Ирэн Роздобудько - Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник)
На следующий день, выйдя на кухню, Макс застал Владу в той же позе у телефона. Он уже выглядел лучше.
– Где Жанна? – спросил он. – Она звонила?
Влада молча покачала головой. Макс быстро оделся и выскочил из квартиры. Он вернулся вечером, и по выражению его лица Влада поняла, что поиски не дали никаких результатов…
Потом они подали в розыск. И началась череда вызовов в отделение милиции, визитов следователей и бессонных ночей, когда они сидели на кухне, не спуская глаз с телефонного аппарата.
Так прошел месяц.
В один из таких вечеров случилось то, о чем Влада до сих пор вспоминала с ужасом… Еще в начале поисков Макс потерял сон, изнурял себя бесконечной беготней по улицам города, по сто раз на день заходил к знакомым с одним и тем же вопросом: не видели ли они Жанну, и в итоге – попадал в отделения милиции, избитый и пьяный. «Кажется, у него поехала крыша!» – говорили Владе друзья.
Она не верила, пока не случился тот приступ, во время которого Макс почти что разгромил квартиру и едва не прирезал соседа, который зашел поинтересоваться, что происходит.
Именно тогда он, находясь в состоянии крайнего отчаяния и безумия, схватил Владу за плечи и вдруг затих:
– Жанна!
Вспоминая этот миг, Влада понимала, почему не позволила бригаде санитаров, которую вызвали соседи, забрать Макса. Никто и никогда не обращался к ней – пусть и с чужим именем – с такой нежностью.
– Жанна… Жанна… – повторял Макс, сжимая ее плечи, погружаясь лицом в ее волосы. На какое-то мгновение она почувствовала, что сама теряет рассудок, представила, что все самое страшное позади, что она и есть Жанна, новая Жанна, которая вернулась, которая давно ждала этой нежности. Но Макс тут же оттолкнул ее:
– Ты – не Жанна…
Он опустился на стул и заплакал – так страшно, как это могут делать только мужчины. В дверь уже стучали, звонили, и Влада, воспользовавшись моментом затишья, заставила Макса выпить несколько таблеток снотворного и только потом открыла дверь.
С этого дня она стала закрывать Макса в комнате, давала ему лекарства и решила начать собственные поиски. А для этого нужны были деньги. Много денег…
Часть вторая
Соло
* * *Влада проснулась в половине девятого. После ужина с Максом она заснула не раздеваясь, усталая и раздраженная чтением его безумного опуса. Как всегда, она должна была зайти в комнатушку Макса, влить в него, полусонного, очередную порцию лекарств, убрать, вынести мусор, оставить еду, воду и стопку чистой бумаги. Эти утренние визиты в обитель отшельника становились для нее все более тягостными. Но дело понемногу сдвинулось с места, и бросать все на полпути не имело смысла. Ей все же удалось вытянуть из Макса историю с похищением романа и связать ее с исчезновением сестры. Полтора года назад она даже высказала свою гипотезу следователю, и тот поговорил с Дартовым, который теперь имел не только славу, но и коттедж в престижном районе города и личного телохранителя. После разговора следователь заверил Владу, что она ошибается, и посоветовал не вмешиваться в ход дела. Правда, он скрыл то, что встреча имела весьма неофициальный характер и состоялась в элитарном ресторане «Националь».
– Вам не стоит распространять сплетни о таком человеке, как Дартов, – миролюбиво сказал следователь. – Вы же не хотите отвечать перед судом за клевету?
Влада, конечно, этого не хотела. Она поняла, что подступиться к такой фигуре, как известный писатель и общественный деятель Дартов, сможет лишь тогда, когда будет иметь возможность войти в круг его общения.
Эта мысль пришла к ней в одну из ночей, когда она с тревогой прислушивалась к тяжелому дыханию Макса, спавшего в своей комнате прямо на полу. Но это окружение было для нее чужим. Влада это знала наверняка. Там были мужчины со «стерильнымы лицами» – такие лица она видела в старых кинолентах: мужественные скулы, четко очерченные брови и губы, а главное – фанатичный взгляд честного борца за справедливость. Однажды, когда ей было лет десять, пересматривая фильм «Адъютант его превосходительства», она спросила у отца: ходит ли главный герой в туалет? Положительная ответ стал для нее пулей в сердце – Влада была шокирована. С тех пор, рассматривая портреты сильных мира сего, она представляла, что у этих небожителей такие же нужды, как и у всех других людей. И это позволяло ей никогда и ни перед кем не комплексовать.
