Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)
Сказки для взрослых
Ошибка
Человек явился на свет.
Добрые боги и богини собрались у его колыбели.
Их позвала мать новорожденного, и они пришли, потому что были отзывчивы и сердечны.
— Ори, парень, громче ори! — усмехнулся краснощекий Бог здоровья. — У тебя отличные легкие и крепкие кулаки. Я наделю тебя долголетием, и ты проживешь жизнь, не зная ни одной болезни. Расти, цыпленок, будь петухом! — громко захохотал пунцовый богатырь и шлепнул мальчишку по заду.
— Не слушай его, дитя, — велеречиво произнесла большелобая Богиня. — Что такое здоровье без мудрости? Я награжу тебя умом — величайшим богатством мира.
Богиня мудрости коснулась лба младенца тонкими, длинными пальцами, и он, почувствовав холод разума, закричал еще сильнее.
— Ты будешь прекрасен, — поцеловала ребенка в губы Богиня красоты.
— Ты будешь храбр и смел! — громовым голосом воскликнул Бог отваги и трижды подкинул к потолку красное, сморщенное существо.
Тихая, растроганная, лежала в постели мать. Еле слышно прошептала она слова благодарности:
— Спасибо вам, добрые боги и богини, за то, что вы так щедро наградили моего сына.
— Он будет счастлив! — хором вскричали небожители и удалились по своим делам.
Годы шли. Младенец стал мальчиком, мальчик — юношей, юноша — мужем, и все свершилось так, как было предсказано.
Другие люди болели коклюшем и тифом, умирали от воспаления легких и разрыва сердца, а он никогда не узнал даже, что такое насморк и несварение желудка.
Первые красавицы мира превратились в уродливых старух и боялись посмотреть на себя в зеркало, а он, дожив до седых волос, был так красив, что молоденькие девушки заглядывались на него.
Он прошел через три войны, и трижды смерть отступала, сраженная его мужеством.
Он написал много книг, и люди разных стран света — белые, желтые, черные — плакали и смеялись, благословляя его талант.
И все-таки он не был счастлив.
Злобный, завистливый критик сказал о лучшей из его поэм, что это бумажный хлам, и он расплакался как ребенок.
Политический деятель забыл пригласить его на званый обед, и он огорчился и не спал две ночи.
Любимая девушка, которой он подарил свою самую прекрасную книгу, предпочла ему спекулянта, подарившего ей кольцо с драгоценным камнем. И он страдал.
Старуха мать сокрушалась:
— Чего ему не хватает, моему бедняжке?
Бедная женщина! Это ведь она, пригласив к сыновьей колыбели добрых богов и богинь, забыла позвать Бога юмора — великого целителя маленьких огорчений и больших невзгод.
Свет в окне
Вечер перешел в ночь, но никто этого не заметил. Было шумно, весело и бестолково. Кто-то слушал магнитофон, звучал низкий, хрипловатый голос недавно погибшего артиста, длинная девушка с детским лицом старательно и неумело вытанцовывала модный танец, двое мужчин допивали остатки горячащего напитка, юная пара на лестничной площадке объяснялась в любви, и поцелуев было гораздо больше, чем слов.
Лишь один Молодой человек, который только что веселился вместе с другими, ощутил приступ тоски. Все сделалось скучным и ненужным. Это не было ранним похмельем. Он пил мало, был трезв, голова ясная, но ему показалось, что он сейчас где-то, кому-то необходим. Веселое, беспечное общество стало в тягость.
Он ушел.
Осторожно обойдя парочку, все еще неутомимо целовавшуюся на площадке, он спустился по старой лестнице со ступеньками, источенными, как фамильные серебряные ложечки.
Набережная была пуста. Корабли, закованные в черную гладь реки, дремали в ожидании рассвета.
На мосту, перегнувшись через перила, стоял сержант милиции.
По его унылой спине было видно — это рыбак, утомленно ждущий конца дежурства, чтобы заняться любимым делом.
Молодой человек хотел поговорить с сержантом, но, вспомнив, что пил горячащий напиток, воздержался.
Он не спеша перешел мост, долго смотрел на стадион. Тишина до краев наполняла его круглую чашу.
Молодой человек стоял у истоков проспекта, льющегося от моста до пятиугольной площади.
Он медленно пошел вдоль проспекта. Тусклый свет фонарей придавал ему сходство с коридорами зданий, где когда-то обучались благородные девицы.
Было холодно и одиноко. Он подумал, не отправиться ли домой, но увидел, как метрах в двадцати от него появился маленький мужчина, который с трудом нёс в футляре виолончель.
