Последний снег - Джексон Стина

У автомата на заправке стоял красный «форд», но водитель сидел в машине, не пытаясь заправиться и не заходя в магазин. Лиам, не выпуская машину из виду, обслуживал посетителей. Все эти дни он боялся появления полиции или брата. Из-за заправочного автомата водителя «форда» не видно, что только усиливало его нервозность. Утешало, что полицейские под прикрытием разъезжают на «Вольво В70», часто с антенной или дополнительными задними фарами, — это все знают, но красный «форд»? Он выглядел совершенно обычно. К тому же машина была старая. Скорее всего, ее хозяин — какой-нибудь лузер из приятелей Габриэля, которого тот подрядил за водителя.

Когда очередь рассосалась, Лиам увидел, что машины нет. Он гнал прочь тревожные мысли. Закончив смену, налил себе кофе и пошел к служебному выходу, по дороге заглянув попрощаться с Ниилой. Все как всегда.

Лампочка над дверью склада перегорела, и он включил фонарик на мобильнике, чтобы убедиться, не караулит ли Габриэль в темноте. Но вместо Габриэля его ждал красный «форд». Дверь за ним с грохотом захлопнулась, закрыв путь к отступлению. Стоя спиной к двери с бумажным стаканчиком в руках, он смотрел, как из машины выходит светловолосая женщина и улыбается ему. На ней было красное пальто. Губы накрашены красной помадой. Зубы тоже измазаны красным.

— Лиам Лилья?

— Кто вы?

Мысли метались в голове. Вид у нее был слишком фривольный для полицейской, но слишком аккуратный для круга общения Габриэля.

— Малин Сигурсдоттер, — представилась блондинка. — Из газеты «Норран».

Журналистка, как же он сразу не догадался… Ниила предупреждал, что газетчики слетятся на горе Лив как стервятники. Ничего не говори им, попросил хозяин, пусть оставят Лив и мальчика в покое.

Малин Сигурсдоттер сняла перчатку и протянула ему руку для приветствия. Сжала пальцы и начала с энтузиазмом трясти. Красные губы расплылись в улыбке. Лиам не знал, что ему делать. Улыбаться в ответ или нет? Быть любезным или молча уйти прочь? Он сделал глоток кофе и направился к своей машине.

Она поспешила за ним, на ходу задавая вопросы о работе, атмосфере на работе и о Лив.

— Мне нечего сказать. Я здесь недавно. Я ничего не знаю.

Он сел в машину и поставил стаканчик в держатель. Журналистка вцепилась в открытую дверцу, не давая ему уехать.

— Говорят, что Лив Бьёрнлунд уволили в связи с убийством отца, а вас наняли на ее место?

Лиам фыркнул:

— Это неправда.

Он с раздражением потянул на себя дверцу, завел мотор и взялся руками за руль. Сделал вид, что до журналистки ему нет дела, и поехал прочь. Но всю дорогу до дома его не оставляло неприятное чувство. Все думают, что он занял место Лив. Это было досадно. Наверное, потому, что отчасти было правдой.

Лив бежала через лес. Корни деревьев снова и снова подставляли ей подножки, она падала на мокрую землю, поднималась и продолжала бег. Где-то в темноте, как в сезон охоты, лаяли собаки, что заставляло ее бежать еще быстрей.

Добежав до усадьбы, она увидела во дворе полицейскую машину. Через окно кухни видно было голову Симона и широченные плечи Хассана. Такое ощущение, что полиция вторглась в каждый дом в деревне. Лив подавила желание снова кинуться в лес. Но нет, слишком поздно прятаться. Да и бежать ей некуда.

Зайдя в дом, она услышала смех в кухне. Ботинки Хассана аккуратно стояли на коврике, дразня своим блеском старые ботинки Лив. В кухне пахло кофе. Хассан с Симоном сидели за столом перед блюдом с печеньем, и если бы не полицейская форма Хассана, выглядели как друзья. Увидев ее, оба раскрыли рты, и Лив замерла на пороге.

— Где ты была? — спросил Симон. — Ты выглядишь кошмарно.

Лив опустила глаза на мокрую одежду и черные от грязи руки.

— На пробежке. Срезала через болото, упала. — И, переключившись на Хассана, резко спросила: — Что ты тут делаешь?

Хассан в ответ на ее недружелюбный тон улыбнулся.

