйти…
Он. Уйду.
Она. Ну что ты!.. Ну вот и обиделся. Какой ты еще ребенок! Ну не ребенок… Это ведь я необидное тебе говорю. А зачем ты внимание обращаешь? Ты не обращай. Ну дай я тебя поцелую… Вот и вот. И сюда…
Он. Завтра же уйду… Уйду не потому, что ты… Уйду…
Она. Милый, ну куда же ты уйдешь? Зачем, главное? Для меня? А зачем это мне? И почему ты, собственно, уйдешь? (Смеется.) Ты же… Ты же можешь привести меня?.. (Смеется все звонче и тоньше.) Ну да, к себе. У тебя же отдельная комната! Маленькая, правда… (Резко хохотнув.) Ты приведешь меня и скажешь: вот мы решили… (Хохочет, раскачиваясь.) Воображаю, какое будет у нее лицо! (Хохочет, как всхлипывает, стихает.) Ты молчишь? Что же ты молчишь? Что, не приведешь? Слабо ведь? А то приведи, а? Заживем. Отдельно, законно…
Он. Не надо. Не надо так, прошу тебя. Ты ведь знаешь…
Она. Что знаешь? Что я такого знаю! Что я не могу прийти к тебе? А если я хочу! А почему же это я не могу прийти? П-почему?
Он. Не надо так… Ты же знаешь сама. Это будет не жизнь…
— Почему же — не жизнь? Она ведь у тебя умная, сдержанная, слова лишнего не скажет. Благородная… Почему же не жизнь?.. (Пауза.) А я вот иногда мечтаю, чтобы она была стерва. Чтобы была толстая, неряшливая, несдержанная. Чтобы считала, к примеру, сахар… Насколько было бы проще! Да я бы счастлива была… (Пауза.) Хорошая? Чем же это она хорошая? Знаю, знаю! Но это ведь нехорошо быть такой вот хорошей! Выгодно! Она ведь… Почему бы я такой не была? Ты же ее боишься! Нет, а? Не любишь — боишься. (Пауза.) Будто я тебя отнимаю! Тут ведь не больше этого, если разобраться. Тебя-то тут и нет. Что молчишь? Молчишь что? Я знаю, ты сейчас думаешь так же, как она. Вы похожи. Ты не знаешь, что вы похожи. А я знаю.
— Я не похож.
— А ты не прячься. Я ведь не про лицо говорила. И ты прекрасно понял.
— Да.
— Нет, ты удивительный человек! Это только ты можешь так сказать «да»… (Смеется, словно жмурится.) «Д-да…» Ведь никто, никто не знает, какой ты на самом деле. Ты еще маленький — не обижайся, — ты еще маленький. А какой же ты будешь?! Господи! Все будут с ума сходить. Я одна сейчас знаю, какой ты будешь. Мне Нинка говорит: что тебе в нем? А я знаю… Только меня вот не будет с тобой.
— Конечно, буду.
— Только ты уж тогда не забывай. Покажись иногда. Чтобы я посмотрела. Покажешься, а? Я буду уже старуха.
— Не надо. Ну что ты говоришь!
Вообще-то не такая уж и старая я буду. Маленькая собачка до старости щенок… (Неживо смеется.) Так что тебе и не слишком стыдно будет меня увидеть, ты не бойся. Такое не проходит…
— Ну зачем ты!.. Ведь это не прошло. И не пройдет…
— Не люблю, когда так говорят. И голос деревянный. И не веришь ты, что сам говоришь. Вот сейчас головой замотаешь, а не веришь. Не люблю. Я ведь почему говорю? Я у мужа сегодня была… Я знаю, ты от самого дома хотел об этом спросить, только разговор не о том был, тебе неловко было. А ты ведь не забыл. Где-то у тебя остался вопросик-то? На веревочке… Все время висел. И это тоже — она! Я ведь «такая»… Ты мне веришь, а там, где вопросик, и не веришь. Ты не думай, что вот у тебя «благородное чувство», так и изменюсь. А я и останусь такая. Хотя бы потому, что вопросик… И не потому. Так что же ты не спросишь, зачем я к мужу ходила?
