Элис Сиболд - Милые кости
Купив эти свечи, она тут же решила отправиться к Рэю и позвать его с собой. Из-за утренних встреч на стадионе вся школа дразнила их женихом и невестой, причем совершенно не по делу. Рут могла рисовать сколько угодно обнаженных женщин, повязывать голову шарфиком, писать статьи о Дженис Джоплин, громко протестовать против унижающего женщину бритья ног и подмышек, — в глазах одноклассников из «Фэрфакса» она оставалась придурочной девчонкой, которую застукали, когда она ЦЕ-ЛО-ВА-ЛАСЬ с придурочным мальчишкой.
Никто бы не поверил (а они сами, естественно, помалкивали), что это был их совместный эксперимент. До этого Рэй целовался только со мной, а Рут — и вовсе ни с кем и никогда, поэтому они сговорились порадоваться и посмотреть, что получится.
— Никакого кайфа, — сказала тогда Рут.
Они лежали посреди вороха кленовых листьев, за учительской парковкой.
— Это точно, — вздохнул Рэй.
— А с Сюзи ты что-нибудь чувствовал?
— Конечно.
— И что же?
— Что хочу еще. Мне даже по ночам снилось, как мы с ней целуемся. Я все собирался спросить, бывает ли у нее такое желание.
— А секс?
— Честно говоря, так далеко я не заходил, — ответил Рэй. — Теперь вот целуюсь с тобой, но это не то.
— Надо еще разок попробовать, — предложила Рут. — Я не против, если, конечно, ты не станешь трепаться.
— Я думал, ты предпочитаешь девочек, — признался Рэй.
— Давай договоримся, — сказала Рут. — Ты будешь думать, что я — Сюзи, а я притворюсь, что это правда.
— Ну, ты совсем повернутая, — усмехнулся Рэй.
— Не хочешь? — Рут сжалась.
— Дай-ка посмотреть твои картинки.
— Может, я и повернутая, — Рут достала из сумки альбом с голыми женщинами, которых передрала из «Плейбоя», увеличив или уменьшив некоторые части тела, добавив волосы и складочки туда, где они были подретушированы, — но, по крайней мере, не тащусь от нарисованных телок.
Когда Рут остановилась в дверях, Рэй под музыку скакал по комнате. Он едва не потерял очки, которые в школе старался не носить — отец раскошелился только на самые дешевые, толстые, в уродской оправе. На нем были мешковатые джинсы, все в пятнах, и футболка, в которой — как Рут догадывалась, а я знала наверняка — он спал.
Завидев ее на пороге, да еще с пакетом из магазина, он остановился как вкопанный. Рука тотчас сдернула очки: не зная, куда их девать, он помахал ими в воздухе и выдавил «привет».
— Может, сделаешь потише? — прокричала Рут.
— Легко!
Когда грохот прекратился, у нее еще секунду звенело в ушах, и в эту секунду она успела заметить, как Рэй стрельнул глазами.
Он стоял у противоположной стены, их разделяла незастеленная кровать со скомканными простынями, а над кроватью висел мой портрет, который Рут нарисовала по памяти.
— Ты его повесил у себя, — отметила Рут.
— Бесподобный рисунок.
— Только ты да я, больше так никто не думает.
— Моей маме он тоже нравится.
— Она страшно зажата, Рэй, — сказала Рут, снимая с плеча сумку. — Потому и ты такой психованный.
— Что в пакете?
— Свечи, — ответила Рут. — Купила в магазине. Сегодня ведь шестое декабря.
— Знаю.
— Вот я и подумала: надо пойти в поле и зажечь свечи. В знак прощания.
— Сколько можно прощаться?
— Никто тебя не заставляет, — сказала Рут. — Пойду одна.
— Нет, — возразил Рэй, — я с тобой.
Рут, как была, в куртке, села на постель, пока Рэй переодевал футболку. Она разглядывала его со спины: щуплый, но бицепсы вроде бы на месте; цвет кожи — как у матери, только еще привлекательнее.
— Можем немножко поцеловаться, если хочешь.
Ухмыляясь, он повернулся к ней лицом. Эти эксперименты начинали ему нравиться. Он больше не представлял меня на месте Рут, хотя и не решался ей об этом сказать.
Ему нравилось, что она последними словами ругает ненавистную школу. Нравилось, что она зрит в корень и делает вид, будто ей не важно, что его отец — доктор (хотя и не врач, добавляла она), а ее отец собирает старье по заброшенным домам; что у Сингхов прекрасная библиотека, а она о таком и мечтать не могла.
Он присел рядом с ней на кровать.
— Не хочешь снять куртку?
Она не возражала.
Так и случилось, что в годовщину моей смерти Рэй повалил Рут на кровать, они начали целоваться, и в какой-то момент она поймала его взгляд.
