Игорь Чубаха - Злаки Зодиака, или Ижица-файлы
– Чокнутая. Хотя на дне покоится многое, что и не снилось нашим мудрецам… Вижу модель вам не приглянулась, тогда посмею предложить ЖК-проектор Sony VPL-CX80 для офисных и учебных помещений среднего и большого размера. Проектор с разрешением XGA обеспечивает яркость три тысячи ANSI, достаточную даже для сильно освещенных помещений… А как она выглядела?
– Как пушечное ядро, на которое напялили дорогую безвкусную тряпку.
– Не продолжайте, господин Костромин, я понял, кто это был… Новая модель оснащена двумя входами RGB, одним выходом на монитор, а также двумя аудиовходами и одним аудиовыходом. Для управления применяется порт RS-232C.
– И как мне поступить? Соглашаться?
– Еще вчера я бы ответил: «нет». Но сейчас... Здешней секретарше придется последний разок надеть очки и составить вам компанию при визите к таинственной даме, благо муж поставил дражайшей половине душевный фингал. – Конечно, Богдухан был крут и без Злаков в закромах, чтобы дважды не использовать одни и те же фигуры. Но явку в телемагазине он считал спалившейся, и не полагал зазорным поманипулировать телами верных, но обреченных тленников напоследок. И, если уж откровенно, не так много смертных пахало на него в городе. Каких-нибудь тридцать четыре адепта (шваль здесь не катила), плюс бригада по вербовке. Так что каждого не засвеченного очконоса приходилось беречь, а засвеченными жертвовать.
– Это нарушит прежнюю договоренность, – тут же заартачился ловящий перспективы с полуслова Костромин.
– Не пытайся быть политической проституткой больше, чем умеешь. – Богдухан учитывал, что ушлый и никому не доверяющий господин Костромин боится держать Богдухановых очкариков в ближнем окружении, самому Костромину вербовки пока удавалось избегать, и до поры – до времени с Богдуханом их единили сугубо союзнические отношения. Но тут уж пошла такая игра, что кандидату придется поступиться принципами и подпустить очкастую секретаршу ближе, чем на метр.
Ижица-файл 7
Луну обложили гриппозные сине-зеленые тучи. Ледяной ветер врывался в настежь распахнутые окна и свирепо трепал исписанные кабалистическими знаками полоски бумаги. Полоски были настрижены из тут же под ноги брошенных кардиограмм и историй болезней. Знаки на полосах были выведены зеленкой, а когда ее запас иссяк – йодом. К занавескам, балахону над операционным столом и всюду, где только можно, полоски были пришпилены иголками от одноразовых шприцов.
На операционном столе плясала сестра Алина, босая и обнаженная по пояс. Вудический ритуал оживления мертвецов она исполняла впервые в жизни и старалась пуще провинциалки на приемных экзаменах в театральный институт.
У стола, прямо на полу, точнее – на расстеленной простыни, смирно лежали рядком два окоченевших трупа: даже в смерти разные, как голод и жажда, Хляст и Чек. Почти голые – кожа цвета застывшего бетона – только бедра из приличия обернуты марлей. От раскуроченого электрощита к вискам и запястьям почивших тянулись провода, заканчивающиеся крокодиловидными клемами. А еще у электрощита, как опустивший руку на штурвал капитан, стоял столбом, держась за рубильник, Максим Храпунов. Весь в белом – в наброшенном на плечи медицинском халате.
Валера – тоже босой и полуголый – с самым серьезным видом возложил каждому из усопших на грудь по мороженной куриной лапе, а в зубы воткнул по мороженному куриному сердцу. Остальное содержимое пакета с суповым набором осклизких потрохов парфюмерный художник разбросал по операционной.
– Готово! – дал отмашку он соратникам, – Алинка, теперь все дело за тобой! – И, подхватив эмалированную кювету, стал прыгать в африканском ритме по диаметру вокруг стола. Следя, чтобы не зацепить провода, прижимая к животу кювету и что есть мочи лупя по ней аптекарским пестиком. Эмаль отшелушивалась рыбьей лузгой. Бах-бах-бах!!!
– Ребята, а вдруг, ни фига не выйдет!? – хныкала, но продолжала трясти телесами Алина. Почему-то у нее получалась не разнузданная пляска жрицы вуду, а как бы прелюдия к стриптизу, карма виновата.
– Ну, давай же, сестренка! – заскрежетал зубами, подбадривая, Максим, – Поднажми! – и запел истово и яростно, и рожденные в кипящей слюне, будто Венера в пене морской, слова посыпались щелканьем бича:
– Встань пораньше! Встань пораньше! Встань пораньше! Только утро засияет у ворот!..[46]
Алина старалась. Алина выделывала руками и ногами немыслимые антраша. Алина царапала пальцами врывающийся в окна ночной мрак и падающий сверху электрический свет. Юбка развевалась стягом в конной лаве. Пятки лупили по столу, груди прыгали, словно баскетбольные мячи.
