Александр Закладной - Там, где наши сердца

Денис молчал.

– Пока не поздно, забирай ее, и уходите. Чем раньше, тем лучше.

– Ладно. Я, наверное… – начал Денис и вдруг закричал, меняясь в лице: – Андрей, посмотри!

Я быстро обернулся и в ужасе увидел, что Катя стоит на подоконнике раскрытого окна.

Прежде чем я успел что-то подумать, Шольц уже оттолкнул меня и бросился на кухню. Словно сквозь какую-то пелену я увидел, как он одним рывком снял девушку с окна, и она, повиснув у него на плече, затряслась в рыданиях. На кухню прибежали Бар, Глайзер и все остальные.

Я опустился на пол и, сев на коврик возле стены, закурил.

Все стояли молча, притих даже Бельмуд. Широко открытыми глазами смотрела на всех Аня.

– Лучше бы ты прыгнула, – в сердцах сказал Глайзер, – никто горевать не будет.

– Хватит! – резко воскликнула Оля. – Уходи, Катя, уходи. А ты, Максим, замолчи хоть на минуту!

Глайзер сплюнул и вернулся в комнату.

– Я уйду, – глухо произнесла Катя. – Андрей, проводи меня.

Я чуть не поперхнулся. Прежде никакой симпатии она мне не выказывала.

Мы вышли на площадку, и я решил довести ее до дома. Возле меня оставался лишь Шольц.

– Знаешь, Денис, – сказал я ему. – Ты действительно тоже уходи. Нечего Ане здесь делать! А я позже, вечерком, зайду к тебе, хорошо?

Шольц кивнул. Я пожал ему руку. Он внимательно посмотрел на меня своими странными синими глазами и закрыл дверь. Больше я его никогда не видел.

Меня теперь часто, особенно ночами, мучает вина за то, что я не остался в тот злосчастный вечер у Глеба. Если бы я знал, как все обернется… если бы я тогда знал…

Доведя Катю до ее дома, я сухо сказал:

– До свидания. Не делай глупостей, все наладится.

Катя судорожно схватила меня за руку:

– Андрей, не уходи. Останься со мной. Останься!

– Нет, – поспешно сказал я, – меня ждут. Надо идти.

– Останься, – прошептала она, прижавшись ко мне, – прошу тебя.

Ее слезы мочили мою рубашку, и, ругая себя за слабость, я понял, что останусь.

– Хорошо. Но ненадолго.

Мы вошли в дом, и почти сразу же отключили электричество.

– У нас это часто бывает, – произнесла Катя, вытирая слезы. – Ничего, пока еще светло.

Я впервые попал к ней домой. Комнаты были обставлены обычной советской мебелью, на стенах, скорее для приличия, – несколько дешевых картин. Лишь в ее комнате стенки были обклеены постерами, и это несколько разряжало угрюмое впечатление.

Я присел на стул. На тумбочке, возле меня, стояла початая бутылка хорошего армянского коньяка. Перехватив мой взгляд, Катя равнодушно произнесла:

– Отец оставил. Если хочешь, можем выпить.

– Не хочу.

Катя тряхнула головой.

– Ладно, брось. Допьем.

Стало смеркаться. Коньяк был выпит, и меня терзало желание поскорее уйти отсюда.

Я зашевелился, намереваясь встать, но Катя, закуривая новую сигарету, внезапно сказала:

– Ты ведь тоже считаешь меня тварью. Хочешь уйти.

– Мне пора, – кивнул я, не желая втягиваться в скользкий разговор.

Катя пьяно посмотрела на меня, крутя в руках пепельницу.

– А хочешь, расскажу, что здесь произошло?

– Да, – выдохнул я. Пожалуй, остальные дела подождут.

Катя начала рассказывать. Тот злосчастный день словно ожил перед моими глазами, и, слушая циничный рассказ Кати, я краснел от гнева.

– Как ты могла сделать такое?! – вскричал я, когда она закончила.

Злоба переполнила меня, и я стал материться.

А Катя усмехнулась, барабаня пальцами по столу.

– Да, я тварь. Но я совершенно не хотела этой смерти, Андрей, поверь мне! В чем меня можно обвинить? В том, что я не смогла забыть то, что он делал со мной?!

От гнева я не смог вымолвить ни слова.

– Почему? – наконец выдавил я. – Зачем такая месть? Не давала покоя беременность?!

Катя удивленно подняла брови.

– Он тебе рассказал?

– Нет. Кирилл считал, что это великая тайна. Я узнал совершенно случайно, а вообще тебе не все ли равно?

– Ты думаешь, что молоденькой девочке было интересно узнать, что такое аборт? – жестко спросила она. – В семнадцать лет? И идя по больничному коридору, осознать, кем на самом деле был Кирилл? Какой сволочью?

Я молчал, кусая губы.

– Он умер для меня еще тогда, год назад. А потом, в июле, Кирилл и его дружки меня изнасиловали.

– Что?? – презрительно спросил я. – Изнасиловали?

– Изнасиловали, – спокойно сказала Катя, глядя мне в глаза, и я ей поверил. – Кирилл, Сергей и Богдан, Бой. Ты их знал.

