Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
Двое дрались яростно, ожесточенно, выбиваясь из последних сил, забывая обо всем на свете и чувствуя, что сейчас вся их дальнейшая жизнь, их общее существование зависят лишь от них самих. Победителем должен быть только Карен, и он будет им, несмотря ни на что. Так обещала Леся.
Ашот Джангиров видел избранницу своего первенца. Как-то возле школы он, словно по примеру сына, подкараулил маленькую учительницу, которую узнал очень легко: рядом с ней шел его мальчик. Она шагала легко и свободно, все летело ей вслед: волосы, юбка, шарфик на шее... Все улыбалось ей: Карен, школа, деревья вокруг... Задумчиво улыбнулся и Ашот: выбор сына был безупречен, лучшего не сделал бы даже он сам, не будь на Земле Маргариты и доведись начать все сначала. Олеся - обворожительная женщина, не понимающая самых очевидных вещей и не желающая их понимать...
Мальчику скоро шестнадцать. Через десять лет он - молодой мужчина а ей - около сорока... Задумывается ли она хоть о чем-нибудь? Сознает ли, что делает? Конечно, нет! Эти пленительные распустехи абсолютно непутевы и бестолковы. Именно в безалаберности их особая прелесть и вечное обаяние. Без такого чарующего легкомыслия они потеряли бы так много, что не смогли бы свободно, без всякого труда привлекать к себе постоянное мужское внимание. Джангиров-старший хорошо знал этот тип женщин.
Ашот проследил путь сына и Олеси до машины, снова улыбнулся и подождал, пока они отъехали. Нельзя, чтобы Карен увидел его здесь... Но теперь, похоже, он сам уже больше не увидит сына. Ашот попытался разговорить Левона, но это оказалось не так просто. Младший сын по-мужски сдержанно рассказал, что они с Полиной играют с Сонечкой, смотрят телевизор, слушают музыку. Иногда они с Полей ходят в кино, но редко, потому что у матери Полины не хватает денег. И сейчас ей приходится трудно. Это был еще один удар по больному месту: Карен не заезжал даже за деньгами.
- Я дам тебе, сколько нужно, - быстро сказал Ашот. - И ты обращайся ко мне всякий раз, когда понадобятся деньги.
- Карен не велел мне ничего брать у тебя, - возразил мальчик. - Он сказал, что его на днях возьмут ремонтировать автомобили..
- Но этого мало, Левон! - попытался переубедить сына Ашот. - Этого не может хватить на жизнь!
- Нам хватит, папа! - махнул рукой неразумный Левон, полностью находящийся под влиянием такого же неразумного брата.
Ашот попробовал подослать к Левону Маргариту: у нее сложились более доверительные и близкие отношения с младшим сыном. Рите удалось кое-что разузнать. Главное, что поняли вконец измученные и несчастные родители: Карен чувствует себя неплохо и снова ходит на тренировки с Олесей, которая просто обожает бегать, прыгать и висеть на тренажерах. И что речи о его возвращении домой нет, наоборот, он хочет остаться там на всю жизнь и скоро женится на Олесе. А Левон на Полине, как только вырастет. Круг замкнулся окончательно. Его страшные жесткие линии сжимались вокруг Ашота навсегда. Он прижался лбом к плечу Маргариты.
- Нам с тобой осталось только умереть, рыжая... - с горечью прошептал несгибаемый журналист.
Маргарита печально кивнула. Она всегда легко принимала на веру все, что говорил муж.
Полина сидела на подоконнике, болтая ногами. Сонечка бегала возле, чрезвычайно довольная и оживленная. Она давно привыкла к девочке, и здесь ей, пожалуй, нравилось куда больше, чем в доме Джангировых, где в последнее время прочно поселились тоска и тревога. Левон был тут же. Он с визгом и криком носился по квартире. Детям никто не мешал. Свобода была их главной привилегией, и они ею очень дорожили.
- Немедленно слезь с окна, Поля! - раздраженно велела появившаяся Олеся. - Ты можешь свалиться! Левушка, я очень тебя прошу, не разрешай ей сидеть на подоконниках! Это добром не кончится!
- Хорошо, я прослежу, - с готовностью ответил Левон и потянул Полину за руку. - Идем, нам пора накрывать на стол!
Олеся посмотрела вслед детям.
- У тебя чудесный брат. Но вы с ним такие разные...
Карен неопределенно хмыкнул.
- Заключение явно не в мою пользу. Очевидно, я далеко не чудесный.
- Ну что ты! - Олеся стремительно провела пальцами по его щеке. - Ты же знаешь, я очень часто неточно выражаюсь в отличие от тебя. Вы оба чудесны по-своему!
Карен засмеялся.
-Ладно, выкрутилась! Но в другой раз будь со словами поосторожнее, ты действительно обращаешься с ними крайне небрежно. Полина у тебя тоже замечательная, только... - и мальчик запнулся.
- Что только? - с тревогой спросила Олеся. - Договаривай!
Карен пожалел о сказанном. А еще минуту назад поучал Олесю...
- Да нет, ничего... Я просто хотел сказать, что Полина, как бы выразиться точнее, она очень необычная, странная...
