Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»
— Он предлагал тебе выйти за него перед отъездом?
Джэн взглянула на сестру и медленно покачала головой.
— Нет. И я знала, на что иду, с самого начала. Я знала, что он не из тех, что женятся. Да он ничего такого мне и не говорил.
— Так ты это все сама сочинила, что, мол, вы до его возвращения с женитьбой подождете?
Джэн кивнула.
— Да, конечно. Я сказала так потому, что ты все равно бы меня не поняла, а так мне казалось удобнее все объяснить.
— А он просил встречать его, когда написал, что приезжает в отпуск?
— Нет. Он просто сообщил, что приезжает на «Канимбле» и что мы, может, снова увидимся.
Дорин застонала.
— Так это ты сама все придумала — и вставать на рассвете, и тащиться через Вулумулу туда, к пристани, и ждать там часами?
— Да, сама. Я решила, что если кто-нибудь еще будет его встречать, то я уйду и не покажусь на глаза. И я бы не показалась. На это у меня бы хватило гордости… — Джэн помялась. — Ну, а если его никто не встретит — на этот случай я решила встать так, чтобы он меня сам заметил… — Джэн развела руками. — Ну и вот, как видишь…
Дорин с сомнением покачала головой. Джэн продолжала собираться. Закончив полировать ногти, Дорин закрыла маникюрный набор.
— Ну и вот что вышло, — сказала она наконец. — Все начинается сначала — та же старая игра. Только предупреждаю: на этот раз я вам не буду подыгрывать. Я не позволю больше, чтоб меня выживали из квартиры, по крайней мере из моей части квартиры. Вы с Бартом можете делать что угодно и где угодно, но я в этом больше не участвую. Все. Хватит.
— Мне жаль, Дор, что все так… — Джэн упала на стул, стоявший подле стола, и уронила голову на руки. — Но я думала, ты меня сможешь понять. Ведь и ты с Биллом тоже…
УДорин сверкнули глаза.
— Билл со мной не забавлялся. У нас все было взаимным. Мы любили друг друга, и мы собирались пожениться, и если бы снайпер не подстрелил его у Таракины… — голос ее задрожал и оборвался.
— Прости, Дор! Я не должна была говорить этого. Я знаю, как ты относилась к Биллу, а Билл — к тебе. И, знаешь, я тоже все время надеюсь, что когда-нибудь и Барт будет так же относиться ко мне и что все идет к этому.
Дорин вздохнула.
— Мне кажется, ты тут не совсем правильно поступаешь. Нельзя, чтоб такому, как Барт, все слишком легко доставалось. Представляю себе, сколько у него девчонок было с тех пор, как он уехал.
Джэн жалобно улыбнулась:
— Представляю… Только лучше мне не знать этого.
В душной и тесной квартирке воцарилось молчание. Дорин, разбросав по дивану свои заколки и гребешки, укладывала на ночь волосы. Напротив, обложившись платьицами, которые она собиралась взять к морю, сидела на своем диване Джэн. На столе все еще стоял раскрытый чемодан.
«Черт бы подрал все это, — подумала Дорин, украдкой взглянув на сестру. — Она ж совсем как лунатик стала».
Джэн робко улыбнулась:
— Ты же должна радоваться, что я еду. Ты ведь меня давно пилишь, чтоб я взяла отпуск.
— Да, но ты отлично знаешь, что я совсем не это имела в виду. Тебе, как и всякой другой работающей девчонке, нужно хорошенько отдохнуть. А ты едешь с Бартом и будешь там носиться как угорелая весь день да и за полночь.
— Но, Дор! Уж одна перемена обстановки и то мне на пользу пойдет — ведь я день-деньской торчу в клетушке-конторе величиной с буфет, а ночь в этой дыре провожу.
— Все это звучит очень благонамеренно, Джэн, но ведь я-то тебя знаю. Ты же ни свет ни заря будешь лететь сломя голову к морю, и там гоняться на волнах и плавать, и потом носиться весь день, будто ты готовишься к Олимпийским играм, вместо того чтобы… Эх, да что говорить!..
Джэн медленно повернулась к ней.
— Ты его ненавидишь, да?
— Да, ненавижу, — озлобленно ответила ей Дорин.
Джэн больше не делала вид, что укладывает чемодан. Сдвинув вещи с дивана, она бросилась на него и, положив руки под голову, не отрываясь смотрела в одну точку на потолке. Дорин продолжала закалывать волосы. Сквозь полуопущенные веки она следила за сестрой: она лежала там такая юная, беззащитная, волосы у нее разметались по подушке, а платьице приподнялось, обнажив ноги.
Черт бы подрал этого Барта Темплтона и всех ему подобных! Обида наполняла сердце Дорин, когда она вспоминала о его нахальстве. Она, как сейчас, видела его лицо в то первое утро, когда он с такой циничной уверенностью следил за встревоженным личиком Джэн, зная наперед, каким будет ее окончательное решение. Ей становилось обидно и горько почти до физического ощущения горечи при мысли о его власти над Джэн. И все же ни к чему отталкивать от себя Джэн. И Дорин старалась говорить спокойно.