Он быстро догнал виолончелиста, вежливо и тихо сказал:
— Позвольте помочь вам, я вижу, как вам трудно нести инструмент.
Страх метнулся в глазах музыканта.
— Нет, нет, не нужно, я сам.
— Ну зачем же, — мягко уговаривал его Молодой человек, — я моложе, сильнее…
— Нет, нет, — пугливо оглядывался по сторонам музыкант и метнулся в переулок, с трудом волоча инструмент.
Молодой человек остановился. В свете фонаря было видно, что его чистое, гладкое лицо стало старше. Тоненькая, еле заметная черточка, которая с годами станет одним из шрамов, нанесенных временем, залегла у рта. Он стоял и думал: почему его испугался музыкант? Неужели потому, что музыкант был стар и тщедушен, а он высок и силен? Он думал о том, настанет ли время, когда не будет посторонних и каждого встретит пожатие дружеской руки. Он верил, что это будет, но когда же?
Стало холодно и пусто. Он пошел быстрым шагом. Кое-где в окнах домов горел свет, но каким-то чутьем он угадывал, что не нужен там.
Он остановился у семиэтажного, словно высеченного из гранитной скалы дома. Здание было погружено в глубокую тьму, и лишь на самом верху, под крышей, горел слабый свет.
Он вышел на середину улицы и стал наблюдать за светящимся окном. Огонь то гас, то зажигался — так, словно это был маяк, указывающий ему путь.
Он размышлял, где находится комната с мигающим светом, и решил, что она на седьмом этаже, справа от лестницы. «Я нужен там, наверное там живет больной старый человек, я могу помочь ему», — мысленно сказал он себе, направился к дому и вошел в парадную.
Дом был старый, лестница крутая, с высокими пролетами, так что семь этажей равнялись не меньше девяти нынешних строений.
У молодого человека были сильные ноги и сердце. Ему ничего не стоило одолеть высоту этого дома, но волнение охватывало его, дыханье сбивалось, он шел медленно, как старик, отдыхая на каждой площадке.
Он добрался до седьмого этажа, долго стоял у высокой резной двери, восстанавливая дыхание, затем нажал кнопку звонка, похожую на пуговицу от мужского пальто.
Никто не отозвался. Тревога охватила его. Может быть, он опоздал и уже случилось несчастье? Он нажал кнопку еще сильнее, долго не отнимая палец. Он услышал шарканье ночных туфель за дверью. Проскрипел старческий голос:
— Кто еще там?
— Извините, — смутился молодой человек, — я — никто, я — посторонний.
— Посторонний, — хрипло захохотал старик за дверью. — Плохо придумал, твои братья жулики называются водопроводчиками, монтерами, телетехниками. Меня не проведешь. Я их не пускаю. Зря, говорю, рветесь — ценностей у меня нет, бриллиантов не накопил, одна пенсия. Шагай домой, посторонний. А может, ты набрался где-нибудь?
— Нет, — смущаясь еще больше, чем раньше, сказал молодой человек. — Я выпил всего две рюмки.
— Две рюмки, — злобно захохотал старик, — знаю я ваши рюмки, стаканами хлещете, и дамочки ваши не отстают. Объясняй по-честному, кто тебя навел сюда?
— Я увидел свет у вас в окне, он то зажигался, то гас, мне это показалось тревожным.
— Тревожным? Ты с луны, что ли, свалился? Не знаешь, что помереть можно, пока электрика допросишься. Ну, ладно, топай восвояси. Устал я с тобой балясы точить, — сказал старик и разразился долгим, рвущим все внутренности кашлем.
Молодой человек обеспокоился:
— Вы больны, прошу вас, пустите меня, может быть, мне удастся помочь вам, я — врач.
Кашель еще долго мучил старика, затем он стал с натугой выдавливать из себя слова:
— Врач? Раньше посторонним объявлялся, теперь врачом. Есть у меня поликлиника, с ее божьей помощью бесплатно помру. А ты катись, пока я не позвал милицейскую службу, она тебя скоро вылечит, врач.
Молодой человек услышал звуки удаляющихся, шаркающих туфель и стал медленно спускаться по лестнице, почему-то идти ему было тяжело, каждая ступенька давалась с трудом.
Ночь стала еще темнее и гуще, черные лохматые облака закрыли луну и звезды. Молодой человек шел и думал о том, как бы скорее вернуться в свою светлую, теплую квартиру. Вдруг он увидел темный серый дом. В пятом этаже его светилось единственное окно.
Он долго стоял у этого дома, затем вошел в парадную и стал подниматься по крутой лестнице.
Счастливое семейство
