Дуровъ - Все схвачено
А теперь-то, пожалуй, и решил. Ну, для вящего спокойствия добавим: почти решил…
– Вы правы, – сказал Легат Стратегу. – Что хорошо просчитано, то хорошо укладывается в схему. А схема у нас с вами одна. Я, пожалуй, возьму свои слова обратно и, в свою очередь, спрошу вас. Можно?
Стратег, как ни странно, выглядел вполне благодушно. Легатовский порыв он отнес на его излишнюю интеллигентность и, следовательно, неуверенность в результате. Но интеллигентность интеллигентностью, а этот Легат сам с собой поговорил и сам себя уговорил. Давно бы так.
– Вам все можно, – сообщил он Легату.
– Государственный интерес я теперь понял до конца. Вопросов нет. Вернемся к вашему интересу. Вы начали, так продолжайте. Я весь – одно большое ухо.
Стратег встал и подошел к окну. Долго – во всяком случае, Легату так показалось – смотрел на площадь, на хороший магазин «Детский праздник», на отличный памятник Другу Детей, который спустя двадцать с копейками лет очередной революционный порыв снесет с постамента и оставит красивую и бескрайнюю площадь без пупка, если по-простому.
Революционный порыв – это всегда беспощадно, но чаще всего очень бессмысленно, пардон за скрытую цитату.
Легат знал, что видел Стратег, и житейски завидовал ему. Из его-то, легатовских, окон в Службе был виден частично внутренний двор, но большей частью – листового железа крыша какой-то пристройки. Кстати, и у Командира вид из окон был вообще – зашибись: золотые купола соборов, приземистая Большая Пушка, немыслимой величины Колокол с отломанным краем и – народ, народ, народ.
Чего здесь, сегодня в Крепости фиг увидишь. В смысле – народ…
– Вот что. – Стратег повернулся к Легату, и решимости в его взгляде и голосе было – на пятерых. Или сыграл. Тогда – тоже неплохо. – Государственный интерес – государственным интересом. Это святое. Сами понимаете. Мой интерес… – он обвел рукой свои казенные апартаменты, – расширить эти стены…
Во выдал!
– В смысле снести? – не сдержался Легат, но тут же понял, что с фанатиками надо вести себя ласково и вежливо, а то выхватит из кармана пистолет Макарова и – «пуля-дура прошла меж глаз…», поэтому немедля продолжил: – Я скверно пошутил, простите. Я понял вас. Можно я опережу вас и сформулирую мое, скажем так, домашнее сочинение на свободную тему… – и, не дожидаясь согласия, погнал вперед. Чего-чего, а это он умел. Тем более что и впрямь понял собеседника, отлично понял. И его невысказанные, но очевидные намерения играли на руку Легату. – Вам здесь тесно. Естественно, не в кабинете, а в рамках ваших сегодняшних полномочий. Для того чтобы рамки расширить, нужна – в вашем ли, в моем ли понимании… – информация. Та, которой будете владеть только вы. Но, учитывая некую ограниченность ваших нынешних полномочий, эта информация должна быть для вас исполнимой. Или иначе: осуществимой. Вашими ли возможностями или возможностями тех людей, которые… давайте скажем помягче… согласятся с вашими решениями. Я прав?
Стратег смотрел на Легата с явно читаемым уважением. Мол, по тоннелям на пузе лазит, а ведь не дурак, нет, дураков в их тамошней Службе, похоже, не держат. Или этот вообще – особенный? Но, по-любому, мне с ним повезло…
Все это Легат легко прочел и прочитанное ему не понравилось.
Ну и что с того, что не понравилось? Как там у популярного поэта-певца, который здесь пока еще не стал популярным? Гулять так гулять, стрелять так стрелять… А у нас – играть так играть. Из того же ряда. А ставка, говоря высокопарно, – жизнь. Его, Стратега, хорошая жизнь. Или очень хорошая, что лучше. А у Легата ставка иная – побыстрее и половчее закрыть эту лавочку. Если ее вообще можно закрыть…
– Вот что, – осторожно начал Легат, – я полагаю, что смогу помочь вам. Информацией – если она будет. И будет той, что полезна, уж извините, не только вам, но и мне. Под собой я имею в виду не лично себя, а свое настоящее. Или ваше будущее, хотя, извините за прямоту, вы вряд ли до него доживете. То будущее, что существует и вполне прилично себя чувствует за сорок лет отсюда. Мне его ломать не в жилу. И даже мысли у меня такой нет. Так что условие первое нашего устного договора… Или вы хотите письменный?
Чего ж в дурака не сыграть!..
– Упаси боже! – старорежимно открестился от вопроса Стратег. – Мой кабинет не прослушивается…
– Уверены?
– На все сто!
