Всеволод Филипьев - Ангелы приходят всегда

За несколько часов до того из Абхазии в Сочи прибыл инок Лазарь – человек необычной судьбы. Для деловой и криминальной России это был авторитет Жан Замоскворецкий, убитый в одном из московских ресторанов в начале 2002 года. Небольшой круг монахов абхазских гор знал Замоскворецкого как недавно постриженного инока Лазаря. Было известно, что Лазарь тайно приехал в Абхазию более четырех лет назад со стариком Архипычем. Среди братии ходили слухи, что Лазарь имел отношение к криминальному миру, но покаялся и теперь вынужденно скрывался. Полностью историю Лазаря знал духовник пустынножителей иеросхимонах Салафиил, однако он ее никому не рассказывал.

По приезде в Абхазию Архипыч и Лазарь исповедались у старца Салафиила и получили благословение остаться. Они оборудовали себе келью в погребе разрушенного дома в вымершем после грузино-абхазской войны горном поселке. Там Архипыч и Лазарь жили в уединении, духовно руководствуясь советами отца Салафиила. Весной 2003 года Архипыч мирно скончался. После этого Лазарь перебрался в пустынь старца Салафиила, жившего с учениками в девственных горных лесах. Осенью того же года отец Салафиил постриг Замоскворецкого в иночество…

Сейчас инок Лазарь находился в небольшой сочинской квартире на первом этаже пятиэтажного дома, предоставленной одним монахолюбивым знакомым.

Пахло сыростью и землей. Из соседнего окна доносился разговор женщины и обладателя кавказского акцента, бывших явно навеселе. В разговор периодически вклинивался плач ребенка, которого женщина принималась убаюкивать. Инок полулежал в душной комнате на узком диване, еле втиснувшись в него мощным телом. Одна его рука была закинута за голову, другая машинально перебирала четки. Он размышлял. Четыре с половиной года прошло с того времени, как он умер для мира, и теперь мир заставлял его возвратиться. Надолго ли? Но не возвратиться было нельзя. Ему предстояла дорога в Москву. Самолет вылетал на следующий день.

В эти минуты к дому, где находился Лазарь, с разных сторон подошли двое. Нагретый за день южный воздух вновь задрожал от пронзительного детского плача.

Глава четвёртая

У СТАРЦА

И когда я обернусь на пороге,

я скажу одно лишь слово «Верь!».

Пятью днями раньше, утром 12 августа 2006 года, на горной абхазской дороге, у крутого склона, покрытого лиственными деревьями, затормозил «УАЗик». Отсюда начиналась местность, именуемая «Мокрые леса». Из машины резво выскочил молодой румяный послушник Александр, за ним не спеша вышел дородный иеромонах Серафим.

– Все! Дальше пешком. Как у вас со здоровьем, отче? – поинтересовался послушник. – Сердце не беспокоит? А то подъем трудный.

– Бог милует пока, сердце вроде в порядке. Пойдем. Я готов.

И они, попрощавшись с водителем «УАЗика», начали восхождение.

Уже через десять минут отец Серафим понял, что его оптимизм был преждевременным. Лямки рюкзака резали плечи, сердце тяжело ухало, пот прошибал, как в парилке, одежда сделалась скользкой, а ее прикосновение к телу – неприятным. Он еле осилил следующие двадцать минут пути, но, к счастью, крутой подъем кончился, они вышли на хребет, по которому предстоял дальнейший путь.

– Вы устали. Давайте передохнем, – с мягким украинским акцентом предложил послушник. – Здесь начинается горная черника. Смотрите, сколько ее. Попробуйте. Только она кислей, чем обычная.

Хотелось пить, и отец Серафим набросился на сочную чернику, кусты которой достигали плеча. Такая поспешность была ошибкой. Переев горной черники, он ожег кислотой полость рта и в течение следующей недели вообще с трудом ел и пил…

Весь тот день отец Серафим и послушник Александр поднимались выше и выше по тропинке, бежавшей по вершине хребта. С первыми сумерками Александр повел отца Серафима к поляне, где обычно монахи устраивали ночевку на полпути к пустыни старца Салафиила.

На поляне, у корня могучего замшелого дерева были спрятаны котелок, медные кружки и ложки. А среди раскидистых ветвей дерева путники нашли подвешенные пакеты с крупой, сухарями и медом. Все это пригодилось для ужина.

Утомленный трудной дорогой, отец Серафим предвкушал крепкий сон, но не тут-то было. Спать пришлось в спальниках под открытым небом. Возникла дилемма: с одной стороны, хотелось раскрыться, потому что от чая и меда прошибал пот, с другой – нужно было кутаться с головой в жаркий спальник, чтобы не заедали злющие комары. В итоге отец Серафим вообще не заснул. Под утро пошел дождь, прогнавший комаров, но при этом основательно намочивший спальники, так что путникам пришлось скорее отправиться в дорогу.

Наступивший день был неразлучен с сыростью и туманом. Дождь то стихал, то набирал силу. Не зря эти места звались «Мокрыми лесами». Зато жара спала, и не приходилось больше плавать в собственном поту. Горными видами отцу Серафиму насладиться не пришлось, потому что обзору мешали высокие раскидистые деревья.

