Александр Саркисов - Гонобобель (сборник)
– Вера! Вера, ты что, оглохла?!
На кухне появилась уставшая от жизни женщина в халате, шерстяных носках домашней вязки и с тюрбаном на голове.
– Ну что тебе, ирод, еще нужно?
– Дай чего-нибудь зажевать, видишь, это последняя? Допью, и все.
Он неуверенно пьяно мотнул головой, давая понять, что больше пить он не намерен и она просто обязана ему верить. Жена достала из полупустого холодильника банку, на дне которой одиноко зимовал огурец, и демонстративно стукнула ею по столу.
– Дура!
– Неудачник!
Короткий диалог как нельзя точно описывал отношения супругов, зашедшие в организационно-социальный тупик. А все от предчувствия скорого безденежья.
После службы Мурмашов пробовал устроиться на работу, как он говаривал, «встать на денежное довольствие», но везде это предполагало некую конкретную работу, а он от нее давно отвык. Серега был убежден, что он свое Родине отдал и теперь если она мать, то должна о нем позаботиться. Первое время жена пыталась его поддерживать, но, как известно, чем дольше фуражку носишь, тем больше появляется амбиций, а талантов остается все меньше.
– Сереженька, не беспокойся, у нас хоть сбережений нет, а я все ж работаю, да и тебе пенсию вдвое подняли, переживем.
По поводу пенсии Мурмашов сразу расставил все точки.
– Не понял? При чем здесь ты и моя пенсия? Это государство возвращает мне долг за двадцать семь лет безупречной службы!
Долго он мучился в поисках работы, пока не вступил в секту «свидетелей фейсконтроля». Пройдя собеседование, он был принят охранником в торговый центр «Хризолит». Сереге выдали форму и должностную инструкцию, ощутив себя в своей тарелке, он приступил к обязанностям, честно исполняя их сутки через трое. Заметив его усердие и прилежание, начальство назначило Серегу начальником смены. Не прошло и года, как он сделал завидную карьеру и возглавил службу охраны всего «Хризолита» с соответствующей зарплатой. Жизнь налаживалась, он активно внедрял опыт, полученный во время службы. Было, конечно, нелегко, посетители никак не желали ходить строем, но в конце концов ему удалось навести почти уставной порядок. В итоге порядок в торговом центре был, а торговли не было. В руководстве «Хризолита» нашелся кто-то умный и связал убытки центра с бурной деятельностью Мурмашова. Итог был закономерным, Сереге поставили ультиматум – или уходишь по-тихому сам, или со скандалом, но уже с волчьим билетом. На раздумье дали три дня, тут и начались его кухонные переживания, в общем, беда.
На столе стояла литровая банка с огурцом-сиротой и рюмка с водкой. Серега рассматривал большой палец правой ноги и пытался думать: «До чего же жизнь несправедливая штука, и огурец только один, ну ничего зато рассола много». Он отчаянно опрокинул в широко раскрытый рот водку, резко выдохнул и, три раза мощно дернув кадыком, осушил банку. Огурчиком хрустел не торопясь: «Нужно друзей собрать посоветоваться, может, чего и подскажут. Верка не в счет, этой лахудре мои душевные переживания пофиг, ей главное, чтоб все в дом. Когда икрой на Камчатке объедалась, уже и не вспоминает, вся в тещу-покойницу, прости Господи».
Серега медленно поднялся и прошел в ванную комнату. Оперевшись руками на раковину, он уставился в зеркало. Оттуда на него с укоризной смотрела унылая, небритая рожа незнакомого человека.
– Все, пора завязывать.
Пошатываясь, добрался до спальни и рухнул на кровать. Жена демонстративно сгребла одеяло с подушкой и ушла спать в гостиную.
Рано утром Мурмашов вскочил, как на подъем флага, помахал руками, поприседал и двинул в ванную. Отчаянно матерясь, он героически терпел ледяной душ. Растеревшись до красноты большим махровым полотенцем, он брился и рассматривал себя в зеркало: «А что, еще ничего, еще в подоле могу принести». Сбрызнув лицо одеколоном, Серега взялся за телефон. Сначала набрал Петьку Ильяшевича, тот рано ушел со службы и довольно успешно крутился в бизнесе.
– Здоров, Петро.
– Привет, куда пропал?
– Да так, проблемы, посоветоваться нужно.
– Ты же знаешь, чем смогу. Где и когда?
– Давай в центре, часиков в девятнадцать, в «Трактире на Селезневке».
Вторым набрал Володю Смагина, этот работал в префектуре и дружил с теми, кто ничего не просит. Помощи от него ждать не приходилось, но ситуацию с увольнением мог и разъяснить.
