Эрик Маккормак - Летучий голландец
За все это время он не задал ни одного вопроса – только громко давал указания. Когда Уилла наконец разместили на койке, маленький человек пробрался к настенному шкафчику с лекарствами и вынул оттуда что-то дезинфицирующее и бинты. После чего вполне профессионально промыл ногу Уилла и перевязал ее. Фроглик посадил Еву на деревянный – единственный – стул у стола и продезинфицировал царапины на ее руках.
– Этот остров называется Сокрушенная отмель, – сказал он наконец. – Это ММП – Морской Метеорологический Пост. Я слежу за маяком и записываю погоду и графики приливов и отливов в этой зоне.
Фроглик сходил в угол комнаты, служивший кухней, и приготовил кофе и бутерброды с консервированным мясом. Трое выживших жадно набросились на еду. Роуленд рассказал хозяину об их путешествии, о тумане, о странном подъеме и падении судна, о спасении на плоту.
Фроглик слушал с огромным интересом.
– Очень странно, – произнес он, когда Роуленд закончил. А потом рассказал, что накануне вечером он тоже наблюдал кое-что необычное. Он гулял по берегу с Робби около семи вечера, как раз перед заходом солнца. И где-то в морской дали вдруг услышал громкий рокот, какого раньше никогда не слыхал. Робби страшно испугался. Через несколько минут Фроглик увидел, что к берегу идет необыкновенно большая волна. На всякий случай он поднялся на высокие дюны. Волна пришла и ушла, море успокоилось. Он снова отправился на берег и увидел, что песок по всей длине выкрашен в желтоватый цвет, и на него выброшены тысячи рыб, умирающих или уже мертвых. И запах был тоже необычный – резкая вонь. – Следующий прилив смыл почти все следы, – сказал Фроглик. – Но запах перепутать было невозможно ни с чем – это сера. Думаю, ваш корабль попал прямо на подводный вулкан в момент извержения. Вы испытали на себе очень редкое явление в анналах метеорологии. Да, вам очень повезло. – Он сказал это с явной завистью.
Роуленду стало интересно, что же это за человек.
– Сколько вы здесь работаете? – спросил он.
– Семь лет, – сказал Фроглик. – Корабль привозит все необходимое четыре раза в год.
Роуленд осмотрелся. В домишке не было никаких предметов роскоши; и они уже выяснили, что удобствами служат соседние дюны.
– Вы ученый-отшельник, – сказал он. Похоже, Фроглик был польщен.
– Я здесь очень счастлив, – сказал он. – Но не беспокойтесь, вам не придется ждать здесь долго. Ведь корабль снабжения должен прибыть уже завтра. Он отвезет вас в Галифакс.
Когда стемнело, Фроглик зажег керосиновую лампу, висевшую на потолке, и снова продезинфицировал раны. Уилл сказал, что он чувствует себя намного лучше, и уступил койку Еве. Ее царапины воспалились, и она морщилась, когда Фроглик осторожно промывал их.
После этого Фроглик отправился проверить маяк. Вернувшись, он добавил в печку дров, а потом вынул бутылку бренди из шкафа в углу и налил понемногу каждому в жестяные кружки. Сел у стены, рядом с Роулендом и Уиллом, и рассказал им о своих метеорологических обязанностях на острове: главная – ежегодный отчет о погодных аномалиях и других природных феноменах, заслуживающих особого внимания.
– Это извержение вызовет огромный интерес в Центре Управления, – сказал он.
Ночной ветер мрачно завывал за окнами. Робби сидел у ног хозяина и время от времени скулил в ответ, потому что порой звук этот был настолько выразительным и осмысленным, что казалось – вот-вот удастся разобрать слова. «Будто печальный зов моряков, погибших в этих морях», – подумал Роуленд.
Если не считать Фроглика, компания была необщительной. Может, виной тому было бренди, но Роуленд внезапно оцепенел от усталости и почти не слушал. Уилл откинул голову назад и дремал, прислонившись к стене. Ева немного полежала, глядя в потолок, а потом закрыла глаза и вскоре заснула. Около девяти вечера Фроглик достал одеяла и погасил лампу.
На следующее утро Роуленд проснулся и вышел на прогулку. Небо покрывали тучи и дул очень сильный ветер. От грохота волн земля у него под ногами дрожала так, что казалось, остров не сильно отличается от корабля. Когда Роуленд вернулся в хижину, Фроглик уже промыл раны Евы и Уилла и приготовил кофе и бутерброды.
– Корабль будет здесь около полудня.
Ева лежала в кровати и тихо разговаривала с Уиллом. Через несколько минут она со слезами на глазах подошла к Роуленду.
– Я хочу поговорить с тобой, – сказала она. – На улице.
Роуленд вышел вместе с ней из домика. Она плотно закрыла за ними дверь и заговорила. Роуленд не мог не заметить, как она красива в утреннем свете, хотя на глазах у нее были слезы, а губы дрожали.