– Я о вашей Конторе вообще-то куда больше страшилок знаю. И представьте, верю им. А одна из страшилок гласит: вас слушают везде. Даже если в сортире орлом на унитазе сидите.
Стратег засмеялся.
Легат счел, что смех не наигран, а вполне естественный. Или действительно самое большое начальство не слушают, или Стратег – наивный романтик народной безопасности. Первое или второе, а выхода нет. Эзопов язык никто не отменял, просто знающих и понимающих его стало чересчур много. Ну и хрен с ними. Над Стратегом, судя по всему, только Очкарик, а что говорить Очкарику, Легат уже знал. Высчитал. Не исключено – с ошибками.
Что ж, его беда! Никогда не увлекался устным счетом в применении к Конторе…
– Итак, условие первое, – начал Легат. – Я получаю от вас ту информацию, которую потребую. И не объясняю, зачем она мне, а вы не спрашиваете. Ремарка к месту: мне некому здесь продать эту информацию – раз, два – я больше всего на свете хочу вернуться домой и забыть всё и всех, включая вас, коллега… – подчеркнул последнее слово, но Стратег и глазом не моргнул.
А зачем? Он сам себе коллегу выбрал – в лице Легата. Хотя, если честно, иного выбора не было.
Старина Гумбольдт мог бы стать информатором для Стратега, но откуда у старины Гумбольдта информация о том, почему и зачем именно так будет через сорок лет и в течение сорока лет? Почему и зачем?..
Из книг? Из газет? Из телевизора?..
На основании этих источников даже аналитики-любители не работают: всем инсайд нужен. А Легат инсайд имеет – в определенной мере, конечно, но для задуманного – выше крыши.
Другое дело, что условие про информацию Легат придумал до кучи. Наверняка существует какая-то отработанная схема обмена информацией между этим временем и временем Легата. Причем все бонусы – на стороне его времени: чтоб все знать, не надо ползать на пузе по тоннелю, достаточно войти ногами в архивы. Которые, конечно, малость поредели после революционного бардака бездумных девяностых, но все же сохранились в основе.
Но Легат сейчас мыслил шкурно. Чтоб ухитриться и порвать ниточку (или обрушить мосты, если хотите…) между временем Бровастого и временем Верховного и Премьера, нужно, увы, время и, как ни иронизируй сам над собой, знания об этом периоде очень пригодятся…
– Принято, – сказал Стратег.
– Условие второе. Вы можете контролировать мои перемещения отсюда туда… – Он показал пальцем – откуда куда. Получилось: от окна на площадь к стене с портретом Бровастого. Никаких аллюзий, чистая случайность! – Но я не докладываю ни вам, ни вашему шефу… тут уж ваша забота, как меня прикрыть… об этих перемещениях. Поверьте на слово, удовольствия от хождения… вернее, ползания туда-сюда я не получаю. Есть необходимость – иду…
– Принято, – сказал Стратег.
Он сейчас на все соглашался, что не исключало в дальнейшем коварства и козней с его стороны. Согласие человека Конторы – это вам не парафированный высоко-договаривающимися сторонами Документ о мире во всем мире. И там-то, то есть во всем мире, его нарушают безбожно, а здесь…
Но у Легата, ни на грош не верящему Стратегу, иного выбора не было.
Как там мама покойница говорила маленькому Легату, когда он божился честным пионерским по какому-нибудь фиговенькому поводу? Верю, верю всякому зверю, говорила мама, а тебе, ежу, погожу…
В принципе логично. Но и с ежом управиться можно…
– Условие третье и последнее. Информацию, которую я буду приносить лично вам, я же стану и анализировать для вас, в пользу ваших планов. Если вы что-то не примете, не поймете, захотите перепроверить – готов обсуждать и отстаивать предложенную мной версию. Если вы начнете действовать самостоятельно – я отстраняюсь, увольте. Тем более что обсуждаемое – абсолютно приватный проект, не имеющий к общему делу прямого отношения… Вы, конечно, можете не согласиться со мной, вы даже можете устроить так, чтобы где-то в районе Дороголюбова меня переехал асфальтоукладчик, но вряд ли это в ваших личных и, все-таки верю, в ваших государственных интересах…
– Не считайте меня идиотом, – вроде даже обиженно сказал Стратег. – Я приставлю к вам охрану, она станет следить за транспортной ситуацией, особо выделяя дорожные машины и механизмы… Короче, третье тоже принято. Есть еще пункты?
– Последний. О нашем… скажем так, соглашении… никто знать не должен. Особенно – Очкарик.
– А вот за идиота держать меня не надо, – с хорошо слышимым раздражением сказал Стратег. – Хватило и асфальтоукладчика.
– Тогда будем считать, что все подписано и… как там?.. парафировано участниками переговоров. Финита!