За свои двадцать семь лет Влада сменила кучу профессий и теперь радовалась, что многочисленные записи в «трудовой книжке» уже не играли такой серьезной роли при приеме на работу. Ей никогда не казалось геройством то, что лет десять назад воспевалось в печати, – «тридцать лет на одном месте» или «трудовая династия Сидоренко отработала на родном заводе в целом сто двадцать лет!» Она и тогда с ужасом представляла себе этих людей, связанных по рукам и ногам определенной профессией, которые из года в год ходили одной и той же дорогой, видели одни и те же лица и сами становились частью безликой массы, биоматериалом для ненасытного молоха системы. У нее сформировалось довольно ироничное отношение к жизни, а внутренний протест заставлял вечно идти против течения. Даже если это было во вред себе. По велению неведомой ей силы она должна была делать все иначе, чем это делают другие: сидеть, когда все стоят, смеяться в самые торжественные моменты и бесноваться посреди моря благодушия.
Довольно четко она осознала противоречивость своей натуры на концерте симфонической музыки, куда ее однажды пригласила одна из подруг. Концерт проходил в рамках какой-то международной акции, в оркестре играли музыканты со всего мира. Партер оперного театра переливался блеском бриллиантов, благоухал французскими духами, звенел плебейскими мелодиями мобильных телефонов. Дамы сияли обнаженными спинами и напоминали стаю блестящих морских котиков. Они грациозно вытягивали длинные – и не очень – шеи, высматривая в зале «своих», и листали программки: «О! Бетховен! О! Брамс!» И Влада очень пожалела, что не надела свои простые джинсы. Дух противоречия терзал ее. К тому же она хотела есть. И с первыми же звуками музыки образ вареника закрутился в ее голове: оркестр, расположившийся на сцене полукругом, напоминал ей большой вареник с аккуратно завернутыми «ушками». Это вовсе не означало, что искусство было ей непонятно. Наоборот. Но безумный дух сопротивления заставил ее представить именно вареник…
Рассматривая напыщенную публику в вечерних платьях и смокингах, она остро чувствовала неестественность происходящего, и ей хотелось быть еще более ненастоящей, чтобы довести ситуацию до полного абсурда. Если бы у нее были чипсы, она бы стала их жевать. И «вечерние платья» с презрением поглядывали бы на нее, считая ниже своего достоинства делать замечания всякому «сброду». Публика старательно хлопала между частями циклических произведений, и Влада вздрагивала от неловкости и видела, что эти аплодисменты вызывают у дирижера саркастическую усмешку.
Ирония и авантюризм родились раньше нее, а дух сопротивления стал ее движущей и разрушительной силой, против которой было не устоять! Удивительная музыка, которую она не способна была воспринимать в респектабельном окружении, не вызывала в воображении картин и грез, как это бывало детстве и юности. Теперь она наблюдала за оркестрантами: видела красные от напряжения лица, обнаженные руки скрипачек, дрожащие, как студень, при виртуозных пассажах. Она пыталась пристыдить себя за неспособность воспринять всю фантасмагорию звуков. Но все вокруг казалось ей невероятно смешным. Толстяк с литаврами покорно и грустно сидел на круглом стуле в ожидании своей партии. Когда настала его очередь, он торжественно встал и выполнил серию звонких ударов – он сделал это так, будто это был последний звездный час в его жизни.
Музыканты, отметила Влада, были похожи на свои инструменты: виолончелистки отличались тяжелыми бедрами и узкими плечами, длинноносые альты напоминали испуганных птиц, выклевывающих с пюпитров ноты, как корм. А все вместе они напоминали марионеток, подчиняющихся воле дирижера. Возможно, это и раздражало больше всего. Сейчас Влада отдала бы предпочтение уличной скрипочке, напевающей под окнами или в метро. Но есть ее собственное СОЛО. Только соло имеет право на существование!
– Тебе не понравилось? – спросила подруга во время фуршета, который состоялся после концерта.
– Почему же? Понравилось. Особенно вон тот скрипач… – и Влада указала на одного из музыкантов, которые толпились за соседним столиком.
– Вот всегда ты так… – упрекнула ее подруга. – Здесь высокое искусство, а ты… Это такой гений! Если бы я могла подойти к нему, я бы, кажется, с ума сошла от счастья!
