Библиотекарист - де Витт Патрик
Насущным вопросом и основной темой перронного разговора был багаж дам, впечатляющий по объему и требующий подробного обсуждения. Все предметы поклажи помещались в чехлах из плотной темно-синей холстины, но не было среди них ни одного, который не выделялся бы своими размерами. Один длинный и узкий, как носилки; другой высокий и вертикальний, как почтовая тумба. Были штуковины разборные, были и неразъемные; из одного чехла виднелась доска с кожаными уголками, прибитыми гвоздиками с латунными шляпками. Все это в совокупности определенно служило какой-то особой задаче, но какой именно, Боб догадаться не мог.
Носильщики, пожилые мужчины, всячески давали понять, что жизнь труженика – это юдоль скорбей, и внимали дамам, не улыбаясь.
В какой-то момент сумка, стоявшая на самом верху багажного островка, накренилась и свалилась к его основанию; ударившись о платформу, она будто бы взорвалась, и теперь всюду были разбросаны парики. Только подумать, напудренные парики викторианской эпохи, высокие и белые, с длинными ниспадающими локонами! Дамы, разволновавшись, спустили собак на перрон и принялись спешно собирать парики, осматривая каждый пробор и локон, не запачкан ли он, не порван ли. Собачки следовали за ними, переминаясь с лапки на лапку, видно, им было холодно ходить по асфальту.
Убедившись, что парики особо не пострадали, дамы снова уложили их в сумку, снова подхватили собак и вернулись на исходную позицию рядом с носильщиками, которые в инциденте с париками сочли за лучшее ничего не предпринимать, а ограничиться наблюдением. Дамы возобновили свои речи, сопровождаемые жестикуляцией, подробно обозначая свои ожидания в отношении багажа.
К этому времени носильщики, судя по их виду, уж совсем вышли за пределы своей способности испытывать что-то вроде веселья или разочарования, оказавшись в некоей эмоциональной пустыне, где мало что можно поделать, разве только считать убегающие минуты.
Дамы расплатились с носильщиками, сошли с платформы и скрылись из виду; как только это произошло, носильщики достали каждый по серебристому свистку, встали спина к спине и вместе выдули в воздух резкий, пронзительный звук. Вскоре два младших носильщика, на вид ненамного старше Боба, поспешили к своим начальникам, которые указали им на башню багажа, затем на поезд, а сами ушли в направлении привокзального буфета. Юные труженики, окинув взглядом друг друга, багаж и снова друг друга, приступили к обыденному своему делу погрузки вещей в вагон.
* * *Женщины с собачками вошли в купе, и Боб забился в угол в надежде стать невидимкой. Они и не заметили его сразу, занятые тем, что располагались, устраивались, стаскивали кожаные перчатки, развязывали шейные платки, снимали шляпки. Лица у них не были ни накрашены, ни напудрены; обе ладные, обе энергичные, они имели все основания считать, что могут красоваться и так.
Покуда они рассаживались, собачки присмотрелись к Бобу: обе вместе, плечом к плечу, будто в упряжке, подступили к тому уголку, где он сидел, обнюхали и отступили, глянули оценивающе глаза в глаза и сделали свои выводы. Они учуяли в нем страдательность или, если назвать другим словом, доброту и, заключив, что он им не враг, улеглись рядышком, одна на другую, отдохнуть. Та дама, что стояла поближе к Бобу, по поведению собак поняла, что в купе есть кто-то еще. Уставилась на Боба, сильно сощурившись, и позвала:
– Джун!
– Да, Ида, что такое? – отозвалась та.
– Именно, что такое, мне и самой хотелось бы это знать.
Дама по имени Ида, указывая на Боба одной рукой, другой похлопывала себя по карманам.
Вторая, по имени Джун, тоже наконец его разглядела:
– Боже, да это мальчик!
Ида, разыскав свои очки, надела их. Прищур ее разгладился, и она подтвердила:
– Все-таки да, мальчик. На минутку мне показалось, что это подушка или тряпка какая-то. – И повернулась к Джун, вопросив: – Ну и что он тут делает?
– Думаю, почти то же, что и все мы, дорогая моя.