– Ты поплывешь на этом корабле? – спросила она.
– Конечно, – ответил он. – Мы ведь не хотим застрять здесь еще на три месяца, правда?
Она взяла его за руку и очень пристально посмотрела ему в глаза.
– Ты мне нравишься, Роуленд, – сказала она. – Ты знаешь об этом?
Он не совсем понял, к чему она клонит.
– Ты мне тоже нравишься, Ева, – ответил он.
– Тогда почему бы тебе не остаться здесь? – спросила она с отчаянием в голосе.
– Остаться здесь? – повторил он. – Почему надо здесь оставаться?
– Я не сяду на этот корабль, – сказала она. – И ни на какой другой тоже. Я поклялась, что если доберусь до твердой земли, никогда ее не покину.
– Тогда почему ты не попросишь остаться Уилла? – спросил Роуленд. – Ты же знаешь, что тебе по-настоящему нравится он, а не я.
– Я уже просила его, – сказала она. – Он не хочет. Говорит, что это место слишком напоминает ему о родине, и он здесь не будет счастлив.
Роуленд был тронут; его даже не очень озадачило ее признание, что он для нее – избранник номер два.
– Тогда почему тебе не поехать с ним? – спросил он. – Куда бы Уилл ни поехал, вы будете счастливы вдвоем.
Ева покачала головой.
– Никогда! – ответила она. – Я не выдержу еще одного плавания.
– Даже ради любви? – спросил Роуленд.
– Даже ради любви, – ответила Ева. Она глубоко вздохнула и пошла обратно в дом; Роуленд последовал за ней.
Робби кинулся здороваться с Евой и восторженно завилял хвостом. Уилл наблюдал с койки, как она подошла к Герберту Фроглику, который сидел на корточках на полу и пил кофе из помятой жестяной кружки.
– Фроглик, – начала она.
– Да? – ответил он. Фроглик очень смущался, когда Ева с ним заговаривала.
– Я остаюсь здесь, – сказала она напряженно, словно ожидала, что он будет спорить. – Ты понимаешь, что я имею в виду? Я не поплыву на этом корабле.
Фроглик ничего не сказал, поэтому Ева продолжила.
– Я остаюсь здесь, – сказала она. – Я могу наводить порядок. Я умею готовить. На этом острове наверняка полно животных – птиц, грызунов и еще кого-нибудь. Я хочу и о них тоже все узнать.
Фроглик опять ничего не сказал, и тогда она поменяла тактику.
– Ты не против, если я останусь? – Ева спросила это иначе – мягко упрашивая; так она говорила бы с робким упирающимся животным.
– Нет, – ответил он, на этот раз спокойно. – Я совсем не против.
Она улыбнулась и посмотрела на него очень ласково; Роуленд никогда не видел, чтобы она смотрела так на кого-нибудь, даже на Уилла. Возможно, свидетелями этого чуда бывали только ее звери.
Все улыбались. Уилл, лежавший на кровати, Фроглик и Ева. Роуленд тоже не мог сдержать улыбки. Глядя на Еву, на раскрывшуюся в ней нежность, он почувствовал, что почти завидует Фроглику.
В тот же день спасительный корабль пришел и встал на якорь в нескольких сотнях ярдов от берега. На землю выгрузили необходимые припасы; Ева дала письменные показания о том, как затонуло «Потерянное счастье». Потом обоих мужчин переправили на корабль. Уилла проводили в каюту, а Роуленд остался на палубе. Когда корабль отчалил, Герберт Фроглик и Ева Соррентино все еще стояли на берегу и смотрели. Она была не очень высокой, но все равно оказалась на голову выше Фроглика. Они какое-то время махали кораблю, а потом развернулись и вместе с Робби пошли к домику.
Роуленд задумался, что с ними будет дальше. Он знал, что самые невероятные на первый взгляд союзы часто процветают, в то время как внешне многообещающие часто таят в себе какую-нибудь червоточину, что пагубно сказывается на их долговечности. Роуленд смотрел, как Ева и Фроглик исчезают за дюнами, зная, что он вряд ли увидит их когда-нибудь снова или хотя бы узнает, какое продолжение будет у их истории. Чтобы узнавать, чем кончаются истории, человеку необходимо пускать корни, оставаться где-то надолго, если нужно – даже на всю жизнь. Роуленд был уверен, что ему суждено узнать конец только одной истории – его собственной.
13
В больнице Камберлоо было относительно тихо – как обычно в больницах, – когда Томас Вандерлинден рассказывал мне о встрече Роуленда и Уилла, о гибели «Потерянного счастья» и о том, как они спаслись. Меня захватила его история. Теперь, когда он взял кислородную маску и сделал несколько глубоких вдохов, реальность навалилась на меня всеми типичными для больницы звуками, доносившимися из коридора.