– Ты увидишь, ты услышишь, как веселый барабанщик! – подхватил песню беснующийся вокруг жрицы Валера, – В руки палочки кленовые берет!
Бах-бах-бах!!! – помогали пестик и кювета. – Ш-ш-ш! – трепыхались на ветру испачканные зеленкой и йодом полоски бумаги. Только весело никому не было. Вуду – их последний шанс выйти на исконное тело Богдухана раньше ИСАЯ и спросить с пристрастием, отравлен ли Храпунов заклятием «Пешка-Ферзь»? И куда делись три тонны Злаков Зодиака?
Алина полностью растворилась в неистовой пляске. Глаза закатились, и только бело-голубые бельма сверкали на всю операционную. С налившихся кровью губ в стороны полетели брызги слюны.
– Батарея... Огонь!!! – взревел Валера.
И Храпунов дернул рубильник.
Рядом с Максовой рукой в щите загромыхал майский гром, посыпались сухие колючие искры. Вспышка отразилась в стеклах распахнутого окна, в хромированных конструкциях над операционным столом, в склянках, запертых в медшкафу. Разряд помчался по проводам и шарахнул мертвецов, даже простынь вокруг почернела, благо, тлеть не начала. Полоски настриженной бумаги задрожали, словно листья пальмы под тропическим ливнем.
Какое-то мгновение казалось, что больше ничего и не случится. Что опыт провалился, и зря заговорщики ночью проникали в морг, выкрадывали павших слуг Богдухана, а потом волокли тяжеленные трупы сюда, в уже печально знакомую Валере операционную. Но нет.
Доселе безжизненный, как президент на долларе, первым зашевелился Хляст. Он, не сгибая протянутых ног, рывком сел и стал растопыренными суставами ощупывать пространство вокруг. С закрытыми глазами. Чуть погодя шевельнулся, а затем тоже сел и Чек.
– Чую, человеческим духом тянет, – на распев прогундел Хляст.
– Они живые! – как сумасшедший заорал суеверно не рискующий отпустить рубильник Максим, – Живые!!!
И его истошный крик вышвырнул Алину из транса. Тяжело дыша, истекая потом, пошатываясь на непослушных ногах, сестра Алина с удивлением обвела взглядом стены. С трудом вспомнила – кто она, где она и зачем она здесь. И по щекам девушки потекли слезы радости.
– Они живые! – возмутился выходец с того света Чек. – Живые!!!
– Назовитесь! – отставив греметь пестиком и кюветой, властно приказал Валера разупокоенным телам.
И отозвались они в соответствии с деяниями их:
– Заремба Аркадий Геннадьевич, – бесцветно зашевелил навсегда остывшими губами Хляст, – В армии надо мной подшутили, за хлястик шинели пристегнули к турникету в метро. С той поры и прилипла ко мне эта мерзкая кличка «Хлястик». С ней и помер. Погиб двадцать восьмого октября двухтысяче третьего от рождества Христова года при попытке сделать заказ на убийство.
– Чалкин Венедикт Архипович. Семьдесят первого года рождения, – забубнил в свою очередь Чек, – Я из тех, у кого в жизни ночей больше чем дней. После ПТУ забил болт на родной завод. Дружки вальяжные появились, и покатился я по наклонной к философскому разврату. Так и докатился до шестерения на Богдухана. Однажды с подельником решили бомбануть лоха, которому зачем-то понадобились Злаки Зодиака. Ясен пень, собирались втюхать не зелье, а сушеную ромашку. Отрепетировали. А лох оказался шизовый. Психанул. Началась драка. Мне трехкилограммовая банка «Нескафе» шарах по темечку – и поминай как звали.
– Эй вы, граждане, лишенные планов на будущее, где Богдухан прячет свое истинное тело!? – Сурово спросил Валерий, притормозив сжимаемые в руках, как марокасс и бубен, пестик и кювету.
– В Караганде! – зло бросил так и не размеживший век цвета гнилого яблока Чалкин Венедикт Архипович. Не то, чтобы он совсем не двигался. Нет, он совершал столько же минимальных движений, сколько и живец. Но пластика этих движений отличалась разительно, как отличается пластика гражданина, несущего полную кружку с пивом от стойки, от пластики персонажа, мнущегося за пивом в очереди.
– Заткнись, червивый, – цыкнул на младшего партнера Хляст, – Тебе по сроку смерти не положено лезть поперед батьки в пекло. А вам, господа хорошие, скажу: пусть я отправился в лучший мир, Богдухан стукача и под землей достанет. Поэтому делайте, что хотите, тайну я вам не открою!
– Где Богдухан прячет свое истинное тело? – во второй раз прозвучал вопрос Валерия. Голос страшный и всезажигающий, как камень Маргарит.