— Мне не это важно. Я не потому…
— Важно, очень важно! Всем это важно… Я к нему пришла, и мы с ним уснули… Да, вместе. Ну что, милый? Глупенький… Да ведь я же ему жена… И мы не разведены еще. Ну что надулся? Поцеловать?
— Не надо.
— Ну что ты… Глупый… Ты не гнись. Все равно поцелую. Ну, сильный, сильный… вижу. А мы ведь просто так уснули. Ничего между нами не было. Уснули — и все. А ты мне поверь, поверь… Вот я тебя и поцеловала! Ну что ты такой? Ой, какой же ты смешной бываешь!.. Все не веришь?
— Верю.
— Не веришь… Господи, ну что же это я за дура! Ты ведь все думаешь, почему я к нему пошла? А я так все рассказываю, словно ты знаешь. А ты не знаешь… А ведь к нему пошла потому, что он у меня швейную машинку украл.
— (Уже смеется.) Машинку?
— Конечно. Я, ты знаешь, я думала, убью его. Для меня машинка — все, последнее. Это еще мамина машинка. Думала, убью… Прихожу, а он мне список показывает. Там все, что у него еще оставалось, и машинка моя в самом низу вписана. И против каждой вещи сумма стоит. И все сложено. Вот он мне показывает список, моргает и говорит: «А я все продал». — «И машинку?» — говорю я. — «И машинку». Я ему говорю, деньги-то хоть отдай! А он говорит: «А у меня их нет… Я, — говорит, — четыре столика на Новый год в «Астории» заказал. Проститься… Придешь?» Стоит моргает. И вот думала, что убью, а вдруг мне так жалко его стало. Я плачу, а он тихий… Вот ведь и ему досталось…
— И ты пойдешь?
— Куда?
— В «Асторию»? К этому…
Он так меня просил… «Какая ты красивая», — говорит. Ты не думай, я-то его штучки знаю… «Неужели, — говорит, — ты все еще с этим сосунком?» (Берет его за руку.) Ты не сердись, это он про тебя. Он ведь нас однажды видел. На Аничковом мосту, помнишь? Я тебе показывала… А я ему сказала, что он и мизинца твоего не стоит. Нет, правда, так и сказала. А нам ведь некуда идти? Ты не думай, я ведь тебя люблю, так что ничего быть не может… Но ведь Новый год!.. Люди, праздник… А нам с тобой ведь некуда?
— Я же тебе предлагал… У Фриша собираются…
— Не пойду я к твоему Фришу! Не хочу их видеть!.. Слюнтяи. Я знаю их насквозь. Они этого не любят. Не хочу, чтобы они на меня так смотрели…
— Ну тогда пойдем в ресторан…
— В ресторан?.. А ты знаешь хоть, когда он, Новый год? По-сле-зав-тра! Ну в какой ресторан ты сейчас пойдешь? В любой сарай уже поздно…
— Куда-нибудь попадем… Не останемся же на улице. Это ведь невозможно…
— Вот именно. Все так просто… А деньги откуда? Ты ведь уже когда взял на праздник!.. Их же нету. Они на меня пошли, конечно, и спасибо… но их же нету. А в чем я пойду? О чем разговаривать… Не в чем мне идти. Ни с тобой, ни с ним…
— А зеленое?
— Не знаешь? А ведь, наверно, это тебе известно… В ломбарде. И тридцать первого срок. А ведь это единственное платье, в котором я еще хоть куда-то пойти могу. Ты ведь и это знаешь… Люблю… а вот ведь есть еще и платье! А ты ведь ничего, ничегошеньки не можешь. Даже не помнишь и не задумываешься для удобства — настолько не можешь. Люблю… а мне вот платье выкупить надо! Жизнь такая…
— Не надо! Только молчи… Я достану. Ты выкупишь…