— Знаю, что я вам уже надоел. Но у меня хорошие новости. Я как раз рассказывал Симону, что мы делаем успехи в расследовании. К сожалению, не могу сообщить вам детали. Могу сказать, что мы собрали улики в месте, где нашли тело, и скоро у нас будут ответы на вопросы.

Лив похлопала себя по нагрудному карману, ощутив острый металл под тканью.

— Я нашла кое-что на болоте, что может помочь расследованию.

— Да-а? — хором воскликнули оба.

— Я наткнулась на отцовские очки. Они лежали рядом с охотничьей вышкой. Без очков он ничего не видел. Всегда их носил.

Она осторожно достала очки из кармана и положила на стол перед Хассаном. Дужки блеснули в свете лампы.

— Думаю, там его и застрелили, — выпалила Лив. — На болоте. Как и говорила Серудия. Как же я сразу этого не поняла! Она сказала, что нашла папину шапку там, где растет морошка.

Хассан надел резиновые перчатки, которые были у него в кармане, и поднял очки. Тщательно изучив их, спросил Лив:

— Можешь показать, где ты их нашла?

— Могу. Они лежали к югу от вышки.

— Они точно принадлежали Видару?

Симон и Лив кивнули — еще бы, не узнать эти очки.

Хассан, не спрашивая разрешения, убрал очки в бумажный пакетик, помеченный сегодняшней датой. Странно было видеть, как полиция обращается с личными вещами Видара. Осторожно и бесцеремонно одновременно. Без владельца вещи Видара утратили свою силу, утратили связь с реальностью.

ВЕСНА 2003 ГОДА

В темноте их дома ребенок растет как экзотический цветок. Пришла весна, и тихие комнаты наполнились светом. Они с отцом склоняются над мальчиком, ищут свои черты в сморщенном личике, исполненные страха, на какой способны только те, кто любит.

Частые поездки в поликлинику усиливают тревогу. Она несет ребенка, прижав его головку к своему плечу. С каждым днем он все больше и все тяжелее. Он ест, спит, плачет, хватает ее пальцы в свои сильные кулачки. Каждое утро она разглядывает его мягкое тельце, гладит пушок на макушке — и ищет в глазах-пуговках признаки монстра, который, возможно, прячется внутри. Ее не оставляет чувство, что он болен какой-то болезнью, которую не могут определить врачи. Она почти уверена, что с ним что-то не так, он не такой, как другие дети. Ему не стоило появляться на свет.

— Все с ним в порядке, — говорит отец. — Не глупи.

Но в поликлинике пот течет по затылку, несмотря на то что по утрам деревья все еще покрыты инеем. Отец, как всегда, ждет ее на парковке. Яркое солнце слепит глаза в кабинете врача. Она смотрит, как ребенка взвешивают. Солнечный свет создает нимб вокруг маленькой головки. Врач с улыбкой говорит:

— Какой хорошенький мальчик.

Ребенок набирает вес. Все хорошо. Никаких нареканий. Ни слова про монстра внутри. Врач больше переживает за нее.

— Тебе кто-нибудь помогает с ребенком? Время от времени нужно отдыхать.

— Я справляюсь.

— А отец мальчика? Ты так с ним и не связывалась?

— Нет, я его не знаю.

Ложь — как большое теплое одеяло, которым она укутывает себя и ребенка. Плотная непроницаемая ткань, способная защитить их от всего на свете. А на парковке отец, закрыв лицо руками, качается взад-вперед.

Утро выдалось свежее и ясное. Лив пошла в обход дома Серудии, чтобы не столкнуться с ней. Издалека были слышны крики птиц, которых подкармливала старушка.

Усадьба Карла-Эрика была на холме. В ней выросло несколько поколений, но, в отличие от усадьбы Бьёрнлундов, о ней хорошо заботились. Лив вспомнилась сцена из детства: она сидит в нагретой солнцем кухне и окунает миндальное печенье в кофе, а Видар и Карл-Эрик говорят о чем-то на заднем дворе. «Перекинулись парой слов», — так Видар охарактеризовал их разговор. Даже после того, как Карл-Эрик запустил в него бутылкой и Видару пришлось улепетывать, он утверждал, что они всего лишь «перекинулись парой слов». После этого случая Видар много раз предостерегал Лив насчет Карла-Эрика, утверждал, что у родственника не все в порядке с головой и что его нельзя оставлять наедине с женщинами. «Неспроста он никогда так и не женился», — добавлял он.