Монго Бети - Перпетуя, или Привычка к несчастью
А второй муж Перпетуи — главный комиссар Ойоло, требовательный, алчущий, ненасытный, словно в первый день, стал боготворить ее с тех пор, как она произвела на свет ребенка, без сомнения принадлежавшего ему. Он засыпал ее подарками и комплиментами. Не было в его глазах похвалы, которой она была бы недостойна. И этот странный культ только способствовал любви Перпетуи и молодого футболиста. Когда Эдуард, нисколько не беспокоясь о жене, думал, что она проводит время с главным комиссаром Ойоло, Перпетуя, ловко избавившись от пылкого и восторженного обожателя, принимала своего любимого в доме Жан-Дюпона. Анна-Мария, поняв, что бесполезно пытаться помешать влюбленным, предоставила в их распоряжение комнату и присматривала за хозяйством Перпетуи. Она заботилась о детях, давала указания прислужнику, старалась, чтобы возле дома не было любопытных, отводила всякое подозрение и предупреждала любую опасность. Эта образцовая супруга, казалось, погрязла в грехе, сама так и не вкусив его.
По словам Анны-Марии, Перпетуя, которой так хотелось изведать вкус запретного плода, сорванного по собственной воле, была по-настоящему счастлива. Как описать пышный расцвет влюбленной молодой женщины, ставшей совершенно неузнаваемой, как описать ее преобразившуюся красоту, ее неожиданную уверенность в себе, ее жизнелюбие? Если верить Анне-Марии, лучшими минутами в жизни молодых людей были те, что они проводили втроем, когда Вампир приглашал их в какой-нибудь бар в европейской части города, куда подруги ни за что не решились бы отправиться вдвоем. Усевшись рядом или, реже, напротив друг друга, влюбленные смотрели друг другу в глаза, смеялись по любому пустяковому поводу и старательно прятались от взглядов прохожих, если им казалось, что это кто-то из обитателей Зомботауна.
Несмотря на печальный результат спортивной встречи его команды с командой Ганы, считавшейся в общем-то довольно слабой, популярность Зеянга росла день ото дня. Он получил приглашение от одного европейского клуба, предлагавшего ему, как говорили, на редкость выгодный контракт, но умышленно тянул с ответом, делая вид, будто раздумывает, стоит ли ехать за границу. Когда же футболист объявил наконец, что отказывается от карьеры в Европе, дабы не ослабить национальную команду, это решение было встречено всеобщим ликованием. На протяжении многих недель Вампир упивался славой, вызывая зависть даже у членов правительства.
Теперь молодой футболист частенько уезжал в Фор-Негр, где тренировалась национальная команда, он жил в отеле, власти всячески оберегали его — как же, он был кумиром толпы. Эти поездки, из которых он возвращался еще более опьяненным любовью, а также всеобщее почитание совсем затуманили голову Вампиру, да и Перпетуе тоже. Сама судьба, казалось, покровительствовала им, влюбленным мнилось, будто они недосягаемы, будто ничто не может помешать их любви и никакая злая сила не способна разрушить их счастье.
Однако Зомботаун не такое место, где можно было что-либо утаить от людских глаз. Нашлись недоброжелатели, которые сообщили о связи Перпетуи и Зеянга Эдуарду, и тот, обманув бдительность Анны-Марии, застигнутой врасплох и оказавшейся не в состоянии предотвратить беду, застал любовников в десять часов утра в доме Жан-Дюпона, где они обычно встречались. Разразился неслыханный скандал, и Эдуард, следуя закону предков, вывел свою неверную жену на улицу в обнаженном виде и подверг всеобщему осмеянию. Зеянг, поначалу растерявшийся от неожиданности, вскоре пришел в себя и со свойственной ему дерзостью и горячностью набросился на оскорбленного мужа. Завязалась драка.
В Зомботауне обычно в таких случаях кто-нибудь разнимал противников, опасаясь, как бы двое здоровых мужчин, дойдя до рукопашной, не изувечили друг друга. Только женщинам и детям позволяли ссориться и драться сколько угодно, их шумные стычки вносили некоторое разнообразие в повседневную жизнь, доставляя зевакам не меньшую радость, чем петушиные бои.
И на этот раз народ тоже сбежался со всех сторон с явным намерением разнять дерущихся, но то ли в данном случае никто не спешил сделать это, то ли футболист действовал с молниеносной быстротой, факт остается фактом: Эдуард получил хорошую трепку — еще одно унижение, которым он обязан был своей супруге, и этого он ей, безусловно, простить не мог.
С трудом вырвавшись из железных объятий Вампира, полицейский, задыхаясь, бросился к себе домой, но тут же вернулся назад и с перекошенным от гнева лицом принялся размахивать огромным револьвером; толпа любопытных кинулась врассыпную, и Зеянгу, который был на голову выше всех, чудом удалось спастись от мести разъяренного соперника. Эдуард несколько раз выстрелил в воздух. Многие потом уверяли, что это были холостые выстрелы, но в тот момент никто об этом не думал, и по крайней мере у половины свидетелей этой сцены была одна только мысль: как бы укрыться от неминуемой погибели. Так Эдуард познал силу своей поистине неограниченной власти во вверенном ему квартале и понял, что эта власть ничуть не уступает той, какую имеет его хозяин над всей страной, он был зомботаунским вариантом Баба Туры, можно сказать, Баба Турой в миниатюре, это был наглядный пример того, какую силу обрел человек, сумевший приспособиться к режиму, установленному после провозглашения независимости.