— Не то чтоб я ненавидела его лично. Ну, кто же может ненавидеть Барта?
Она остановилась, с осторожностью выбирая и взвешивая слова: ведь что бы она ни сказала теперь, не может причинить никакого вреда Барту, зато может легко поссорить ее с Джэн. Это уж она знала.
— Ненавижу я таких ребят, — пояснила Дорин, — их такая прорва развелась в наши дни. Прямо со школьной скамьи их швырнули в окопы.
— Ну, так не их в том вина.
— А я и не виню их, я просто констатирую факт. У них не было времени научиться чему-нибудь полезному, почувствовать какую-то почву под ногами. И вот сначала они пережили эти ужасные годы в джунглях, потом оказались на несколько лет героями дня и вот теперь вообразили о себе черт знает что.
— Барт три года провел в самом пекле, прежде чем в оккупационные войска попал. А это тебе был не пикничок.
— Да, я знаю. Там был, наверное, настоящий ад, и все же это сейчас не меняет сути дела. Я уверена, что если бы Барт был моим братом, я бы жалела о том, как жизнь с ним обошлась, но сейчас мне просто не до него. Я должна о тебе подумать. Я вовсе не хочу пользоваться своим правом старшей сестры и командовать, хотя мне и взбредет иногда в голову, что мое мнение должно что-нибудь да значить для тебя, потому что я на пять лет старше тебя и потому что, когда мама умерла, ты была еще ребенком.
— О Дор, ты была такой чудесной сестрой, всегда, Дор!..
— Не знаю, во всяком случае, старалась как могла, особенно после того, как погиб отец.
Джэн смотрела в пустоту.
— Скоро пять лет, — прошептала она. — В будущем месяце будет пять лет с того налета на Дарвин. А кажется, будто целая вечность прошла, правда?
— Вечность и есть. — Лицо Дорин помрачнело. — Если измерять время не годами, а событиями. Отца убило японской бомбой, потом погиб Билл, и вот теперь ты связалась с этим Бартом.
Джэн резко отвернулась.
— Джэн, — взмолилась Дорин, — я вовсе не хочу оттолкнуть тебя от него оттого, что вашему счастью завидую или хочу обидеть тебя, нет, Джэн! Но ведь я за тебя отвечаю. И я чувствую, что если б с тобой что-нибудь случилось, отец меня бы винил потом, что я не усмотрела.
— Вот и глупо! Я же не ребенок. А потом, и Барт переменился. Он стал на полтора года старше. В гражданской жизни он остепенится, и цинизм, которого они там на войне нахватались, пройдет. Я в этом уверена.
Дорин грустно покачала головой.
— Но ведь, если по совести, ты и сама веришь в это не больше моего. Слишком много у него было всяких развлечений и забав, чтоб он теперь остепенился. Слишком много было девочек, чтоб он теперь одной удовлетворился. Да плевать на все это, если бы он напал на такую же девчонку, как он сам, знаешь, из тех, что всем и всякому, так вот ведь нет, надо же ему было найти такую размазню, как ты, со всякими романтическими бреднями насчет любви навек. Глаза б мои на все это не глядели!
Джэн подняла глаза и взглянула на нить паутины, которая, серебрясь, колыхалась в свете лампочки под потолком. Любовь навек… Слова эти не разделялись в ее сознании.
Может, Дорин права, и она, Джэн, просто сопливая девчонка, которая вешается Барту на шею, а Барт просто повеса и забавляется с ней только потому, что пока никого получше нет. А может, Дорин всегда была права, а она всегда не права. Ведь все, что Дорин говорит, правда. Барт никогда не предлагал жениться на ней. Написал ей всего пару писем, когда был в отъезде, да прислал несколько сувениров. Да еще послал записочку, что скоро приедет, и вскользь намекнул, что они, мол, куда-нибудь вместе сходят, пока он будет в отпуске. Да, если все припомнить и взглянуть на это трезво, картина получается грустная.
Все было так, и все же не совсем так. Было еще и другое, нечто внутри нее, чего она толком не понимала сама и чего не могла бы объяснить словами.
Никому, даже сестре, никогда не смогла бы она объяснить, как любовь к Барту преобразила для нее весь мир. Она вспомнила их первую встречу так ясно, будто это было только вчера. Он пришел к ним в контору с приятелем одной из девушек, и они все вместе отправились закусить. Она не хотела идти, потому что всегда чувствовала себя неловко с незнакомыми людьми. Но за тот час, что она сидела в шумном подвальчике кафе, слушая их смех, вглядываясь в лицо Барту, весь мир переменился для нее. Этого она никогда не смогла бы объяснить Дорин, да и вообще никому на свете. Она и себе не могла этого объяснить. Она только знала, что произошло чудо и что жизнь ее никогда уж больше не будет такой, как прежде.
