Роберт Хелленга - 16 наслаждений

Я придерживалась такого распорядка где-то до середины января, когда нужно было закончить с Аретино, что я собиралась сделать в мастерской синьора Сечи в Прато. Во время прогулок я иногда навещала Сандро во дворце Питти, где поврежденные картины (многие из них были перебинтованы) лежали в Лимонайе, будто пациенты в госпитальной палате, или в Бадиа, где проходила подготовка к снятию со стен фресок в часовне Лодовичи, к операции, которая называлась strappo.[135] Иногда я ходила на площадь Микеланджело, а иногда ездила на автобусе в Фьезоле и совершала свою любимую прогулку в Сеттиньано, где останавливалась в Каса дель Пополо выпить стакан вина, прежде чем вернуться на автобусе в город. Домой. Я была cittadina, помните?

Я упросила синьора Сечи позволить мне пользоваться его инструментами для нанесения золотого тиснения, необходимыми, чтобы закончить переплет книги. Эти инструменты очень тонкие и дорогие, и вообще-то спрашивать разрешения пользоваться ими было все равно, что просить кого-то одолжить тебе его зубную щетку. Но когда я объяснила все обстоятельства и показала ему книгу, он все прекрасно понял и даже предложил взять эту работу на себя. Возможно, это и было разумным предложением. Он имел гораздо больше опыта, чем я, и он показал мне некоторые свои работы – удивительно красивые. Но я хотела сделать все сама. Он это тоже понял и обещал помогать мне всем, чем только мог.

Его мастерская была красивой. Его инструменты были красивыми и идеально чистыми, его бронзовые шрифты были высочайшего качества, и золото, которое он использовал, было самой высокой пробы. Я выбрала узор, состоящий из нескольких простых орнаментов.

Сафьян, который я выбрала, имел четкую зернистую поверхность, и я провела все утро, полируя его при помощи теплого гладила, сглаживая все неровности. В полдень синьор Сечи помог мне выбрать шрифт и установил его в паллеты: «Le preghiere cristiane preparate da Sauta Ghdiana d'Arezzo». После мучительных раздумий я решила использовать «Preghiere cristiane» вместо «Sonetti lussuriosi» для заголовка на корешке.

Эстетическая задача, которую я поставила перед собой, – попытаться вписать в узор обложки изгиб моста Санта-Тринита, но синьор Сечи заметил, что из-за нехватки соответствующих инструментов длинные изгибы, о которых я думала, будут выглядеть тонкими и слабыми без должной опоры. В конце концов мы остановились на двух прямоугольниках, один в другом, увенчанных четырьмя микеланджеловскими изгибами с простым цветочным орнаментом по углам. Была также и техническая проблема. Изгиб сложный. Когда мост восстанавливали после войны (он был взорван нацистами), инженеры не смогли найти формулу, чтобы выразить изгиб математически, и я тоже не могла понять, как изобразить его при помощи отделочных инструментов. Но синьор Сечи нашел решение. Мне следовало воспользоваться очень маленьким валиком (инструментом, похожим на колесико, которым разрезают пиццу), чтобы перевести с бумажной выкройки на сафьян основной рисунок – начертить длинную плавную часть изгиба. А затем обработать каждый конец там, где изгиб начинает закручиваться, как пружина, при помощи двух специальных полукруглых стамесок- бронзовых инструментов, предназначенных для того, чтобы оттискивать разного размера дуги.

В понедельник шестнадцатого января я выполнила тиснение узора без золота: промаркировала обложку книги, используя фальцевальную машину для разметки прямых линий и бумажный трафарет для разметки дуг и орнаментов, а затем сделала оттиск рисунка на коже при помощи раскаленных инструментов. Несколько дней до этого я тренировалась делать дуги на обрезках кожи и чувствовала себя довольно уверенно, но тем не менее я все делала очень медленно и осторожно (потому что боялась прожечь кожу), и работа заняла четыре часа, в то время как синьор Сечи, возможно, управился бы за полчаса.

Я промыла обложку в уксусе и отложила ее в сторону для просушки. Все получилось хорошо: линии уходили вниз так, как мне этого хотелось, и я не сожгла и не порезала кожу. Но я чувствовала себя измученной из-за перенесенного напряжения, и я переживала по поводу золота, слишком переживала, чтобы съесть бутерброд, который мне принес синьор Сечи. Я смешала немного свежего яичного белка с уксусом и отставила смесь настаиваться, пока книга сохла.

