Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович
На портрете он величав и статен, хотя вообще-то, по свидетельству современников, был плюгав и уродлив. На протяжении десятилетий этот анфан-террибль будоражил общественное мнение, совершал подвиги и безумства, без конца носился из конца в конец Европы. Его приятель Джонатан Свифт писал:
Всех европейских принцев знает,
Повсюду бабочкой летает,
Никто за ним не поспевает.
Перечислю пунктиром обстоятельства этой удивительной жизни.
В шестнадцать лет Мордаунт отличился в морском сражении с алжирскими пиратами.
К двадцати годам он успел убить трех человек на поединках.
В тридцать помог свергнуть династию Стюартов.
При новом короле стал первым лордом казначейства, но за бранные слова в адрес его величества угодил в Тауэр.
Активно участвовал в парламентской жизни, со всеми на свете перессорился, всех замучил несносным характером и был отправлен командовать армией в Испанию. Победил там кучу врагов и разругался со всеми союзниками.
Был отправлен посланником к европейским дворам – и там тоже наломал дров.
О чудачествах и выходках Мордаунта сохранилось множество анекдотов. Однажды ему не понравилось, как безвкусно одет некий прохожий. Его светлость выскочил из кареты и гонялся за беднягой по улицам с обнаженной шпагой. Потом успокоился и щедро вознаградил перепуганного щеголя.
В другой раз графа окружила толпа ненавистников великого «Мальбрука», приняв Мордаунта за герцога, и хотела его растерзать. Мордаунт хладнокровно сказал бунтовщикам: «Я не герцог Марльборо и легко вам это докажу. Во-первых, у меня в кармане только пять гиней. Во-вторых, я запросто вам их отдам, а Марльборо скорей удавился бы». Временщик слыл стяжателем и скрягой. Поэтому мятежники сразу поверили Мордаунту и отпустили его.
Неслыханным чудачеством стал брак носителя двух графских титулов с безродной певицей Анастасией Робинсон.
Обычно люди, которые не ведают покоя и азартно ввязываются в приключения, не оставляют воспоминаний. Не тот темперамент. Но Мордаунт на старости лет исписал мелким почерком три толстенных тома. Граф столько всякого повидал на своем веку, обладал таким острым языком и таким скверным нравом, что его мемуары наверняка были захватывающим чтением – вне зависимости от их достоверности.
Но вдова, наводя порядок в заваленном бумагами кабинете новопреставленного Мордаунта, ничтоже сумняшеся отправила сенсационные записки в камин.
Есть толстенные мемуары про Мордаунта – монотонное описание походов, осад и дипломатических переговоров. Я проштудировал этот занудный фолиант, когда занимался Войной за испанское наследство.
Читал и думал: эх, правы снобы-англичане. Нельзя было лорду жениться на дуре-певичке!
О!печатки…
Никогда не опечатывался тот, кто никогда не печатал.
Вся моя взрослая жизнь прошла в страхе перед абсурдными, постыдными и идиотскими опечатками. Это мой вечный комплекс, мой постоянный кошмар. Я испытываю к опечаткам примерно такой же патологический интерес, как к старым кладбищам: не только тафофил, но и миспринтофил.
Возможно, всё дело в том, что свою трудовую деятельность я начинал корректором – человеком, которому наплевать на смысл текста, лишь бы там не было опечаток. Но они периодически случались. Одну из них – идиотскую в самом прямом смысле – я запомнил навсегда. Не нужно быть психоаналитиком, чтобы сказать: именно она стала первоосновой моего травматического невроза.
Я работал в издательстве «Русский язык», которое готовило разговорники на всех языках к Олимпиаде-80. Был аврал. И у меня в русско-испанском разговорнике – на титульной странице! – прошла дивная опечатка в названии родного издательства. По-испански оно называлось «Idioma ruso». Вместо буквы «m» в первом слове выскочила буква «t». Опечатку заметили, когда тираж был уже готов. Сейчас за такое я бы точно угодил в экстремисты-русофобы, а в советские времена отделался политической ссылкой. Целую неделю я жил на Можайском полиграфкомбинате, вырезая маленькие бумажные квадратики с напечатанной буквой m и заклеивал ими букву t. Мне в помощь посменно приезжали коллеги. О, сколько недобрых слов выслушал от них я в свой адрес…
Русофоб с дореволюционным стажем едет в Можайск
Есть опечатки исторические, хрестоматийные. Все помнят, как в коронационном отчете 1896 года Помазанник Божий возложил на голову «корову Российской империи». Легендарная опечатка советских времен – «президент Эйзенахуэр». Но это, так сказать, чужие достижения, а у меня из-за хронического дефицита внимательности имеются в послужном списке и собственные скромные шедевры.
В свое время, будучи ответственным редактором юбилейного номера журнала «Иностранная литература», я подготовил список «10 лучших опечаток в истории журнала». Две из них были на моей совести.
Первая: «На ее щеках играл горячий румынец».
Румынец
Вторая требует небольшой преамбулы. Я редактировал какой-то индийский исторический роман. Там у переводчика ко двору раджи являлся некий мудрец с экзотическим музыкальным инструментом, название которого русскому читателю ничего не говорило. Я прочел переводчику нотацию о том, что следует избегать в художественном тексте ненужных усложнений, и спросил, что это за инструмент. «Ну, вроде лютни», – был ответ. «Вот так и напишем», – строго молвил я, зачеркнул экзотическое слово и сверху своим корявым почерком начертал «со своею лютней». Наборщик прочел «лю» как «мо», на корректуре все прошляпили, и в результате получилось: «Мудрец явился ко двору со своею мотней». До сих пор краснею.
Не щадила меня опечаточная карма и в писательские годы. Ибо кто много пишет, тот (не сочтите за каламбур) часто описывается.
В одной высокочувствительной сцене красавица у меня бросает «укорзиненный взгляд».
Укорзиненный взгляд
А не далее как вчера я обнаружил у себя в тексте (слава богу, еще не опубликованном) одну славную опечатку, которая выбила меня из рабочего настроения и послужила импульсом к сочинению этого текстика.
Дама высокой и трагической судьбы с грустной улыбкой поминает безмятежную юность, ушедшее счастье и «все эти милые девичьи пусятки». По-моему, трогательно.
Такой крикет нам не нужен
Начну недостойным и даже постыдным образом – с самоцитирования.
«Нельзя не запачкаться, вычищая грязь – это суждение Фандорину приходилось выслушивать довольно часто, особенно от практиков законоохраны. Однако он давно установил, что так рассуждают лишь люди, не имеющие способности к этому тонкому ремеслу. Те, кто ленятся, ищут простых способов при решении сложных вопросов, не становятся настоящими профессионалами. Хороший дворник всегда в белоснежном фартуке, потому что не сгребает грязь руками, стоя на четвереньках, а имеет метлу, лопату, совок и умеет ими правильно пользоваться».
Хорошо помню, при каких обстоятельствах я записал эту незатейливую мысль, чтобы потом вложить ее в уста своего героя.
В тот день по телевизору в зиллионный раз показывали «Место встречи изменить нельзя». В очередной раз испытывая лютую неприязнь к персонажу, великолепно сыгранному Высоцким, я подумал: не сделать ли литературный римейк этой культовой притчи о злом и добром копе? Полюбовался я, как обаятельный муровец тайком засовывает Кирпичу в карман бумажник (пакетики с наркотой они додумаются подбрасывать позже), и ушел читать очередную историческую книжку, в которой как раз наткнулся на историю злоключений полицейского сержанта Попея. Одно легло на другое, сама собой возникла метафора дворника в чистом халате, а из нее потом вылупился роман «Статский советник».