– Володя, добрый день. Сегодня встречаемся тесным коллективом, ты подойдешь?
– Окей, постараюсь вырваться.
Мурмашов долго думал, звонить ли Степе Милонову. Со Степой было не все так просто, закончив службу, он неожиданно для всех окунулся в религию, и теперь двадцать пять календарных лет, проведенных в районах Крайнего Севера, он не считал вычеркнутыми из жизни, теперь он понимал, что это Бог послал ему такое испытание. Ну, уверовал человек, и слава Богу, но Милонов стал членом Союза православных хоругвеносцев и положил остаток жизни на борьбу с меньшинствами, как национальными, так и сексуальными. И при встречах после третьей рюмки эта тема становилась главной. Все взвесив, Сергей все же решил Степу позвать, чем черт не шутит, может, православные чем подсобят.
– Степа, дорогой, сто лет тебя не видел. Как дела?
– Слава Богу.
– Слушай, сегодня вечером встречаемся тесным коллективом, приходи, пообщаемся.
– С удовольствием, только я до восемнадцати часов буду занят, читаю лекцию в Хамовническом УВД – «Гомосексуализм как разрушитель вертикали власти».
– Успеешь, сбор в девятнадцать в «Трактире на Селезневке».
Когда Мурмашов собирался выйти из дому, из комнаты выглянула жена.
– А куда это мы намылились?
– У меня встреча, по делу.
– Какому такому делу? Тебя, дурака, с работы поперли, дома скоро жрать будет нечего, а ты пенсию пропивать?!
– Прекрати, это как раз насчет работы.
– Вот паразит, да чтоб ты сгинул, отплакалась бы один раз да зажила б по-человечески…
Не дослушав добрых пожеланий жены, перечень которых был ему прекрасно известен, Серега быстро зашел в лифт.
За пять минут до назначенного срока он топтался у входа в трактир. Следом за ним подошел Милонов, на левом рукаве его пальто красовалась повязка черно-желто-белого державного цвета. Он обнял Серегу и троекратно лобызнул.
– Ну здравствуй. А чего мы у входа толкаемся, давай ребят внутри дождемся.
Они выбрали столик в дальнем правом углу небольшого помещения, повесили верхнюю одежду на вешалку, сиротливо стоящую рядом со столиком, и расселись. В дверь заглянул Ильяшевич, Мурмашов помахал ему рукой:
– Петя, мы здесь!
Позже всех пришел Володя Смагин, всем своим видом давая понять, что очень занят, но для старых училищных друзей время выкроил. Подошел молоденький официант и положил на стол меню.
– Заказывать сразу будете?
Милонов взял инициативу в свои руки.
– Надеюсь, в меню ни плова, ни мацы? Значится, так, нам литровую водочки и четыре порции селедочки по-домашнему, и быстренько. Остальное потом.
Официант испарился исполнять заказ. Ильяшевич легонько хлопнул Мурмашова по спине:
– Серега, ты суть проблемы изложи, пока гулять не начали.
Мурмашов рассказал все как есть и с горечью подытожил:
– А главное, я ж как лучше хотел, а они взашей и еще пугают.
– Володя, что скажешь? Ты у нас большой чиновник, наведи резкость.
Устало прикрыв веки, Смагин ответил:
– Да, ситуация непростая, и в Москве непростая, и в России в целом.
Годы, проведенные на госслужбе, приучили его говорить непонятно, с полунамеками, а главное, многозначительно.
Появился официант и ловко расставил на столе приборы, закуску и бутылку водки. Порезанная на кружки холодная вареная картошка, похожая на обмылки, кусочки селедки, щедро засыпанные луком, и не первой свежести хлеб, порезанный треугольниками. Милонов взял запотевшую бутылку «Русского стандарта» и отработанным круговым движением наполнил рюмки с точностью до карата. На бутылке остался подтаявший отпечаток его пятерни.
Выпили, похрустели лучком. Степа отер губы ладонью.
– Щимят торгаши православных – факт. Не дает гомосятина жить нормальному человеку.
– А может, тебе какой бизнес замутить?
– Петя, где я, а где бизнес? Думай, что говоришь.
Выпили по второй, диалог начал налаживаться и приобретать нотки конструктива. После третьей со Смагина начал сходить чиновничий защитный слой.
– Ты вот что, ты в суд обратись, они этого дела боятся, уж я это точно знаю.
– Володя, ну какой на фиг суд?
Совещались долго, предложений было много, но они по разным причинам были отвергнуты. Наконец, когда уже вторая бутылка была допита, а закуска просто не лезла в рот, Степа Милонов с выражением на лице «была не была» вытащил туза из рукава.
– Серега, ты должен объявить, что ты гей! Хрен кто тебя тронет! Ответственно заявляю.