Именно по работе с золотом опытный глаз увидит разницу между мастером-любителем и профессионалом; именно работа с золотом докажет, что риск, на который я пошла, взявшись переплетать книгу самостоятельно, был оправдан (или продемонстрирует обратное). Больше всего я рисковала, выбрав для рисунка изгиб моста Санта-Тринита. Я уже начинала думать, что стоило удовлетвориться простым узором, то есть рисунком, повторяющим обычное лекало. Но когда мне все это пришло в голову, было уже поздно, так как книга почти высохла: время начинать.

Я воспользовалась очень тонкой кистью, чтобы покрыть рисунок тонким слоем яичного белка, дала ему просохнуть и наложила второй слой.

Синьор Сечи вернулся с обеда и подошел посмотреть. В отличие от некоторых моих прошлых учителей, он не заставлял меня чувствовать неловкость по поводу каждого сделанного мной движения. Он скорее был страховкой, гарантией безопасности, чем учителем.

Он закрыл двери мастерской, запер их на ключ, и загородил щель под дверью полосками пенорезины. Когда работаешь с сусальным золотом, не должно быть ни малейшего сквозняка.

Я протерла подушечку для разрезания золотой фольги составом для чистки металлических изделий, что должно было помочь резать золото аккуратно; затем я протерла с двух сторон золотой нож. На ноже не должно быть абсолютно никакого жира, иначе золото прилипнет к нему. Мне казалось, что до лезвия ножа синьора Сечи не дотрагивалась ни одна рука.

Я открыла коробку с золотом – двойные листы чистого золота, – подсунула лезвие ножа под лист и, перевернув, положила его на подушку. Я слегка подула на него по центру, он отсоединился от ножа и лег ровно на подушку. Тут я разрезала его на тонкие полоски, которые надо было проложить вдоль линий рисунка. Я смочила кусочек ваты в кокосовом масле, протерла им поверхность рисунка и затем подушечку среднего пальца на своей левой руке. Я подняла полоску золота подушечкой пальца (золото прилипает к жиру), поднесла ее к линии в верхней части обложки и слегка подула. Золото легло в нужное место, прямо поверх линии. Я продела то же самое со второй и третьей полосками золота. Четвертая полоска сломалась, и синьор Сечи посоветовал положить прямо поверх нее второй слой.

Когда я заполнила полосками почти половину рисунка, на душе стало веселее. Казалось, что я смогла заставить золото лечь в нужное место, почти не касаясь его.

Когда весь рисунок был заполнен, я чистым кусочком ваты плотно прижала золото к бороздкам тисненого узора. Я тщательно прошлась по всей поверхности несколько раз, до тех пор, пока ясно и отчетливо не ощутила каждую линию кончиками пальцев.

Синьор Сечи тем временем зажег плиту для окончательной обработки, но штамповочные инструменты еще не достаточно разогрелись, так что у меня появился небольшой перерыв. Я говорила себе, что я и раньше работала с золотом и что я не делала ничего такого, что могло бы нанести действительный ущерб книге, но я отчаянно хотела все сделать правильно. Чтобы оттиск не получился размытым. Чтобы золото не осыпалось, из-за того что инструменты были недостаточно разогреты, и чтобы оно не выглядело тусклым, потому что они были слишком горячими, или я слишком сильно прижала их, или слишком долго держала. И помимо всего этого я хотела, чтобы длинные грациозные дуги смотрелись как длинные грациозные дуги, а не как группа отдельно стоящих дут, которые соединили вместе.

Я взяла небольшой бронзовый валик с плиты, положила его на подушку для охлаждения и, когда он перестал шипеть, поместила большой палец правой руки на верхушку ручки, поддерживая ее левой рукой, выдвинула вперед правое плечо, чтобы использовать вес тела как пресс (таким образом можно лучше контролировать процесс, чем если просто делать все только руками), и провела валиком вверх вдоль вертикальной линии, расположенной ближе других к корешку книги. Мне показалось, что что-то не так, и я прошлась по той же линии еще раз, стараясь не дернуть валик чтобы черта не раздвоилась. Но золото не прилипало.

– Ты передержала валик на подушке, – заметил синьор Сечи.

Я постаралась скрыть свое разочарование, по-деловому соскоблив старое золото и нарезав новые полоски, но я делала все очень быстро, и синьору Сечи пришлось меня притормозить.

– Тихо, тихо, – сказал он. – Это не гонка. Такую работу нельзя выполнять наспех или в гневе. Сделай все остальное и вернись к этой линии, когда закончишь. В любом случае тебе надо добавить еще немного яичного белка.