На следующий день Эдуард решил перебраться в другое место, но уехал недалеко. На противоположной стороне шоссе неподалеку от его прежнего жилища, среди крохотных маисовых полей, стоял большой дом, словно дворец возвышавшийся над угрюмым и пыльным предместьем. Дом этот был свободен, его владелец, француз, по слухам, только что отбыл на родину. Обнесенный высоким забором дом, очевидно, был построен из плит, вокруг него шла открытая веранда, разделенная кирпичными перегородками. Крыша была железной, а потолок внутри обшит деревом. Множество просторных комнат, причем некоторые из них были просто великолепные, как, например, гостиная, всевозможные приспособления, такие, как душ и колодец с насосом, наполняющим резервуар, побеленный павильончик, предназначавшийся для хозяйственных нужд, — все это создавало удобства, о которых семья Эдуарда до сих нор и понятия не имела. Вот как случилось, что Эдуард чуть ли не против своей воли вынужден был переселиться в дом, который более соответствовал его новому положению и как бы символизировал поразительный взлет его карьеры. Вот этому-то дому и суждено было стать тюрьмой, куда заточили Перпетую, она прожила там до последнего своего дня, не видя никого, кроме детей, юного прислужника да еще двоюродной сестры Эдуарда по имени Мадлен. «Что за странное существо этот Эдуард! — часто вздыхала Анна-Мария, прерывая свое повествование. — Подумать только, муж Перпетуи, который до того дня проявлял безграничную снисходительность к главному комиссару Ойоло, стал вдруг болезненно ревнив. Он охранял Перпетую, словно она была фарфоровая, а Вампир — слон, грозивший растоптать ее».
Ничего не сказав жене, Эдуард вызвал свою молоденькую двоюродную сестру, чтобы она делала все закупки, ходила на рынок и в европейскую часть города. Перпетуе теперь разрешалось принимать заказчиц только после обеда, и не позже шести часов: пришлось ей расстаться со своими мастерицами и вернуть Анне-Марии ее швейную машинку. А так как, но мнению Эдуарда, клан Жан-Дюпона потворствовал распутству Перпетуи, никому из его членов не позволялось больше видеться с ней, хотя каждую субботу по вечерам они обязаны были являться в дом, где жило семейство, и проводить там долгие часы, пока длилось собрание Зомботаунской ячейки Африканского союза. Чтобы хоть изредка получать какие-то известия о своей подопечной, Анне-Марии пришлось подкупить одну из самых верных клиенток Перпетуи.
В конце дня полицейский требовал от своей жены подробнейшего отчета о том, что она делала без него, а также список лиц, которых она принимала у себя в доме. Эти сведения должны были подтвердить Мадлен и юный прислужник. Иногда Эдуард зачеркивал какое-то имя в списке и, не давая никаких разъяснений, заявлял, что отныне Перпетуя не должна встречаться с этим человеком. Отправляясь на работу, он каждый день предостерегал жену, оставшись с ней с глазу на глаз, что, если ему станет известно о том, что Вампир осмелился проникнуть в его дом, он убьет Перпетую.
«Даже теперь, — утверждала Анна-Мария, — никто не может с уверенностью сказать, способен ли был Эдуард хладнокровно убить свою жену».
Но сама эта неуверенность говорит о многом: для всех было очевидно, что муж Перпетуи стал другим человеком, и отношение к нему тоже изменилось.
До тех пор сознание собственного превосходства, а может быть, и нежность, которую испытывает каждая женщина к первому своему мужчине, заставляли Перпетую мириться с ее положением в семье. Но вот за какие-нибудь несколько месяцев Эдуард претерпел чудовищное превращение. Мало сказать, что он стал другим человеком, он попросту превратился в свою противоположность. Раньше взгляд его больших ласковых глаз казался несколько растерянным, теперь же он стал холодным, пронзительным, в нем появился металлический блеск. Его жесты, прежде такие неторопливые, мягкие, изящные, стали теперь решительными, резкими, повелительными. Он редко улыбался, смеялся и того реже, лицо его постоянно хранило холодное, злое выражение. Его пунктуальность переходила всякие границы: опасаясь опоздать на службу, он, прежде такой соня, поднимался теперь в пять часов утра, чтобы наметить дела, которыми ему предстояло заниматься в течение дня; он вкладывал в это весь свой пыл. Такое фантастическое преображение люди объясняли его повышением в должности, а также травмой, которую нанесла ему история с Перпетуей. Скорее всего, оба эти события действительно сыграли свою роль и превратили неприметного мелкого чиновника в робота, властного и нетерпимого, упрямого и раздражительного и, без сомнения, жестокого, — он терроризировал свою жену и готов был создать такую же адскую жизнь всему кварталу.