– Но с какой стати он здесь, когда мы зарезервировали, за решительно безумные деньги и в такой момент нашей жизни, когда роскошь нам недоступна, это купе с тем, чтобы тут ехали только мы вдвоем?
– Что это у тебя за манера задавать мне вопросы, на которые я не знаю ответа!
– Просто я хочу понимать, что происходит, – ответила Ида.
– Все этого хотят, и все мы обмануты в своих ожиданиях, и так и умрем, ничего не поняв, – Джун вздохнула. – Жаль, что оно сразу не объявило, что оно здесь. Честно сказать, я чувствую себя несколько неодетой. Надеюсь, мы не успели еще затронуть какой-нибудь старый скандал и не дали повод для нового.
Ида возвела взор, пересматривая прошедшее время.
– Нет, не успели, – резюмировала она. – Что ж, придется смириться с тем, что не быть нам вдвоем, вопреки всем надеждам. Однако тут есть и светлая сторона. Похоже, мальчик немой и, возможно, глухой вдобавок, так что мы легко сможем притвориться, что нас тут всего двое, хотя это будет всего лишь иллюзия уединенности.
После этих слов женщины снова занялись своими делами, и какое-то время прошло в молчании. Поезд теперь ехал под уклон через густой лес. Боб достал из рюкзака книгу и начал читать. Чуть спустя он краем глаза засек, что Джун дергает Иду за рукав и указывает на него подбородком. Тихо, но не так тихо, чтобы Боб не услышал, она сказала:
– Ида, оно ученое.
– Что?!
– Оно читает. – И тут Джун обратилась к Бобу: – Мальчик!
Боб оторвался от чтения, Джун протянула руку, он передал ей книгу. Она прочла, что на корешке, перелистала страницы и доложила Иде:
– Одна из тех, знаешь, историй, в которых одинокий путник терпит лишения в дикой глуши, и если между делом подохнет один свирепый волк или два, то тем интересней.
Джун вернула книгу, и Боб взял ее, но не возобновил чтения, предполагая, что с ним еще побеседуют, и Джун вправду продолжила:
– Я все жду, – сказала она доверительным тоном, – когда же прибудет тот, кому тебя поручили, но что-то я уже сомневаюсь, что это произойдет.
– Да, мэм.
– Но не может же быть, чтобы ты путешествовал в одиночку?
– Может, мэм.
– Сколько же тебе лет?
– Одиннадцать с половиной.
– У тебя есть родные?
– Только мама.
– Где же она?
– Работает.
– Кем?
– Секретаршей, в Портленде.
– Она в Портленде, а ты здесь, без нее?
– Да.
Обдумав это, Джун сделала вывод:
– Так ты что ж, неужели сбежал из дому?
– Да, мэм.
Лицо Джун расплылось в улыбке, и эффект это произвело поразительный, потому что, искренне выражая радость, лицо приняло вид помятого и побитого, а зубы оказались кривые и в пятнах. Могло показаться даже, что это гримаса боли; но нет, известие прямо-таки восхитило Джун, потому что она сказала:
– О, я как раз так и думала! А ты, Ида, ты не думала, что он сбежал? Сбежал из дому?
– Нет, я так не думала, – сказала Ида. – Но, с другой стороны, я не думала, что это не так.
– Ну, по мне, это романтично! – Улыбка исчезла с лица Джун, но выбоины от улыбки еще держались. – И куда ж ты бежишь? – спросила она Боба, и тот пожал плечами, пункта назначения в виду не имея.
– Возможно, он просто будет бежать, пока не откажут ноги, – ответила за него Ида. – Ведь главное – это движение. На твоем месте, парень, я бы двинула во Флориду. Прекрасный там климат для жизни на свежем воздухе.
– Не стоит предполагать крайности, – сказала Джун. – Может, ему посчастливится попасть в более комфортную ситуацию. Может, у него впереди безмятежная участь, любящий благодетель, жаждущий направить его на полезное для здоровья дело. Может, его ждет духовная должность.
– Ну, он мог бы стать звонарем.
– Вполне мог бы достичь процветания в качестве звонаря, это правда. Знаете, – сказала Джун, – а ведь я тоже хотела сбежать, когда была девочкой, но у меня смелости не хватило. А тебе, Ида, разве тебе ни разу этого не хотелось? Сбежать? Преподать миру горький урок?
