Сигурд Хёль - Заколдованный круг

Двое мужчин вошли в конюшню, и лошади снова захрапели и зафыркали.

Втроем они подняли Мартина, положили в проходе и распрямили тело. Ховард закрыл Мартину глаза, остальные ждали.

Когда они вышли, Эдварт сделал шаг вперед. Лицо его было перекошено. Глядя безумным взором на Ховарда, он крикнул:

— Это ты убил Мартина! Я слышал, ты прихлопнул его!

Остальные стояли в нерешительности. От удивления Ховард не мог вымолвить и слова: они же стояли здесь и слышали — Буланый ударил Мартина так, что стены задрожали.

Но Эдварт снова закричал как бешеный, так что пена брызгала изо рта.

— Я слышал. Это ты его прихлопнул!

Должно быть, он слышал последний удар Буланого.

И остальные подхватили:

— Да, мы слыхали, ты его прихлопнул!

— Убивец! — заорал Эдварт.

Трое других, все больше распаляясь, вторили ему:

— Убивец! Убивец!

Ховард, опешив, смотрел то на одного, то на другого. Он не верил собственным ушам.

Гнедой, все это время спокойно стоявший поодаль, насторожился. Но вскоре принялся щипать траву.

Появилась служанка и, широко раскрыв от удивления рот, замерла на ступеньках крыльца. Когда они снова закричали «убивец», она заорала благим матом и скрылась в доме.

Ховард приготовился защищаться — сейчас можно ожидать чего угодно. Четверо против одного — достанется ему. Но произошло не то, чего он ожидал. Вдруг Эдварт завопил:

— Мы идем к ленсману!

Другие тут же подхватили:

— Да, да! Идем к ленсману!

В ту же минуту выскочила служанка с большим узлом в руке.

— Не останусь в доме убивца! — крикнула она и вышла вместе с хусманами со двора.

Ховард остался один.

Беспорядочные мысли теснились в его голове, но он и сам не знал, о чем думает. Он очнулся, почувствовав, как Гнедой трется мордой о его плечо.

— Верно, Гнедой. Сначала займемся тобой. И, думаю, мы пока не поведем тебя в конюшню.

Ховард напоил коня, расседлал и привязал за домом.

Потом отправился на кухню — надо было промыть раны Буланому.

На столе опустевшей кухни стояли остатки еды — каша, плоский хлеб к кислое молоко. Большой котел, висевший на вбитом в стену крюке, был наполнен теплой водой. Ховард снял котел с горящих углей, взял полотенца, намочил их, выжал и направился в конюшню.

Успокоившийся Буланый тихо заржал, когда он вошел. Кровь почти остановилась.

Ховард ласково заговорил с ним и осторожно промыл раны мокрым теплым полотенцем.

Похоже, что лошади это нравилось.

Потом он напоил обеих лошадей и дал им сена. А Буланому добавил несколько горстей овса.

Худшее позади. Буланый с жадностью набросился на овес. Подумав, Ховард и Старому Гнедому насыпал несколько пригоршней овса.

Конь тихо заржал и принялся жевать.

В конюшне воцарился покой, будто ничего страшного и не произошло.

В пяти локтях от лошадей лежал труп Мартина.

Ховард вспомнил: пора заняться и другим. Верно, коровы еще в хлеву, да и накормлены ли свиньи?

Он отправился в хлев. Мари лежала в своем закутке.

— Коровы подоены?

— Да. Служанка их напоила и дала им сена. Но свиней, кажись, еще не кормили.

Впрочем, он и сам догадался: из свинарника раздавалось недовольное хрюканье.

— Слыхала, что случилось, Мари?

— Слышала, почти все, — ответила Мари. — И думаю, почти все поняла.

— Мартин пытался изувечить Буланого — он дважды ударил его ножом, кровь еще хлестала, когда я вбежал. А Буланый разъярился, свалил перегородку и отшвырнул Мартина к стене.

— Слышала, — сказала Мари. — Плохо это.

Ховард не ответил.

— Ты ела, Мари? — спросил он.

Нет, она не ела.

— Каша, наверное, уже остыла, но, может, поешь? — предложил он.

Она поест. Ховард принес ей еду.

Коровы в пустом хлеву тосковали по сочной траве. Ховард выпустил их на выгон.

— Я скоро вернусь, — сказал он Мари, уходя.

Теперь надо было накормить свиней. Он подогрел воду с помоями, приготовил несколько ведер корма и вылил в большую лохань. На это ушло полчаса. Он радовался каждой прошедшей минуте. День этот будет долгим.

Что еще?

Он вспомнил, что надо накормить и напоить кур и приготовил им корм.

Не мешало бы и самому поесть, но есть не хотелось.

Он снова пришел к Мари.