- Ты хочешь сказать, что это плохо? И это уже видно со стороны?
- Прости меня, Леся! - расстроенно воскликнул Карен. - И что меня потянуло за язык! Это не плохо, совсем не плохо, это только совсем непохоже на других! А у нас ведь часто непонятное и необъяснимое принимают за плохое. Я просто дурак, Леся, безмозглый кретин, прости меня! Я не хотел сказать ничего ужасного!
Олеся села на диван. Она не заблуждалась насчет Полины, но все же не представляла до конца, насколько очевидными становятся странности девочки, ее неизменная отрешенность, оторванность от реальности, от окружающих. Дочь живет сама по себе, и вот только, пожалуй, Левон... Олеся тяжело вздохнула и сгорбилась. Глаза снова стали мокрыми. Карена уколола привычная жалость: маленькая, несчастная, совершенно беспомощная наедине со своей бедой Леся может рассчитывать только на него, Джангирова, и она вправе на него рассчитывать. Карен грубовато притянул ее к себе.
- Дети приготовили нам ужин, пойдем... Я согласен всю жизнь утешать тебя, Леся... Понимаешь, утешать и вытирать тебе глаза и нос... Это единственное, что тебе всегда крайне необходимо, ты не находишь?
Олеся улыбнулась сквозь слезы. Да, неискренностью Карен Джангиров никогда не страдал, но какой странный у него сейчас взгляд... Почему он вдруг остановился и слегка помутнел, стал стеклянно-невидящим, как бывал раньше когда... Карен машинально водил ладонью по руке Олеси и вдруг резко, непроизвольно вздрогнул и уставился вопросительно и недоумевающе.
Но тут ворвалась возмущенная Полина.
- Сколько можно вас ждать? Мы с Левоном сидим-сидим, скучаем-скучаем, голодные-преголодные! А вы тут занимаетесь не поймешь чем! То ли целуетесь, то ли ссоритесь! У вас, мама, никогда ничего не разберешь!
Олеся встала и взяла Карена за руку.
- Ну, нет! - строго продолжала Полина. - Вы даже не вымыли руки, а нас вечно сначала гоните в ванную!
- Ты всегда была ужасная грязнуля, Леся! - чересчур радостно сообщил Карен и быстро, слишком возбужденно потянул ее за собой. - Еще чуть-чуть, Поля, и мы придем! Потерпи минут десять! - он торопливо закрыл дверь ванной и щелкнул замком. -Раздевайся! Быстро!
- Ты с ума сошел! - прошептала Олеся. - Дети ждут!
- Подумаешь, проблема, подождут! В темпе! Полина сама отослала нас мыться, ну и прекрасно! Очень умная девочка! Открой воду и мой руки! Ну, быстрее же, Леся, быстрее! Ты моешь руки тщательно и долго, поняла?
- Но ты можешь подождать...
- Не могу! - отрезал Карен. - Я не могу и не хочу ждать, ты давно знаешь об этом! Тем более сейчас! Почему тебе нужно все всегда объяснять? Ты не понимаешь самых очевидных вещей!
И он больно впился зубами в ее рот. С шумом льющаяся из крана вода заглушала слова и звуки...
Потом была долгая бессонная ночь. Карен безумствовал не столько от вполне утоленного желания, сколько от вернувшейся возможности властвовать над ним. Он как бы проверял свою силу вновь и вновь, испытывал ее на прочность.
Олеся провалилась в сон почти под утро. Добудиться ее Карен не сумел. Тогда он тоже опустил рядом с ней взлохмаченную голову и закрыл глаза.
Над городом поднималось тихое, задумчивое солнце.
11
Лето проплыло мгновенно, словно за один день. Оно было коротким, стремительным, но ровным, как погода в июле. Надвигались новые дожди. Город пожелтел и сморщился в одну ночь.
Карен поступил в университет и начал подрабатывать ремонтом автомобилей. Уехать на лето они, конечно, не смогли, и даже Левон не пожелал отдыхать с родителями: расстаться с Полиной на месяц оказалось выше его сил.
В середине августа Олеся совсем истомилась от городской духоты и безделья и делала вид, что готовится ко дню рождения Карена: ему исполнялось шестнадцать лет. На самом деле занимались подготовкой в основном дети, а Олеся часами сидела с ногами в кресле, уткнувшись в книгу. Иногда пыталась чем-то помочь, бодро, энергично бралась за покупки и уборку, но ее энтузиазм слишком быстро иссякал, и она все бросала на детей и опять забивалась в свое любимое кресло.
Карен с утра до вечера был в мастерской, где легко и просто, как всегда без всякого труда, завоевал уважение и нашел новых друзей. Возвращался он потный, грязный, долго плескался в ванной, а потом с удовольствием ел в присутствии очаровательно сонной Олеси и солидной хозяйственной Полины. Часто тут же болтался Левон, который теперь как минимум два раза в неделю гонял Гришу за продуктами. Старший Джангиров был счастлив помочь сыновьям любой мелочью и радостно спешил выполнять редкие просьбы младшего сына, в основном касающиеся машины.