— Черт, — вырвалось у нее, — а ведь это — кайф.
Ступив на кромку поля, Рэй и Рут замолчали, и он взял ее за руку. Она не знала, почему он так сделал: то ли потому, что оба представляли, как я умирала, то ли потому, что она ему нравилась. У нее в голове поднялся ураган, который развеял былую проницательность.
Очень скоро она увидела, что была не единственной, кто в тот день вспомнил обо мне. Спиной к ней в поле стояли Хэл и Сэмюел Хеклеры. Их руки, засунутые в карманы, были сжаты в кулаки. На земле Рут заметила желтые нарциссы.
— Это вы принесли цветы? — спросила Рут у Сэмюела.
— Нет, — ответил за брата Хэл, — они здесь до нас лежали.
Миссис Стэд смотрела на это из окна второго этажа, где помещалась спальня ее сына. Она решила накинуть пальто и пойти в поле, даже не задумавшись, насколько это будет уместно.
Грейс Таркинг прогуливалась вокруг квартала, когда увидела, что миссис Стэд выходит из дому с цветком пуансеттии. Они перекинулись парой слов. Грейс сказала, что забежит домой, но очень скоро присоединится к остальным.
Она позвонила своему другу, который жил неподалеку, в более престижном районе. Потом набрала номер Гилбертов. Они так и не оправились от зловещей роли, которую уготовила им судьба: их верный лабрадор нашел первое доказательство моей гибели. Грейс вызвалась их сопровождать, потому что в их возрасте не каждый рискнет топтать соседские газоны и увязать в рытвинах кукурузного поля. Мистер Гилберт не заставил себя упрашивать: да-да, непременно. Это внутренняя потребность, признался он Грейс Таркинг, особенно для супруги, — но я-то видела, что он и сам до предела подавлен. Он всегда маскировал свои переживания заботой о жене. Первое время они даже хотели отдать свою собаку, но так и не смогли с ней расстаться — слишком уж привязались.
Мистер Гилберт, для которого Рэй выполнял мелкие поручения, считал своего помощника хорошим парнишкой, к которому плохо относятся. Он позвонил Сингхам домой, чтобы узнать, в курсе ли Рэй. Руана предположила, что ее сын уже на месте сбора, и сказала, что сама тоже скоро подойдет.
Выглянув в окно, Линдси увидела Грейс Таркинг и ее бойфренда: Грейс вела под ручку миссис Гилберт, парень поддерживал мистера Гилберта; они ступили на газон О'Дуайеров.
— Что-то происходит на поле, мам, — сказала Линдси.
Моя мама читала Мольера, которого серьезно изучала в колледже, но давно забросила. Рядом лежали другие книги, в свое время снискавшие ей репутацию самой продвинутой студентки. Сартр, Колетт, Пруст, Флобер. Перешерстив книжные полки у себя в спальне, она отобрала несколько томов и поставила цель перечесть их до конца года.
— Мне до этого нет дела, — сказала она Линдси. — Вот папа приедет с работы — он, может, и заинтересуется. А ты лучше с братом поиграй.
Моя сестра неделю за неделей старательно опекала маму, не дожидаясь, пока ее об этом попросят. Под ледяной маской что-то надломилось. Линдси это видела. Примостившись возле маминого кресла, она уставилась в окно.
С наступлением темноты по всему полю стали зажигаться свечи, предусмотрительно захваченные из дому прибывающими горожанами. Казалось, все, кого я знала, с кем ходила в детский сад, а потом в школу, — все были здесь. Мистер Ботт задержался у себя в кабинете: готовил материалы для лабораторной работы — ежегодного эксперимента по изучению системы пищеварения у животных. Он немного походил кругами, а когда осознал происходящее, вернулся в школу и сделал несколько звонков. Пришла секретарша, до сих пор переживавшая мою гибель, и привела с собой сына. Пришли учителя, которые не были на официальной церемонии прощания.
Слухи о том, что в убийстве подозревается мистер Гарви, начали распространяться от соседа к соседу накануне Дня благодарения. Через сутки у всех на устах было одно и то же: возможно ли такое? Неужели тот затворник, что тихо жил среди них, убил Сюзи Сэлмон? Никто не осмеливался выяснять подробности у моих близких. Зато расспросами донимали и родню наших знакомых, и мальчишек, приходивших к нам подстригать газоны, и их отцов. Горожане искали знакомства с любым, кто мог знать, какие версии отрабатывает полиция, а стало быть, поминальные свечи давали возможность не только почтить мою память, но и разузнать хоть что-нибудь утешительное. Ведь среди них жил убийца; он ходил теми же тротуарами, он покупая скаутское печенье, которым торговали вразнос соседские дочери, и подписку на журналы, которую предлагали соседские сыновья.