— Ты сказала, что почти все слышала. Что же произошло до моего приезда? — спросил Ховард. — Когда я въезжал во двор, у конюшни стояли четверо хусманов. Мартин, как я потом понял, находился в конюшне. Двоих — Юна и Антона — с ними не было.

— Да? — удивилась Мари. — Мне показалось, я слышала голос Антона. Но до твоего приезда. Может, он увидел тебя на дороге и сбежал?

— Ты слышала о чем они говорили?

— Не все, но слышала, как спорили. Кто-то из них сказал: «Нет, это уж слишком!» — или что-то эдакое.

— Кажется, я представляю, как все было, — сказал Ховард. — Мартин вошел в конюшню. Буланый стоял в крайнем стойле, слева от двери. Чтобы ударить его ножом, Мартину надо было перейти на левую сторону, так, чтоб Буланый оказался между ним и дверью. Видно, Мартин был не в себе, если не сообразил, как это опасно. Когда Буланый разворотил перегородку, Мартин попытался выбежать, но не успел, и Буланый ударил его. Тут как раз я въехал во двор, услышал удар и грохот — это лошадь отбросила Мартина к стене.

— Я слыхала то же самое, — подтвердила Мари.

— Буланый раздавил ему грудную клетку. Он еще был в сознании, когда я вошел в конюшню. Посмотрел на меня, а говорить уж не мог. Изо рта хлынула кровь, и он умер, так ничего и не сказав. Да, худшей смерти не придумаешь. Он не мог дышать и захлебнулся кровью. Если б я только мог понять…

— Я ждала, что что-нибудь случится, — сказала Мари, — но мне и в голову не приходило такое, хотя… Вот если бы Керстаффер был дома и в полном здравии, то я бы подумала, что без него тут не обошлось. Но ведь у него плечо в лубке, да и лежит он далеко отсюда. За много миль. И, поговаривают, совсем плох.

Она задумалась и, тщательно подбирая слова, сказала:

— Кое-чего ты, Ховард, конечно, не знаешь. Этот Мартин, он два года хозяйничал здесь и все время заглядывался на Рённев. Бог знает, о чем уж он мечтал — может быть, и о хозяйке, и о хуторе. Он, верно, и тогда уже был не в своем уме, иначе бы понял, что он не муж для Рённев. А тут явился ты, взял и хутор и хозяйку, а он снова в хусманах. Видно, этого он перенести не смог. Я примечала, что он ходит сам не свой. Но чтоб он до такого дошел, ни в жисть бы не поверила. Резать живую лошадь… Буланый-то жив?

Ховард объяснил, что промыл раны теплой водой. Кровь почти остановилась.

— Свари-ка кашицу из подорожника и приложи. Хорошо помогает, если только нож не отравлен. Подорожник через день жар снимет и все пройдет.

— Ну, а другие хусманы? Они-то не хуже меня слышали, что произошло в конюшне. И все-таки… — Он присел у Мари в закутке и задумался. — Этого я никак не возьму в толк. И еще: как они согласились, чтобы Мартин зарезал лошадь, которая сроду ему ничего худого не сделала. Буланый всегда такой ласковый, сама знаешь.

— Это и я уразуметь не могу, — ответила Мари. — Да ведь они и сами об этом спорили. Похоже, кто-то из них считал, что это уж чересчур. Этот бедняга Тьёстьёль так и сказал.

Взгляд, который она бросила на Ховарда, говорил красноречивее всяких слов: ты неверно повел себя со своими хусманами.

Да, видно, так оно и есть. Только он не понимал, в чем его ошибка.

— Я сроду не желал им зла, — сказал он. — Правда, им казалось, будто я заставляю их слишком много работать. Я их не заставлял. Просто я сам работаю быстрее, чем они привыкли. И еще одно. Мы с Юном весной были в горах на пастбище…

И Ховард рассказал ей, как он тогда говорил Юну: если правильно вести хозяйство, то хусманы смогут удвоить свое жалование.

— Я-то думал — когда-нибудь через несколько лет! — продолжал он. — Да и знал, что о таких вещах надо советоваться и с другими хозяевами, иначе, не ровен час, обложат они меня и выгонят из селения, как зверя из берлоги. Мне бы держать язык за зубами до поры до времени. А мы с Юном пропустили стаканчик-другой, и так слово за слово… Все вышло по-дурацки. Юн передал наш разговор Амюнну, тот сказал другим, ну, те и решили, будто я хитрю, бросаю приманку, чтоб заставить их работать больше.

— Хусман не привык к благодеяниям, ты ведь знаешь, — сказала Мари, глядя на него старыми умными глазами. Улыбнувшись, она спросила: — Ты что же, и в самом деле собираешься прибавить хусманам плату?

— Собирался. Собирался при первой же возможности. Но после того, что случилось…

Мари поглядела на него с нежностью, как мать на младенца.

— Ховард, а ведь ты даже глупее, чем я думала! — сказала она.

Улыбнувшись она снова посмотрела куда-то вдаль.