Во второй половине дня начался спуск с хребта к иноческой пустыни, которая приютилась посередине склона. Спуск занял около двух часов. Ноги подворачивались, несли под гору и одновременно путались в колючих кустарниках. То и дело приходилось перелезать через толстые стволы упавших деревьев. В довершение всего пришлось спускаться по жерлу горного ручья, что было связано с немалым риском. Благо еще, дождь перестал, и облачность стала понемногу рассеиваться. К концу пути одежда на отце Серафиме была изодрана, ноги отбиты о камни, тело ныло, а сердце, казалось, работало из последних сил. Иеромонах не раз ловил себя на мысли, что если бы эта дорога не вела к старцу Салафиилу и Лазарю, то он давно бы повернул назад. И еще он понял, что сильно сдал: сейчас передвигаться по горам стало значительно труднее, чем во время предыдущей поездки в Абхазию летом 2001 года.

Последние метры пути нужно было ползти под мокрыми от дождя раскидистыми ветками горного рододендрона, кусты которого образовывали здесь подобие низкого тоннеля. Преодолев это препятствие, отец Серафим и его проводник оказались на каменном пятачке, за которым среди зелени уже виднелась первая келья. Ставя радостную точку в конце этого трудного путешествия, засияло солнце. Сразу же бесчисленное множество маленьких солнц вспыхнуло в каплях дождя, рассыпанных на траве, деревьях, одежде и лицах людей…

Спустя час, отец Серафим, одетый в сухое и накормленный овсяной кашей, сидел в уютном домике-келье старца Салафиила. Близился вечер. Через затянутое мелкой сеткой окно в келью прорывались последние негорячие лучи солнца, уходившего ночевать за горы. В печке-буржуйке потрескивали ароматные поленья. Отец Салафиил любил тепло, и потому даже в летнее время печь в келье не оставалась не топленной.

Тут же на полу кельи, у ног старца, сидел погруженный в раздумья Лазарь. Обремененный старческими болезнями, отец Салафиил полулежал на топчане. Он был заметно взволнован и с сипловатым придыханием говорил:

– Невеселые вести ты нам принес, отченька Серафим… М-да. – Старец покряхтел и откашлялся. – М-да, невеселые. И как это про Лазаря-то нашего вспомнили? Он же у нас теперь благоразумный разбойник. Вот он и имя новое принял в иночестве. Я его специально Лазарем постриг. Это мне Архипыч подсказал, Царствие ему Небесное. Праведный Лазарь – воскресший из мертвых друг Господень. А они… Кхе-кхе. М-да.

– А им на его новое имя, батюшка дорогой, прямо скажем, наплевать! – продолжил разговор отец Серафим. – Они же теперь новые хозяева жизни. Честно говоря, когда я сюда из Москвы Лазаря с Архипычем направлял, я и не надеялся, что горы их скроют. Но время шло, Господь покрывал, вроде все было тихо. Я уж думал, так и будет. А нет. И главное, всех нас высчитали: и Лазаря, и Неониллу, и Ангелину, и меня. Видели бы вы Ангелину, когда она ко мне прибежала вот с такими вестями! Думал, она тут же испустит дух. Как она мне про инокиню Неониллу рассказала, что ее взяли в заложницы из-за Лазаря, так я уж думаю: медлить невозможно. И сразу сюда. Еле дошел по горам по этим. Но если нужно, то готов с Лазарем хоть сейчас в обратный путь. Потому что Неонилла же… Как подумаю. Она ведь такая беззащитная перед ними. Боже мой…

– Нет, отченька, – возразил старец, – ты погости, мы с тобой тут еще помолимся, а отец Лазарь пусть едет. Ангела ему в дорогу. Ничего, Христос и Богородица не оставят. Ничего. В таких-то обстоятельствах близость Божия сильнее чувствуется. Наши отцы, когда сидели в тюрьмах и лагерях при советчине, имели там самодвижную сердечную молитву Иисусову, а как освобождались, то и молитва от них отступала. Кто себя не жалеет, того Бог пожалеет. Пусть Лазарь идет.

– Отец, скажи мне что-нибудь на дорогу, – обратился к старцу Салафиилу инок Лазарь, оторвавшись от своих дум.

– Сказать?.. – старец сделал паузу. Было видно, что он шепчет устами молитву. – Мир большой и в мире во многих местах можно скрыться от «мира», от духа мирского. Но если «мир» с его суетой внутри тебя, то он тебя везде найдет. Инок – это человек, живущий в ином мире, в ином бытии. Он видит этот мир, эту реальность, но не прикасается к ней. И лично тебе, Лазарь, вот что еще скажу: ты сильный мужчина, особенно тяжело тебе «там» будет с блудной бранью. Ты это лучше сразу отсеки. Потому что если время от времени баловаться, мол, потом покаюсь, то брань эта тебя на смертном одре достанет, и согрешишь. А Господь сказал: «В чем застану, в том и судить буду». Да, борьба – это страдание. Но когда мы страдаем – мы выздоравливаем. Кто ненавидит страдание – ненавидит спасение; и кто избегает смерти во Христе, тот не получит и жизни в Нем. Непрестанно готовясь к смерти, человек в действительности готовится к бессмертию. И к страданиям тоже нужно готовиться: «Уготовихся и не смутихся». А то можно желать страдания за Христа, а когда оно придет, не выдержать. Вообще-то наши искушения, по большому счету, – ерунда. Мы постоянно твердим: «Искушение, искушение!» А никакого искушения нет. Вот у праведного Иова было искушение… А у нас в основном собственная дурь. Помни, сынок: бег на длинную дистанцию требует размеренности усилий. А то можно сначала выложиться, а потом силы иссякнут. Так и в духовном делании, нужно беречь силы, ведь бежать еще долго – целую жизнь. Если кажется, что выдыхаешься, не робей, терпи и жди, когда откроется второе дыхание. Обязательно дождешься.