Действительно, я их знал. Богдан по кличке Бой и его дружок Серега – молодые наркоманы, с которыми некоторое время общался и Омар, сам подсевший на иглу. Сейчас Бой куда-то исчез, а его дружок попался на краже и сел.

– Знаю.

– Отец был в командировке, и Кирилл пришел ко мне со своими друзьями. Зачем, уже не помню. А я, глупая дура, впустила их, несмотря на то, что все были пьяными. Мне тогда казалось, что Кирилл не посмеет больше меня обидеть. Только потом, утром, я узнала, что он проиграл мое тело в карты.

Я встал, затем сел. Рассказ Кати не укладывался в голове, и я закурил сигарету. Потом хрипло сказал:

– Как это? Продолжай.

– Ну как, – медленно произнесла Катя. – Они были пьяными, играли в карты. Кто проигрывает, приводит шлюху. Проиграл Кирилл и вспомнил про меня. Есть, мол, одна телка, которую можно трахнуть.

Да. Да! Я хорошо помнил тогдашнее отношение к ней Кирилла. Не девушка, а просто доступное влагалище.

– И что было дальше?

– Дальше? Насиловали меня все втроем, по очереди, потом еще раз. А самое главное – Кирилл так и не понял, что он сделал. Так как он считал меня девушкой на ночь, то был твердо уверен, что я получила большое удовольствие. Групповой секс. То, что надо.

Я впал в такую прострацию, что сломал сигарету. Теперь я был уверен в правдивости ее слов – слишком хорошо знал Кирилла. Хотя, оказывается, совсем не знал. Только теперь все стало на свои места, но я никак не мог привести в порядок свои мысли.

В молчании просидев несколько минут, я поднялся.

– Я пойду, Катя. Извини, но я пойду. Мне надо переварить все это. Я пойду.

На этот раз она меня не удерживала.

– Завтра я к тебе зайду, – пообещал я. – Поговорим.

– Как хочешь.

Я ушел и, идя по темной, без электричества, улице, поклялся, что больше никто об этом не узнает. В голове был полный беспорядок, и я никак не мог понять, каким циничным и самоуверенным должен был быть Кирилл, чтобы через год называть ее ласковыми именами и делать вид, что ничего не произошло.

Во двор я вернулся в девять часов вечера. Около его подъезда стояла «скорая помощь», и мое сердце ушло в пятки – я шестым чувством понял, что с моими друзьями что-то случилось. И оказался прав.

Из подъезда вышли санитары, поддерживая кого-то под руки. Сзади виднелись тревожные лица Глеба и Стаса. Потом спустились Леша и Илья. Одни. Без Шольца.

В тот момент я совсем забыл про существование Глайзера.

– Что с Шольцем? – спросил я.

– С Глайзером, – угрюмо ответил Глеб. – Сотрясение мозга.

Стыдно признаться, но у меня отлегло от сердца. В последнее время Денис стал значить для меня гораздо больше остальных моих друзей, в том числе и Глайзера.

– А где Шольц?

– Ушел. Это он ударил Макса. А тот стукнулся головой об стол.

Я не поверил своим ушам.

– Это сделал Шольц?!!

– Да, – хмуро бросил Бар. – Глайзер был не прав, он обидел эту глухонемую, подругу Шольца, Аню.

– Но где же он сейчас? – закричал я. – Что произошло?

– Потом, Андрей, – отмахнулся Глеб. – Потом.

Леша и Бар залезли в «скорую», и она рванулась в ночь. Швед со Стасом присели на скамейку. Где-то далеко, постепенно удаляясь, послышался вой сирен.

Совсем некстати во дворе появилась Лилит. Я подошел к ней.

– Ну как, милый? – спросила она. – Все закончилось?

– Да, – сказал я. – Все нормально. Посидели и разошлись.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

2 сентября 1999 года, четверг

РАССКАЗЫВАЕТ ДЕНИС АКСЕНОВ (ШОЛЬЦ)

Солнце ударило мне в лицо, вмешалось в мой запутанный сон, и я открыл глаза. Сквозь толщу листьев пробивались лучи, освещая меня, Тэлу и сопящего Змея.

Я зашевелился и разбудил Машу, которая спала, уткнувшись в мою грудь. Котенок, каким-то образом выбравшийся из рюкзака, сидел рядом и умывался.

– Что, уже утро? – сонно спросила Тэла.

– Похоже, часов одиннадцать, – сказал я, посмотрев на солнце. – Видишь, как жарко.

Тэла зевнула и, оглядевшись, бросила:

– Красиво здесь.

Вокруг нас и до самого горизонта простирались поля, щебетали птицы, летая в ясном, без одного облака, голубом небе, а где-то далеко-далеко, на холме, медленно ползли два трактора.

– Очень красиво, – тихо произнес я. – Вот здесь бы жить.

– Угу, – подтвердила Маша и начала тормошить Змея: – Вставай, хватит спать. Посмотри на эту красоту.

Змей, открыв заспанные глаза, хмуро пробормотал:

– Который час?

– Одиннадцать, – сказал я. – Поднимайся, надо собираться.